— Колян… Не разбивай к чертям моё любящее сердце… — Я разочарованно развёл руки в стороны. — Мы же партнёры…

— Крыса подзалупная тебе партнёр, Чёрный… Сначала пусть красные мне мой бенз вернут и патроны. А там посмотрим, чё с тобой дальше делать. Давай, шуруй вон туда. — Он мотнул стволом в сторону белого строения в форме парохода. — На втором этаже для тебя каюта персональная. И для бабы твоей.

Он плотоядно ухмыльнулся в сторону испуганной Алины.

Когда я проходил мимо капитана, он схватился за дробовик, вытягивая тот из кобуры. Перехватив его лапу, я сжал запястье. Тут же вокруг щёлкнули затворы, пара стволов упёрлась мне в спину. А Колян замер и гневно воззрился мне в глаза.

— Если с неё упадёт хоть волосок… — Я показал одними глазами в сторону съёжившейся девчонки. — Я тебя на твоих же кишках повешу… Усёк?

И я отпустил его руку, продолжив движение к дому…

Комната на втором этаже, в которой меня заперли, была без окон. Похоже, какой-то чулан или кладовка, переделанная в камеру для пленников. Вся переделка заключалась в том, что на двери, обитой металлом, было навешано несколько засовов вместо одного встроенного замка. Его не трогали, наверное, ключ был потерян.

А Алину отвели в капитанскую «рубку» — на третий этаж.

Когда меня заводили, стало видно, что грязные стены и пол покрыты тёмными разводами и следами от высохших луж. Пленников, очевидно, ещё и регулярно били. Должно быть тех, кто пытался сбежать. Оказавшись в темноте, я сразу оценил свои возможности в этом направлении: теоретически можно выломать дверь. Но шуметь было опасно — подогретые алкашкой вооружённые подростки могут и пальнуть, не особо задумываясь о последствиях. Тем более, о последствиях для меня.

Стены деревянные… Можно попробовать тихонько проковырять. Только нечем. Что ж… Хотя бы есть время. Они понимают, что кадеты не хватятся меня до завтра. А то и вообще спишут со счетов. Сами пираты, похоже не особо блюдут дисциплину. Кажется, за дверью даже никто не остался — все присоединились к празднику. С улицы доносились неясные голоса, взрывы хохота, звон бутылок. Может у них тут вообще каждый день так? Вечный праздник непослушания, воплотившаяся подростковая мечта — ни школы, ни родителей, вообще никаких ограничений. Только куча свободного времени, кореша, подруги, выпивка… Костёр на берегу реки… Твоя стая — самая сильная и дерзкая. Все вам завидуют. Все они — тупые ничтожества… Ведь остальные сдохли, а вы — нет. А значит и ты сам — самый опасный, сильный и, несомненно, привлекательный…

Значит сейчас набухаются, вырубятся… Вот тогда мы что-нибудь и придумаем. Пока отдыхай. Копи силы. И копи злость, убийца. А то совсем размяк. Помнится, раньше ты никому не доверял. А потом вдруг подобрел. Вот до чего доводит излишнее сближение с людьми. До того же, до чего и остальных добряшек после начала катастрофы — до тёмного деревянного ящика.

Заскрипела лестница — кто-то поднялся и зашёл в одну из соседних комнат. Послышалось расслабленное кряхтение, стон и зевота — такие звуки издаёт беззаботно потягивающийся в постели человек, готовый отойти ко сну. Кажется, это была девушка.

Следом на лестнице снова послышались шаги — неровные, сбивчивые. Добравшись до второго этажа с грехом пополам, не твёрдо стоящий на ногах человек ввалился на второй этаж.

— Иришка-а! — Игривый сиплый голос растягивал слова и звучал слишком громко. — Ири-ишка! А что… Эк… Что ты мне сёдня пригото-овила? А-а-а?…

— Хуй в кляре! Иди в жопу, дай поспать! — Послышался раздражённый девичий голосок из соседней комнаты.

— Пф-ф-ф…Что же это… Как и вчера-а? — Пьяный голос деланно разочаровался.

— Ага. Сразу на два дня. Отъебись, а то Коляну скажу.

— Да срал я на твоего Коляна! — Сиплый голос резко сменил игривые нотки на ненависть. — Мудила, бля… Лох он педальный! Слышь, Ир… Ну открой, чё ты…

— Вот сам ему и скажи. Уёба…

— У, бля… Разъебу суку! — Об дверь соседней комнаты разбилась бутылка.

