Когда доехала до нужного здания, охранник, оберегающий нашу редакцию от явных и тайных врагов и шпионов, при виде меня закатил глаза, оторвав их не от извечного кроссворда или, по крайней мере, сборника анекдотов, а от какого-то моего старого репортажа (правда, не про мед), что меня, признаться, удивило.

— Чего было? — спросила у него.

— Сухорукой приезжал собственной персоной. Из «Сибзонбанка». Весь в телохранителях.

«Свиньей» шли. Еле в двери наши протиснулись.

Мы уж тут все струхнули. Я вон твои статьи последние перечитываю. Чем ты ему не угодила?

— Мы с ним в одном сарае сидели, — пояснила я.

— А ему там понравилось? Или ты понравилась? — ухмыльнулся охранник. Юлька, такого мужика брать надо. Говорят: неженат.

— В разное время сидели, так что лично не встречались, — ответила я и проследовала к Виктории Семеновне, по пути отвечая на вопросы коллег, которые разделились на две группы. Одна, как и охранник, придерживалась мнения, что я понравилась Сухорукову как женщина и по глупости ему отказала, а он меня теперь домогается. Ну где это видано, чтобы банкиры сами приезжали к журналистке? Вторая группа считала, что я где-то перешла ему дорогу и всему издательству вполне может вскоре прийти конец.

Господин Сухоруков Иван Захарович имел весьма странную кличку Сизо, причем она появилась в годы его молодости, проведенные в Сибири (по принуждению). Кто-то умный сложил первые буквы фамилии, имени и отчества, потом добавил еще одну — и получилось родное слово для тех, кто так любит давать погоняла.

В более поздние годы Иван Захарович его оправдал, вернее, попытался. Он хотел построить для родного города новый следственный изолятор.

Душой он болел за тех, кто томится в тесных некомфортабельных камерах и спит по очереди.

Возможно, не исключал, что самому придется переселиться из банкирских хором в не лучшие условия на Арсенальной набережной. Можно сказать, думал строить для себя и для друзей. Да и память о себе потомкам хотелось оставить.

Прославиться на века (похоже, лавры Антония Томишко не давали покоя). А то и встать в один ряд с Растрелли, Росси, Монферраном. Он даже собственноручно проект подготовил (со знанием дела). Но, несмотря на то что, услышав про инициативу Ивана Захаровича, еще несколько теперешних бизнесменов и банкиров были готовы вложиться в проект, он не получил поддержки у городской администрации, возможно, потому, что никто из них пока не сидел.

Однако оппозиция тут же ухватилась за идею (возможно, чтобы получить материальную поддержку на следующих выборах — ведь спонсоры-то и на строительстве изолятора, и на выборах одни и те же, а возможно, и потому, что среди них нашлись достойные люди, которым самим довелось погостить на Арсенальной набережной, дом семь) и стала активно проводить ее в массы, заодно воспевая нового Савву Морозова, продолжателя исконно русских традиций меценатства. Зачем городу новые дороги? Зачем развязки? Зачем пешеходные улицы? Комфортабельный следственный изолятор для лучших людей вот первейшая необходимость. А остальные граждане и по колдобинам ездить могут.

Столько лет ездят — и ничего. А вот избранным после палат каменных сложно на жесткие нары перебираться. В особенности если эти люди в скором времени все равно будут признаны невиновными. Ну что ж, посмотрим, что произойдет на следующих выборах. Может, строительство нового изолятора станет основным пунктом предвыборной программы какого-нибудь кандидата. Сам Сухоруков, правда, его основным не делал. Но он в Госдуму пытался пройти. Если в следующий раз полезет в губернаторы… Кстати, скученность на самом деле является главной проблемой следственных изоляторов в Питере.

В большинстве других регионов России — это голод. В «Крестах» же, случается, и хлеб выбрасывают. Живут за счет передачек. Есть тюремный магазин, которым активно пользуются. Да и с хлебом проблем нет — на тот случай, если некому носить дачки и класть деньги на счет.

