Грохот со стороны чердачной двери, ведущей из подъезда на крышу, не дал Максу договорить. Выстрел дробовика вырвал запертый замок с мясом, и дверь распахнулась, пропуская на крышу пятёрку фигур в военной форме. Распределившись по углам чердачной будки, бойцы тут же нацелили своё оружие на три силуэта, темнеющих на фоне гаснущего костра:

— Руки вверх! Не двигаться! — Резкий девичий окрик заставил пацанов вздрогнуть ещё сильнее, чем от грохота распахнувшейся двери.

Пацаны испуганно уставились на камуфляжные тени и замерли с задранными руками.

— Альфа-один! Гамма-три. Тут на второй точке гражданские. Трое. Не сопротивляются. Приём.

После недолгой паузы рация пискнула, и из динамика послышался бархатистый голос командира амазонок:

— Задержать. Эвакуировать. При сопротивлении — уничтожить. Гамма-три, подтвердите готовность ко второй фазе. Приём!

Вооружённый силуэт махнул стволом в сторону испуганных мальчишек:

— Встать! На выход!

— Дайте хоть хавку-то собрать...

— На выход!!! — Девчонка рявкнула с такой силой, что спорить больше никто не захотел. Про то, что им полагалось в случае сопротивления, расслышали все трое. Захмелевшие пацаны неловко поднялись и, не опуская рук, последовали нетвёрдой походкой к распахнутой двери под прицелами пяти автоматов. Пара амазонок последовала за ними обратно внутрь.

Пара боевитых девчонок осталась у входа, а та, у которой была рация, подошла к краю крыши. Убрав автомат за спину, она сняла с другого плеча снайперскую винтовку, раздвинула сошки и присела с ней у ограды:

— Альфа-один! Готовность ко второй фазе подтверждаю. Жду приказов. Как поняли, приём!

— Вас поняла, гамма-три! Всем гаммам! Повторяю, всем гаммам! Объявляю старт второй фазы операции «Жук в муравейнике»! Подтвердить приём приказа по номерному порядку! Приём!

Полуденное солнце ударило по закрытым векам сквозь окно — облака разогнало дневным майским теплом. Ладно, хватит дрыхнуть. Ещё и за дверью шум какой-то, суета... Уже точно опять не уснуть.

У дверей моей палаты стояла пара незнакомых кадетов. А в коридоре было просто не протолкнуться — мальчишки и девчонки всех возрастов деловито сновали туда сюда — кто по одиночке, кто парой, кто небольшим строем. Потрёпанные чёрные бушлаты, белые халатики медсестричек, выцветший камуфляж амазонок, средневековые котты и хитоны бойцов Чёрного отряда — я словно попал на какой-то праздничный карнавал. Только никто не праздновал — все были заняты делом — переносили грузы, получали срочную медицинскую помощь, раздавали приказы подчинённым, мыли окна и штукатурили стены. Как будто гигантский муравейник, где каждый чётко знает свою роль и всегда находится при деле. У соседних дверей тоже стояли вооружённые караулы. Моё появление вызвало несколько заинтересованных взглядов. Кто-то поздоровался, кто-то походя кивнул. Здесь ко мне привыкли. Здесь я уже давно для всех свой. В кругу друзей. Хотя знакомых лиц я не видел. Наверное все мои юные приятели сейчас тоже сильно заняты где-то ещё.

— Что-то народу в последнее время резко прибавилось. — Поделился я мыслями вслух со своими охранниками.

Бритоголовый паренёк с кобурой на поясе равнодушно пожал плечами:

— У нас всегда были новые рекруты. А в последнее время — особенно много. Весь центр хочет вместе с нами обустраиваться. Из заводского тоже постоянный поток ребят, которым надоело по чердакам ныкаться. И жить, когда не знаешь, будет завтра чего поесть или нет...

— Эдак на всех еды-то не напасёшься...

Второй охранник — рыжий курносый паренёк — улыбнулся:

— Халявщиков у нас не держат. Кто работает, тот ест. Да и в рейды ходить проще теперь. Опасности нарваться на вооружённых бандитов почти нет. А если народу хватает — то с собой унести можно гораздо больше. Так опять-таки удобнее — вооружённый отряд, охрана — всегда налегке. А находки несут те, кому оружие ещё не доверяют.

— А вы, я так понимаю, из старой гвардии? — Я указал на оружие, висящее на поясе у моих собеседников.

