— Допрыгался! Допрыгался! — рыдала женщина. — Говорила я ему: эта шалава тебя до добра не доведет.

Андрей, конечно, тут же попытался получить описание шалавы, а я любезно подсунула Аллочкину фотографию. Шалаву опознали. Как выяснилось, мать во время одного из визитов в питерскую квартиру сына была представлена Аллочке. Они сразу же не понравились друг другу.

Нам рассказали, что у Толика была жена, с которой он прожил один год, осталась маленькая дочка. Обе в Выборге. Мать была категорически против переезда сына в Питер, потому что, по ее мнению, большие города до добра не доводят. А Питер — так вообще сплошной криминал.

«А в Выборге?» — так и подмывало меня спросить. Здесь что, так все тихо и спокойно? Да полгорода, если не три четверти, работают на приезжающих финнов, предоставляя им услуги различного характера, в большинстве случаев не согласующиеся с моральным обликом строителя коммунизма. И, конечно, если парень тут не нашел себе хлебного места, то решил попытать счастья в Питере. В Питере возможностей для приложения криминальных талантов (да и других тоже) гораздо больше.

Андрей уточнил, появлялся ли Толя в доме родителей в ночь с четвертое на пятое или хотя бы четвертого вечером, или пятого утром — как раз в те дни мы с ним познакомились в гостинице. Но Толик не появлялся уже около месяца, хотя регулярно звонил. О деятельности сына в Питере мать ничего сказать не могла. Она дала нам адрес своей бывшей невестки и двоих одноклассников сына, живущих в Выборге. После этого мы с ней распрощались. Андрюха написал на бумажке, куда ей следует прибыть за телом сына.

— Куда теперь? — спросил он, когда мы опять оказались в моей машине.

Я все-таки сообщила про некую Варю. Вместе с сотрудником органов не так страшно встречаться с незнакомым человеком. Конечно, за время работы журналисткой мне с кем только не доводилось разговаривать, но в некоторых ситуациях предпочтительнее быть не одной. Лучше, если рядом мужчина, и этот мужчина — мент. Более того, я не была уверена, что Варя встретит меня с распростертыми объятиями. Андрею она, конечно, тоже будет не очень рада (а скорее — даже меньше, чем мне), но он-то всегда может припереть ее к стенке. Тем более что Редька мертв…

Андрей тут же решил отправиться в ближайшее отделение милиции, где нам быстро помогли выяснить адрес по номеру телефона, а потом рассказали, как добраться до нужного дома. Даже вызвались составить компанию, но Андрей решил, что мы поедем без сопровождения, а за помощью обратимся только в случае необходимости.

Варин дом внешне выгодно отличался от дома родителей Толика. В нем было четыре этажа, горячая вода, центральное отопление, печки отсутствовали, потолок, несмотря на верхний этаж, не тек. Варя проживала в трехкомнатной квартире вместе с безработной матерью и двумя младшими сестрами-школьницами. Отец лет десять назад исчез в неизвестном направлении.

Квартира имела нетипичную для Питера планировку (по крайней мере, я ничего подобного у нас в городе не видела). Попав внутрь, мы сразу же оказались в самой большой комнате, которую занимали мать и средняя дочь. Тут не было ни коридора, ни прихожей, входная дверь составляла часть стены комнаты. По выложенным по середине газеткам, разделяющим комнату на две половины, мы проследовали в коридорчик, где стояла вешалка и из которого открывались другие двери: в две крохотные комнатки (Варину и ее младшей сестры), кухню и совмещенный санузел. И какой идиот это все спроектировал? — невольно хотелось спросить мне. Правда, попадая в наши «хрущевки» и «брежневки» у меня возникает тот же вопрос. Мы сняли обувь у вешалки и вернулись в большую комнату. Обстановка была небогатой, я сказала бы, что вся мебель закуплена в советские времена в кредит.

Нас с Андреем встретили Варина мать и две младшие сестры. Они смотрели по стоявшему в большой комнате телевизору какой-то сериал.

— Ох, — тяжко вздохнула мать, увидев Андрюхино удостоверение. — Ну что ж, проходите, раз пришли.

Потом она обратилась к младшей девочке и велела позвать Варю. Средняя тут же встряла, заметив, что нам будет удобнее говорить с Варей в ее комнате.