Виктория Семеновна встретила меня, как блудную дочь и показала на сломанный стул, пояснив, что известный банкир господин Сухоруков, баллотировавшийся в Госдуму и проигравший выборы японскому меньшинству, которое по непонятным причинам решило выдвигать свою кандидатуру в Питере, а не на Курилах, этим стулом в гневе шарахнул об пол. Банкирской рожей, по мнению Виктории Семеновны, следовало бы нечистую силу в хлеву отпугивать, и сарай, где нас держали, для него был самым подходящим местом.

Я вспомнила, что когда Сухоруков баллотировался в Госдуму, то в телевизоре выглядел вполне благообразно. Виктория Семеновна заметила, что тогда с ним явно работал отряд высокооплачиваемых имиджмейкеров, а теперь он вернулся к своему обычному облику. В этом облике для спокойствия мирного населения ему самое место за забором с несколькими рядами колючей проволоки по верху, за которым он в свое время и провел немало лет.

— Да, люди, которые раньше в тюрьмах и в колониях сидели, теперь хотят в правительстве, — грустно заметила я.

— И задача нас, журналистов, этого не допускать! — подняла указательный палец вверх Виктория Семеновна. — Мы, конечно, не можем отправить их назад за забор с колючей проволокой, это дело милиции, но должны по возможности почаще кричать: «Держите вора» или что-то в этом роде. Побольше народу услышит, может, кто-то и отреагирует.

— Скорее талантливые отечественные киллеры, — заметила я, — из безработных бывших спецназовцев.

— Я всегда трепетно относилась к санитарам леса, — призналась Виктория Семеновна и попросила у меня отчета о последних событиях.

Я рассказала, причем не во всех деталях, так как не успевала по времени. На прощание Виктория Семеновна меня перекрестила и, как и обычно, велела зря не рисковать. Просила уточнить про комфортабельный пятизвездочный изолятор. Она сама как-то запамятовала — слишком возбудилась, — не отказался ли банкир от идеи его построить? И как насчет мемориальной доски на «Крестах»? «Здесь сидели лучшие люди нашего города» и далее по списку. Я заметила, что стен может не хватить, чтобы всех перечислить. Тем не менее мне было ведено сказать, что наш еженедельник (да и, наверное, телеканал — Новиков, скорее всего, не только не будет возражать, а поддержит двумя руками и выделит мне дополнительное эфирное время) готов освещать подобные эпохальные для града Петрова события. Но последней фразой она меня добила:

— А вообще жених завидный. Ты подумай, Юля.

— И вы туда же?!

— Тебе давно пора замуж выходить. А тут: банкир, несостоявшийся депутат, бывший зек, что сейчас очень модно, и читать умеет. Юля, где ты такого мужика еще найдешь?

Я махнула рукой и редакцию покинула. Все коллеги просили сообщить, как пройдет встреча с банкиром и не прекратит ли еженедельник «Невские новости», как, впрочем, и весь холдинг свое существование после моих опрометчивых статей. Я обещала позвонить Виктории Семеновне.

В ресторане меня сразу же провели к нужному столику. Метрдотель, как мне показалось, был готов сдувать невидимые пылинки с моих плеч и аж изогнулся дугой в приступе любезности.

Сухоруков единолично занимал полукруглый диванчик у одного из столов, расположенных в нишах. От него несло силой, властью и жестокостью, хотя позой он напоминал отдыхающего тюленя. Для меня приставили стул. Я невольно обратила внимание на руки Ивана Захаровича: на нескольких пальцах и правой кисти остались шрамы. Как я поняла — от сведенных татуировок. «Интересно, что у него на теле?» — подумала я с чисто профессиональной точки зрения: как мужчина, Сухоруков меня не заинтересовал, да и староват он для меня. В соседних нишах, как я поняла, разместилась его охрана, периодически переговаривающаяся по рациям. Главным словом в их лексиконе было «о'кей».

Банкир с большим интересом рассмотрел меня, словно покупал кобылу на базаре. Потом сказал: «Хм!» и предложил заказывать пищу.

Я заказала. Первый вопрос, который мне задал Сухоруков, был о моем возрасте.