— Ага, ещё зимой вместе со всеми выживали.

Непринуждённая беседа с пацанами доставляла мне даже какое-то удовольствие. Раньше такое бывало очень редко. Не так уж много людей казались мне интересными собеседниками. Стоило поднять темы чуть сложнее, чем обсуждение вчерашней серии какого-то дешёвого сериала или предстоящего футбольный матча между парой дюжин неизвестных мне миллионеров — и разговор сразу не клеился. А тут прямо как со старыми друзьями можно лясы поточить. Несмотря на то, что этих пацанов я в больнице раньше тоже не замечал.

Я решил пока не торопиться уходить и продолжил беседу. Может толкучка в коридоре сейчас разойдётся как раз. А то чего-то неохота этим детям сейчас мешать своими праздношатаниями. Уж больно все делом заняты — любо дорого смотреть.

— А куда и как вы за припасами ходите-то? А то всё слышу: рейды, да рейды. Неужели есть ещё что-то нетронутое в городе?

— Крупные и очевидные объекты, конечно, уже давно разграбили. — Авторитетно заявил рыжий. — Но в городе же сотни тысяч квартир. И далеко не все успели обыскать. А почти в каждой можно найти как минимум запас бакалеи на праздник. Они же прямо перед новым годом все опустели. Ну и питьё всякое. Чай, кофе...

— Алкоголь...

— Не без этого. Водка к медикам идёт. Они её... э-э-э... Ратифицирут? — Рыжий поморщился, вспоминая сложное слово.

— Ректифицируют?

— Ага. Короче, крепость как-то повышают, чтобы можно было для дезинфекции использовать как медицинский спирт. А то же он не бесконечный. Со всеми этими боями в последнее время — поиздержались.

— А как обстановка на фронтах, кстати? — Поинтересовался я, глядя на то, как симпатичные сестрички о чём-то совещаются у окна напротив. И то и дело бросают на меня жгучие взгляды. Хорошо, что Алинка не видит. — Насколько я понимаю, сейчас только с Ленинскими проблема? Амазонки в Энгельсе шухер навели?

— Да, из Энгельса много рекрутов приходит. Бывшие капроновские. — К беседе опять присоединился бритоголовый. — Они нормальные. Ну... В большинстве. Но некоторые всё-таки не задерживаются. Привыкли к бандитской вольнице. Говорят, лучше в деревнях счастья поищем, чем у вас тут в казармах киснуть, как в тюрьме.

— Да и скатертью по жопе. — Я поймал взгляд одной из сестричек и подмигнул, чем вогнал её в пунцовый окрас. — Видел я, чё там в деревнях. Звездюлей на шею они там себе найдут, а не счастья. В лучшем случае деревенские их на цепь во дворе посадят — навоз коровий убирать за тарелку каши. А то и вовсе сожрут.

— Там что, даже каннибализм есть? — Рыжий удивлённо поднял брови.

— Ну прям вот чтобы кто-то кого-то при мне ел — такого я не видел. Но потухшие костры с обглоданными костями находил. Отнюдь не коровьими. — Жуткие подробности деревенского быта неожиданно заинтересовали мальчишек. — А ещё пару раз видел, как гопота с собой мелкотню на цепи водила. Или во дворах держали. Кто без руки, кто без ноги. Как понимаете, не в качестве рабов. А в качестве живых консервов. Сразу-то всего не сожрёшь. А холодильников нет. Вот и отрезали от них понемногу.

— Жесть... Это ж надо до такого дойти...

— Падать на дно легко, мой юный друг. Для этого ничего делать вообще не надо. А вот чтобы наверх лезть, попытаться хоть какой-то порядок организовать, не только для себя, но и для других — вот тут можно пупок надорвать. Но у вас, как посмотрю, вполне получается... — Сестрички, к моему сожалению, снялись с места и, оглянувшись на меня в последний раз, с хихиканьем упорхнули куда-то по своим медицинским делам. — Так а что там с Ленинскими-то?

— То что вы вскрыли на Третьей Дачной... В общем там натуральная гражданская война теперь развязывается. Все против всех. Раньше дачники хоть как-то все эти Поливановки, Солнечные да Жасминки между собой скрепляли. Они там никогда особо не дружили, но хотя бы им всем не давали друг на друга просто так прыгать. А теперь... Ещё и эти новые жоры... Которые падаль жрут и... Ну... — Мой бритоголовый собеседник засмущался. Воспитанный.