День триста пятьдесят седьмой. Сегодня снова летали в Оазис, но опять неудачно. Подлетев к нему, встретили сплошные облака. Завтра подъем в 4.30 утра, попытаемся лететь снова, уже на Ан-2. Для полёта на Ли-2 уже нет бензина.

8 декабря санно-тракторный поезд вышел наконец с Востока в направлении Южного полюса. Прошёл около 80 километров. Идёт челноком.

День триста пятьдесят восьмой. Только что вернулись из полёта на озеро Фигурное. Эксперимент наконец проведён. Обычного здесь ветра не было, его порыв не тряс палатку, а значит, не качал чувствительный гальванометр, так что пришедший со дна озера сигнал был чётко читаемым. Зайчик гальванометра уверенно отклонился по мерной линейке на другом конце палатки и стал как вкопанный в новое положение.

Но может быть, мы измеряем какие-то токи помех, а не слабый голос потока тепла Земли?

Мы вытащили на поверхность мокрый, покрытый зелёными ниточками водорослей тепломер, перевернули его «вверх ногами», так что его дно стало «крышей», и снова осторожно опустили на дно. Теперь надо, чтобы зайчик отклонился от своего положения на нуле на такую же, как перед этим, величину, но в другую сторону. Только тогда можно сказать, что ты измерил то, что хотел.

Я был почти уверен, что, пока мы делаем эти манипуляции, начнётся ветер или оборвётся какой-нибудь проводок и нарушится контакт или, наоборот, произойдёт где-нибудь короткое замыкание. Ведь должна же была Антарктида что-нибудь сделать, чтобы не открыть одну из своих тайн. Но эта капризная женщина была сегодня в хорошем настроении. Ничего не сломалось и не замкнулось, и зайчик так же

уверенно, не спеша пошёл в другую сторону и отклонился точно на такое же расстояние от нуля, как и два часа назад Я на четвереньках выполз из палатки на свет дня: — Все, ребята, вынимайте эту штуковину из воды, собираем барахло — и домой. Мы измерили, что хотели.

По моему лицу, по тому, как я сыто-безразлично вытаскивал из палатки гальванометр и вещи, над которыми ещё утром так дрожал, лётчики уже поняли: «Победа!»

Сейчас палатка со всем содержимым была уже нам не нужна, так же как не нужна бывает пушка солдатам, сделавшим последний выстрел и узнавшим, что объявлен победный мир. Ведь и для нас это был последний полет на последнем бензине в последние дни, остающиеся перед концом зимовки.

Уже в воздухе я объявил лётчикам, что в результате этого их полёта выяснилось, что поток тепла у границы воды озера с дном направлен снизу вверх и в несколько раз превосходит средний для всей Земли геотермический поток тепла. Этот вывод очень важен для будущих расчётов теплового баланса у дна ледникового щита Антарктиды.

День триста восемьдесят девятый. Не писал месяц. Сначала после завершающего полёта в Оазис приводил в порядок подлёдную лабораторию гляциологов к приходу «Оби». Потом 26 декабря Александр Гаврилович Дралкин привёл-таки санно-тракторный поезд на Южный полюс, и я вдруг почувствовал, что такое быть рядом со славой, но в стороне от неё. Огромный поток телеграмм шёл через нас тем шестнадцати, что сейчас радостно мчались обратно домой, на Восток. И хотя я был уверен, что для моей науки измерения, сделанные мной в Оазисе, важнее, чем участие в походе ещё одного, семнадцатого, человека, тем не менее я очень переживал.

А потом мы праздновали встречу Нового года, года возвращения домой. Вдруг стало ужасно жалко покидать все эти места и работу. Ведь мы только недавно поняли, что, как, когда и где надо делать. Но летать уже не на чём, у лётчиков нет бензина, только неприкосновенный запас на случай «санрейса» на Восток.

Вчера в обед «Кооперация» стала у кромки льда в 20 километрах от Мирного. Этим она исчерпала свои возможности ледового судна. Теперь в Мирный будут доставлены письма и часть людей самолётом. А «Кооперация» будет ждать «Обь», которая сделает для неё канал в припайном льду. По этому каналу «Кооперация» подойдёт на рейд Мирного. Но «Обь» где-то задерживается, заканчивая плановые океанологические работы.

