Дома почти ничего не изменилось. Нет, не "почти" – ничего не изменилось. Даже пыль не осела на стол, на подоконники, на мебель. Вот кружка, из которой пил в последний раз перед тем, как отсюда уйти. Вот тарелка, помытая перед нашим уходом. И с тех пор столько событий, что голова идет кругом. Мы едва не погибли. И кто-то сейчас пил бы из этой кружки крепкий сладкий чай, и ел бутерброды с этой вот тарелки. А нам было бы уже все равно.

Хреновые какие-то у меня мысли. Упаднические. Почему? А потому что ближайшее будущее меня не порадует. Или я ничего не понимаю в этих делах. Но я – понимаю. Прекрасно все понимаю! И от того мне делается тошно.

В зал "Россия" нас пустили не обыскивая. Люди, которые стояли у входа повально обыскивали всех, кто собирался туда войти – вне зависимости от пола, возраста и национальности. Вспыхивали конфликты – я сам видел, как веснушчатую девицу, высокую, как гренадер и такую же страшную (лошадиные зубы, тяжелая челюсть – типичная англичанка) вывели из зала двое дюжих мрачных мужиков в серых гэдээровских костюмах. Девица устроила скандал, когда ее хотели отвести в комнату для обыска, из которой выглядывали три не менее рослых молодых женщины – одна в милицейской форме (скорее всего являющейся прикрытием), две в гражданской одежде. Обыскивали в комнате не всех – те, кто позволял себя ощупать, "пользовали" мужчины и женщины прямо на входе. И при этом не церемонились – опять же, я сам видел, как взвизгнула молодая симпатичная девушка, которой женщина-охранница залезла руками под юбку, и видимо "по самое не хочу". Охранница обратила на визг девицы внимания не больше, чем на писк комара, и вежливо отодвинув девушку в сторону (после обыска), жестом предложила ей проследовать в зал. Девица шла ощерившись, как кошка на двух не нужных ей мохнатых и хвостатых кавалеров, и что-то невнятно бормотала, похоже что по-французски. И скорее всего это не были слова благодарности или молитвы Иисусу Христу.

К нам было двинулся один из охранников, огромный мужик с быкообразным лицом, но второй что-то ему быстро шепнул и тот встал на свое место у дверей. Видимо было распоряжение пропустить нас без досмотра.

И кстати – это на самом деле очень смешно. Если в зале и был невероятно опасный человек, то это я сам, писатель Михаил Карпов. Во-первых, у меня свободный доступ к оружию. Во-вторых, я сам оружие. И если у меня поехала крыша, уничтожить всю верхушку СССР для меня в общем-то плевое дело. Если сочту это нужным, конечно. Уничтожить, и погибнуть вместе со своей женой. И со страной.

Нас с Ольгой тут же заметили – все, начиная с журналистов и заканчивая людьми, которым заметить нас нужно было по роду их деятельности. А вернее – по роду их службы. Репортеры только и успели, что броситься вперед с микрофонами и тяжеленными "портативными" магнитофонами наперевес, да крикнуть: "Господин Карпов! Скажите, господин Карпов!" – как нас с Ольгой тут же окружил плотный барьер из плечистых серых пиджаков (а жарко им сейчас, ой-ей!). Через пару минут мы уже шагали за сценой туда, где находились грим-уборные актеров, а еще – кабинет директора и его замов.

Возле дверей в кабинеты стояли парни из четырнадцатого корпуса зданий Кремля. То есть из "девятки" – девятого управления КГБ. Именно они осуществляют охрану высших чиновников СССР и приезжающих в страну иностранных гостей. Невидные такие ребята…серенькие…и не потому, что одеты в пресловутые гэдээровские костюмы. Просто их никогда не видно. Вроде они есть, а вроде как их и нет. Как тот почтальон-убийца Эдгара По. Его все видели, но в памяти свидетелей убийца не оставался.

Кстати, я некогда подумывал – а не набрать ли в "Омегу" специалистов из "девятки"! Но потом отказался от этой мысли. В "Омеге" нужны убийцы, то есть люди действия. Этих же учат защищать, а не нападать. Нет, конечно же каждый из них стоит нескольких бойцов, и даже наш, обученный человек справится с таким охранником с большим трудом (если справится вообще!), но просто у них совсем другое направление мыслей – им надо уберечь, а не покарать. Их можно сравнить с бронещитами, которые закрывают охраняемый объект.