— Да как ты заебал-то, мудак! — Судя по звукам, девушка вскочила на ноги, дверь распахнулась, послышалась какая-то удаляющаяся возня. Невнятное воркующее бормотание пьяного подростка закончилось испуганным криком и грохотом тела, падающего с лестницы.

— Нахуй пошёл, че, блядь, я не ясно сказала, урод ебучий! — Твёрдые шаги вернулись к двери, и она хлопнула вместе со щелчком шпингалета. Скрипнула раскладушка, хозяйка комнаты снова сладко потянулась и затихла.

После недолгой тишины послышалось шевеление и бормотание спущенного с лестницы пьянчуги.

— Ну… Ну нах… Сук…

— Э, Пашок, ты чё тут валяешься? До кровати не дошёл шоль? Гы-гы…

— Да, бля… Ирка не даёт, сука нах… Менстряк, наверн… — Пьяный голос досадно вздохнул. — Слышь, Ромаш… А чё седня тёлку поймали вродь? Она норм? А чё где? Чё не с нами? Гордая шоль такая?

— Ага, поймали. Колян сказал, что она с красными. Продавать её будет завтра. Сказал не трогать. Говорит, хавки за неё дадут до хуя и больше. Бля… Я б пожрал ща, канеш…

— Да в жопу блядь этого Коляна, Ромаш! Хули он тут раскомандовался ваще! Где эта шкура, бля? Я б её пощупал…

— Пашок, да хорош! Пошли лучше ещё бухнём!

— Бля, да где она! Ты чё, ебать… — Сиплый Пашок перешёл на пьяный визг. — Чё, блядь, Коляна ссышь шоль? Да чмошник он, епта! Не может нихуя! Вон блядь пацанов токо положил не за хуй собачий! С-сука…

— Ну Пашок… Харе дурить, пошли…

— Да ты чё… Руки, блядь, убрал! Ебальник вскрою, сука! Н-на нах! — Послышалась серия каких-то резких чавкающих звуков. Что-то полилось на пол, а собеседник пьяного Пашка вдруг захрипел.

Раздался стук упавшего тела. Пашок шумно втянул воздух носом и расслабленно выдохнул:

— С-сука… Совсем охуели все… Пидоры… Все вы, блядь, пидоры… Всем пиздов ввалю… Где эта мразь… Колян! Колян, ёпта! Ты чё, наверху? Сюда иди, бля! — На лестнице снова послышались неровные шаги и натужное кряхтение.

Шаткий скрип ступеней не остановился на втором этаже и пошёл дальше вверх. Он идёт на третий? Туда, где они заперли Алину?!

— Дяденька! А вы тут? А вы будете со мной ещё в домики играть? — За моей дверью раздался вкрадчивый детский голосок. — Мне понравилось! Весело было!

Похоже, это та самая пятилетняя малышка, которую мы вынесли из под носа «Лётки» и «Капрона». Пока «взрослые» там у костра веселятся, она тут, наверное, предоставлена сама себе.

— Лена? Конечно, давай играть. Можешь открыть дверь? Надо подвинуть вот эти штуки железные. Дотянешься?

— Штуки? Какие штуки?

Шаги на лестнице остановились.

— Посмотри на верх. Видишь, такие… торчат? — Было очень трудно говорить дружелюбно, зная о том, что бухой упырь там уже скребётся в дверь третьего этажа. — Можешь достать и сдвинуть? А то я тут закрылся.

За моей дверью послышался шорох детских ручек и натужное пыхтение.

— Не получается…

Поискав, за что зацепиться, я просунул под дверь кончики пальцев, нажал и потянул на себя:

— Попробуй ещё разок!

Тем временем на третьем этаже стукнул сдвинувшийся в сторону засов и заскрипела дверь…

— Ну как, получается?

Детское пыхтение послышалось снова. Теперь в сопровождении металлического шелеста. Толстый шпингалет рывками отходил в сторону.

— Тут ещё один, я не достану…

Наверху вскрикнула Алина, и послышалось неясное сиплое бормотание с успокаивающими интонациями.

— Лена, отойди от двери подальше! Быстрее отойди!

Крики Алины, доносящиеся через потолок внезапно стал звучать глухо, словно через подушку.

Я отпрыгнул от двери в противоположной стенке и со всей силы швырнул себя вперёд. Косяки хрустнули, но дверь пока осталась на месте. Сверху послышались звуки борьбы — кто-то стучал по полу не то кулаками, не то ногами.

Взревев как раненный медведь, я повторил таран и, наконец, вылетел в коридор, рухнув на пол вместе со слетевшей с петель дверью. Скобы засова тоже вырвало из косяка с мясом и они задребезжали по полу. Вести себя тихо было больше ни к чему.