У всех лихорадочное настроение, все время по радио звучит песня: «Домой! Домой! — поёт попутный ветер…» Это традиционная песня, включаемая на всех зимовках перед их окончанием. И действительно, я готов слушать её все время. Первый самолёт полетел на судно, а я с Левой Смирновым снова поехал на тракторе в свой обычный рейс на купол, к скважине на седьмом километре. От буровой вышки увидели в бинокль долгожданное судно. Долго по очереди глядя в бинокль, смотрели на него. Только через два часа приехали обратно в Мирный. Сразу побежали на рацию, получили письма.

День четырехсотый. Опять перерыв в записях. Итак, сначала пришла «Кооперация» и привезла часть писем. И сладко и больно было их читать. Мы совсем забыли о Большой земле, а ведь нелегко было нашим жёнам с детьми прожить без нас больше года. Это стало ясно из писем.

Не успели «переварить» письма — прилетели с Востока ребята-походники, потом пришла «Обь» с посылками и письмами. Все ходят как именинники.

Как я рад альбому фотографий и целой куче писем! Сейчас я, кажется, целиком в курсе всех дел Большой земли.

В середине января в Мирный с теплохода переехали наши сменщики — новый гляциологический отряд. Примерно дня четыре мы занимались передачей дел и оборудования пятой экспедиции. Ребята, все, кроме начальника отряда, ещё никогда не зимовали и с некоторым страхом слушают наше «ла-ла». У всех у нас желание говорить и говорить, ведь это новая смена, новые люди, которых мы не видели целый год.

«Обь» начала пробивать для «Кооперации» канал в припайном льду толщиной почти два метра. Бьётся он очень медленно. Иногда судно проходит два километра в сутки.

Бельгийское экспедиционное судно, как всегда, затёрто во льды и просит помощи. Мы ответили, что поможем.

На нас большое впечатление произвёл первый полет на «Кооперацию». Теплоход очень понравился. Чистота, комфорт, нас угостили прекрасным обедом. Обслуживали гостей приветливые официантки. Это были первые женщины, которых мы увидели с тех пор, как высадились на берег Антарктиды.

Удивляюсь, что не ощущаю той радости, которая должна была бы быть по поводу прихода судов. Большая земля кажется такой чужой, а в Мирном все так привычно, ещё столько не сделано. Тепло, трава, деревья, города Большой земли давно забыты. У нас свой город — Мирный, своя трава и деревья — это несколько лужаек с мхом, который мы нашли между камнями на острове Хасуэлл. Придём туда, сядем на тёплые камни, снимем сапоги и портянки. Хорошо! Единственное, что связывает тебя с тем миром, Большой землёй, — это четыре-пять человек. Ты должен вернуться к жене, детишкам, повидать маму.. Если бы не это, можно было бы спокойно жить здесь дальше. Вот так и становятся наверное, полярниками-профессионалами.

К нам часто заходит Евгений Сергеевич Короткевич — начальник сменяющей нас экспедиции. Планы у них большие, но что они сделают — сказать трудно.

На днях на «Кооперацию» начали переселяться ребята нашего отряда. В Мирном слишком тесно, и все свободные от работ едут на теплоход. На нашем судне кончается пресная вода, а озерка с пресной водой на айсберге никак не найдут. Поэтому идёт заготовка снега для воды и погрузка его прямо в трюмы. Таким способом заготовлено уже около 80 тонн снега.

День четыреста первый. Всех потрясла ужасная трагедия. При очередных операциях по погрузке снега для получения запаса пресной воды один из матросов попал в лебёдку и погиб.

Вечером наш отряд переехал на постоянное жительство на «Кооперацию». Печально выглядит судно при свете белой ночи с приспущенным флагом. По каналу, сделанному «Обью», «Кооперация» перейдёт к острову Пингвиний, поближе к островку, на котором будет похоронена ещё одна жертва Антарктиды.

Почему это случилось? Что это — неосторожность или тот «антарктический фактор», который первое время так действует здесь на всех?

День четыреста четвёртый. Сегодня похоронили погибшего матроса на островке, где уже лежат Н. Буромский, Е. Зыков, М. Чугунов. Совсем недавно мы были здесь, привезли сюда и оставили Валерия Судакова.