Я их сразу узнал – именно потому, что они такие "серенькие", невидные. Все ниже меня ростом, да и в плечах посубтильнее, но это были и есть настоящие бойцы, готовые на все ради выполнения своей задачи – уберечь своего Субъекта.

Меня не остановили, кивком поздоровались. Я тоже не стал протягивать руку каждому из охранников – просто кивнул: "Привет!" и мы с Ольгой пошли дальше. Два кордона – в коридоре трое охранников и у кабинета трое. Все с оружием – вижу, как оттопыривается пиджак в подмышке. Жарко, да, но как скрыть кобуру без пиджака?

Я постучал, выждал пару секунд и толкнул дверь, хотя мне и не ответили. Кстати, всегда удивляло – зачем стучать, если все равно в большинстве случаев не приглашают? Ритуал такой, что ли? И что они там такое делают, чтобы две секунды с момента стука и до открытия двери хватило на сокрытие следов преступления? Бутылку убрать за стол? Ширинку застегнуть и оттолкнуть секретаршу? Мне это неизвестно. Я ведь не офисный работник.

Кабинет большой, посредине стол для совещаний – все, как положено директору большого предприятия. Ну и в общем-то больше ничего особенного – кабинет, как кабинет. Будто с шаблона слепленный. Интересное в нем было только одно – наличие в кабинете двух самых могущественных людей этого мира – Генерального Секретаря КПСС и Президента США. Они мирно беседовали, сидя в кожаных креслах под пальмой, возле постоянного атрибута всех кабинетов больших начальников – дурацкой пальмы в еще более дурацкой кадке. Эти пальмы вероятно должны были изображать цветущий сад. Ну…вроде как на природе люди сидят!

Рядом с президентом – его жена, Первая леди, все остальные, включая и Семичастного – на почтительном расстоянии и старательно не прислушиваются к разговору, да так, что уши у них шевелятся как локаторы.

Меня заметили не сразу, но когда заметили – даже удивился. Пэт Никсон вскочила со своего места и в несколько шагов подошла к нам. Восхищенно вскинула руки в жесте удивления, и сияя широкой улыбкой, взволнованно сказала:

– Мой бог! Здравствуй, Олья! Олья, ты такая красивая и молодая! Нам сказали, что ты вышла замуж за Майкла! Это правда?

– Здравствуй, Пэт – Ольга тоже улыбнулась и женщины изобразили аристократический поцелуй, то есть поцеловали воздух возле щеки собеседницы – Помолодела от счастья! Наконец-то мой любимый сделал мне предложение! Да еще и умудрился поженить нас за один день! Чего это ему стоило – лучше и не спрашивать. Тайна, как он говорит.

– Мои поздравления, Майкл! – Пэт протянула мне руку, и я аккуратно пожал сухую, на удивление крепкую ладонь – Тебе досталась прекрасная женщина! Да еще и умеющая молодеть!

– Рядом с моим мужем все женщины молодеют – вступила в разговор Ольга – Только я ему не позволяю их омоложать. Все счастье, весь муж – мой! Я собственница!

– Собственность – это основополагающая база современного общества – вступил в разговор Никсон – Если бы ваши боссы это поняли, эта страна продвинулась бы далеко вперед. Конкуренция, свобода создания капитала – вот залог успеха страны! И да, Майкл, поздравляю! Олья, ты и в самом деле выглядишь просто юной девочкой!

"И это притом, что я заставил ее наложить такой макияж, который прибавил ей лет пять возраста" – подумал я, и постарался как можно быстрее перевести разговор на другую тему:

– Как твое самочувствие, Ричард? Как у тебя дела, Пэт? Восстановились после такого стресса? Представляю, что вы пережили! Попасть в такое безобразие…это не всем по силам вынести! Но вы держались просто замечательно. Настоящие бойцы! Сильные духом и телом!

– Это все кетчуп – серьезно заметил Никсон, в глазах которого плясали чертики смеха – Я им поливаю все, до чего могу дотянуться. Даже вашу черную икру. Он красный, а потому я не боюсь крови. Правда, милая?