Или братки после знакомства с моими соседями решили пойти на такие кардинальные меры?

— Какие братки? — искренне удивился Колобов.

— Так разве не ваши ко мне приезжали?

По-моему, я узнала того, который сюда вас сопровождал. Хотя и не уверена. Я его только в дверной глазок видела.

— Сейчас много похожих ребят в охране служит, — заметил Александр Иванович, повторяя мои мысли, потом попросил подробно рассказать, кто меня домогался и каким образом.

Я рассказала. Александр Иванович хмыкнул и покачал головой.

— Это точно не ваши были?

— В том-то все и дело, что нет… Но ты ведь — личность в нашем городе известная, не правда ли? Так, Юля, к делу.

— Но почему вы меня сюда привезли?!

— Да потому, что твоего любовника закрыли! Или сам решил закрыться. Думает, наверное, что я до него в «Крестах» не доберусь! Но я его везде достану. Мне просто было легче тебя взять.

И от тебя я скорее получу информацию. Как мне кажется, — опять хитренькая улыбка. — Ты же разумный человек — судя по тому, что мне довелось про тебя разузнать. Зачем зря страдать?

И за кого? За мужика, который тебя бросил ради другой? Ты что, мазохистка? А деньги я тебе заплачу. Окажу бедной журналистке спонсорскую помощь. Ну выкладывай, что тебе Татаринов наплел.

У меня тут же возникло два вопроса. Во-первых, за что мне собирается платить Колобов? А во-вторых, то есть это, конечно, во-первых: неужели он считает, что Сергей мог добровольно отправиться в «Кресты»? Я именно так поняла из колобовской речи. Разве это не Редька устроил? Хотя… Я задумалась.

Сергей мог все сделать сам. Не он первый, не он последний. Люди отправляются немного посидеть, чтобы снять остроту какого-то вопроса. В основном, о взаиморасчетах. Затихарятся, отдохнут от дел, а потом возбужденное дело тихо закроют — за отсутствием состава преступления (за определенную сумму, зависящую от тяжести предъявленных обвинений). После освобождения, кстати, можно в депутаты податься (Серега-то, интересно, не планирует ли подобное?) — это теперь модная в России тенденция: с нар — в народные избранники (а то Серегу-то как раз с работы выгнали). Народ наш всегда любил страдальцев. Хотя в последнее время рассчитывать лишь на жалость народа к настрадавшемуся от произвола властей нельзя. Нужно еще заплатить. Рынок — он и у потенциальных законодателей рынок. А бывших страдальцев у нас переизбыток.

Колобов как-то странно на меня посмотрел.

— Юля, мне кажется, мы не совсем понимаем друг друга.

— Я вас вообще не понимаю! Поняла одно: вы взяли меня, а не Сергея, потому что он в «Крестах», а я на свободе, до меня легче добраться, и поскольку я не мазохистка, я вам скорее все расскажу. Так?

Колобов кивнул.

— Но зачем вам вообще надо было кого-то из нас брать?

— Юля, не надо прикидываться идиоткой.

Я знаю, что ты не идиотка.

— Спасибо на добром слове. Но объясните, пожалуйста, о чем речь? Что произошло?

Александр Иванович ответил, что как раз добивается от меня ответа на этот вопрос. Я заморгала. Он сделал мне комплимент («Какие у тебя яркие живые глаза, Юля!») и спросил, с какой стати мы снова сошлись с Татариновым.

— Мы не сходились, — ответила я.

— Но он всем рассказывал, что у него с тобой любовь! Он понял, что жить не может без тебя! Готов все бросить, только бы снова быть с тобой.

Колобов помолчал немного и добавил, что, будучи лично знаком с Аллочкой Креницкой, он на месте Сергея тоже посчитал бы меня воплощением всех добродетелей. Ангелом во плоти. А если вспомнить еще и Аллочкину мамочку, мадам Креницкую… Колобов заметил, что Сергею уже можно было бы поставить памятник за то, что полтора года прожил в той семье.

— Александр Иванович, — вздохнула я, — Сергей может рассказывать о своей любви ко мне кому угодно и сколько угодно. Я его назад не пущу, сказала специально для Колобова, хотя имела совсем другие планы.

— Но ты останавливалась с ним в одном номере в гостинице.

— Это ни о чем не говорит.

— Как это?