— Ну уж нет! — рявкнула мать, с места в карьер начиная скандал. — Я должна все слышать! Я должна знать, что происходит! Никогда раньше к нам милиция не ходила! А уж раз пришла, я должна выяснить, в чем дело!

Средняя дочь в долгу не осталась и тоже завопила. Суть спора для меня лично осталась непонятной. Младшая выбежала из комнаты и вскоре вернулась с Варей.

Увидев ее, мы с Андреем в первое мгновение раскрыли рты. Один глаз у девушки заплыл, все лицо вообще было в кровоподтеках и, судя по неловким движениям и то и дело появляющейся на лице гримасе боли, тело, завернутое в длинный толстый махровый халат, должно было выглядеть не лучше.

— Вы? — уставилась она на меня.

Но я ее упорно не узнавала.

— Кто вы? — спросила Варя.

— Да, кто вы? — тут же подала голос мать. — Мужчина-то я поняла, откуда, а вы, девушка?

У вас есть удостоверение?

Я вручила ей свое журналистское. Тетка долго его изучала, окруженная с двух сторон младшей и средней дочерьми. Варя так и стояла у двери большой комнаты, закрывая путь в дальнюю часть квартиры.

— А о чем пишете? — спросила мать.

Я пояснила, что работаю криминальным обозревателем в еженедельнике «Невские новости», хозяйка тут же заметила, что у них есть наши выпуски и велела дочерям искать. Средняя с младшей бросились к кипе газет, которые в советские времена можно было бы обменять, наверное, книг на десять. Они что же, ждут, когда снова начнется подобный обмен? Хотя в Питере есть обмен на хозтовары, мне соседка Галька-алкоголичка говорила. Она обычно и меняет, а потом торгует на углу хозтоварами.

И нам с Татьяной на Новый год по куску хозяйственного мыла презентовала в обмен на объедки с праздничных столов. Про работу на телеканале я упоминать не стала, но, может, телевизоры в Выборге его не берут? Или эта семья его не смотрит?

Пока шли поиски, я с большим интересом оглядывала стену в той части, где жила одна из девочек. Над продавленной тахтой красовался Децл в разных ракурсах и одеяниях, на плакатах, вырезках из журналов и газет. В углу притулился старенький письменный стол, поверхность которого была исцарапана, изрезана и многократно залита чернилами и еще какими-то непонятными растворами. Возможно, за ним когда-то занималась мама. На этом столе, приткнутая к углу таким образом, что несколько напоминала икону, вывешиваемую в красном углу, стояла книга о Децле. И какое же издательство ее издало? По формату это был не альбом, но и не обычная книга в твердой обложке, а нечто среднее. Других книг, по крайней мере в этой комнате, я не заметила.

Один из номеров «Невских новостей» вскоре нашли, мою фамилию сверили, как и фотографию над статьей, удостоверение вернули, и мать снова заявила, что настаивает на разговоре в ее присутствии.

Андрей тут же уточнил у Вари, совершеннолетняя ли она. Варе оказалось девятнадцать.

«В таком случае мы будем разговаривать без присутствия матери», заявил Андрей. «Но я настаиваю», — вопила мамаша. Андрей в таком случае предложил проехать в отделение и демонстративно снял с пояса трубку.

— Проводи гостей к себе в комнату, — тут же процедила мамаша, обращаясь к Варе.

Девушка кивнула и повернулась. Мы последовали за ней и оказались в крохотной комнатушке площадью метров семь. В ней умещались кровать, тумбочка с большим зеркалом и кучей разнообразной косметики перед ним и пара стульев. Одежда висела на стенах, на прибитых к ним вешалках. Под одеждой просматривались плакаты: «Иванушки», «Руки вверх!» и «Отпетые мошенники». Здесь, в отличие от большой комнаты, были и книги: лежали несколькими стопками на полу — точно так же, как газеты в большой комнате. Бросив беглый взгляд на них, я поняла, что все они — переводные любовные романы, на обложках которых крутые мужики обнимают полуобнаженных красавиц.

— Садитесь, пожалуйста, — предложила Варя нам с Андреем, кивая на стулья, сама опустилась на кровать.