— Раз переспать, плоть потешить и пустить назад в свою жизнь — это две большие разницы, как говорят в одном известном городе.

— Но почему ты с ним поехала в эту гостиницу?! Ты же в Финляндию отправилась с двумя мужиками! С ними, что ли, переспать не могла, если так захотелось?!

Так, и про Димку с Костей уже знает. Ладно, надо начинать говорить, пока не разозлился.

Я пояснила, с какой целью ездила в Финляндию, как случайно встретила там Сергея и как он предложил мне провести с ним ночь.

— Ты полтора года не отвечала на его звонки! Я выяснил, как он обрывал тебе телефон.

Письма электронные прочитал: у него ведь остались копии. А ты ни на одно не ответила. Стерва. Мужик страдал, а ты…

— Нечего было на другой жениться, — ехидно заметила я. — Выбрал бабки — сам виноват.

А теперь уже поздно.

— Вот об этом и речь, Юля! Ты думаешь, я работу не провел подготовительную перед тем, как тебя сюда тащить? Почему ты согласилась поехать с ним в гостиницу?

— Ему было нужно алиби, — сказала я. — Я его пожалела.

Про десять тысяч долларов решила умолчать.

То есть двенадцать восемьсот.

Колобов изменился в лице, потом попросил рассказать поподробнее. Я сказала про жену Артура, которую Сергей хотел просить вначале, повторила историю про нашу случайную встречу, пояснила, что он страшно не хотел присутствовать в офисе на каких-то переговорах — и в результате не присутствовал. Но ему нужно было веское оправдание, почему он там не появился.

Я показалась ему очень подходящим. По крайней мере, для тех, для кого требовалось алиби, я должна была стать очень веским аргументом.

— Так для кого оно ему требовалось?

— Насколько я поняла — для тестя. Он во-. обще был в шоке, когда узнал, что тесть оказался вместе с нами в гостинице.

Колобов задумался. Я добавила, что, насколько мне известно. Редька дико разозлился, что Сергей сорвал переговоры и выгнал его из фирмы именно за это. То, что он домой пришел не вовремя, с его дочерью поругался, со мной вместе был — ерунда. По крайней мере, для Редьки. Хотя могу и ошибаться. Это Александру Ивановичу виднее, он и Редьку, и всю ситуацию знает гораздо лучше меня. А если не знает — ему проще все выяснять, хотя бы у того же Редьки.

Александр Иванович медленно кивнул и заметил, что Редьке в самом деле плевать на отношения дочери и зятя. И даже развод не был бы поводом увольнения Сергея — теперь, когда он стал правой рукой Креницкого. Они в последнее время хорошо сработались, и Павел Степанович, как показалось Колобову, относился к Сергею как к сыну. Меня это заявление, признаться, удивило.

— А что за переговоры намечались, не выяснила? — посмотрел на меня Колобов.

Я покачала головой. Сергей не говорил. Я не спрашивала, понимая, что не скажет.

Колобов тут же извлек из кармана трубку, потом записную книжку, набрал какой-то номер и попросил позвать Наташу. Ее он прямо спросил о бизнесменах, которые были тогда в офисе и не дождались Сергея и Редьку. Выслушав ответ, уточнил, есть ли у Наташи хоть какие-то данные на этих типов.

— То есть просто были запланированы переговоры? Тебе не называли ни имен, ничего?..

Понял. Спасибо, деточка.

— Секретарша Креницкого и на вас работает? — улыбнулась я, вспомнив, что Борис называл ее имя.

Александр Иванович кивнул и пояснил, что пятьдесят один процент, то есть контрольный пакет акций «Импорт-сервиса» принадлежит ему.

Я с трудом сдержала возглас удивления, хотя…

А почему бы и нет? Колобов тем временем медленно произнес:

— Странно. Очень странно. Наташка этих двоих ни разу не видела. Фоторобот мы, конечно, составим. Если Павел Степанович нам ничего сам не скажет, — лицо Колобова озарила улыбка удава. — Значит, Сергей очень не хотел с ними встречаться?

Я кивнула. Потом напомнила, что, по мнению коллектива фирмы, именно Редька постарался, чтобы Серегу закрыли в «Крестах». И кто-то же поработал с его машиной? Я тут же уточила у Колобова, не знает ли он, что именно с ней случилось.