— Если вам станет от этого легче, можете заниматься своими тестами. Лично я одобрю заявку. Это не значит, что вы получите все, что захотите. Потребуются другие подписи, кроме моей. Как бы там ни было, вам следует знать: не вы первый думаете, что она телепат или имеет отношение к данному феномену.

— Я читал ее медицинскую карту. Но надеюсь стать первым, доказавшим это.

— Рад вашему энтузиазму. Но не теряйте из виду главную цель. Даже если Нона телепат, а пока мы считаем, что нет, приспособится ли она к жизни за пределами астероида?

Ответ у Кэмерона был, но медсоветник ждал от него других слов.

— Возможно, вы правы. Что бы ни случилось, ей придется остаться здесь.

— Правильно. Если вам удастся расколоть группу, вы решите проблему, но не рассчитывайте на это. Вам необходимо научиться управлять ими такими, какие они есть в настоящее время.

— Я позабочусь о том, чтобы они не доставили вам неприятностей, — заверил Кэмерон.

— Уверен, что позаботитесь. — Как раз уверенности в словах советника и не хватало. — Если потребуется помощь, можем выслать подкрепление.

— Не думаю, что столкнусь с большими трудностями, — поспешно ответил доктор. — Я заставлю их бегать по кругу.

— Путаница — наилучшая политика, — согласился Тортон и, развернув листок, посмотрел на него. — Ах, да, пока есть время, мне нужно сообщить вам подробности нового лечения дефектных…

Картинка исчезла, сменившись беспорядочным мерцанием экрана. На несколько секунд слышимость вернулась, и Кэмерон разобрал:

— Вы поняли меня, доктор? Если не расслышали, свяжитесь со мной. Отклонения могут привести к фатальным последствиям. — Голос утонул в фоновом шуме.

— Не могу удерживать корабль в фокусе, — сообщил робот. — Если желаете продолжить разговор, придется вести трансляцию через ближайшую станцию связи. В настоящий момент это Марс.

И тогда пришлось бы дожидаться каждого ответа несколько минут. Кроме того, медсоветник не мог или не хотел помочь Кэмерону. Он желал сохранить статус-кво; другие варианты его не удовлетворяли. И в обязанности директора по медицине входило проследить за этим.

— Мы закончили, — сказал Кэмерон.

Телеком отключился, а доктор продолжал сидеть в кресле. О каких дефектных говорил советник? Конечно, о каком-то подразделении инвалидов, но такого медицинского термина, как «дефектные», не существует. Возможно, это жаргонизм. Тортон так долго имел дело с жертвами несчастных случаев, что, вероятно, теперь полагает, будто каждый доктор понимает его с полуслова.

Дефектные. Кэмерон так и этак ворочал в голове неприятное выражение. В точном смысле оно означает только одно. Посмотрим, что говорится в распоряжении, которое придет от медсоветника. Всегда можно запросить дополнительную информацию, если что-то будет неясно.

Доктор тяжело поднялся на ноги. Вес тела в самом деле увеличился. И это не физиологическая реакция. Мысленно он взял наблюдение на заметку. Надо будет разобраться с этим скачком гравитации.

В каком-то смысле жертвы случая были жалкими лоскутными существами, людьми всего лишь наполовину, а то и на четверть. Дробные организмы, выряженные под людей. Они не хотели расставаться с иллюзиями, а то органическое, что оставалось в их телах, обладало невероятной жизнестойкостью. Отчасти в этом приходилось винить медицину и хирургию. Техника стала слишком хороша — или не достаточно хороша, зависит от того, с чьей точки зрения смотреть, доктора или пациента.

Слишком хороша в том смысле, что даже страшно изуродованному человеку, если его находили живым, могли сохранить жизнь. И не достаточно хороша, потому что определенный процент пострадавших не мог вернуться в общество совершенно здоровым и телесно целым.

Не так часто случалось, что потерпевший не поддавался восстановлению, но хотя детали варьировались, результат оказывался одним и тем же. Для подавляющей части человечества заболевшего больше не существовало. Все были здоровы — за исключением тех, кто попадал в тот процент несчастных случаев, когда человек не подлежал ни хирургическому лечению, ни технологиям регенерации. Эти люди больше не соответствовали шаблонам красоты, признанным всеми жителями планет. И этих немногих отправляли на астероид.

Им это не нравилось. Они не хотели быть прикованными к «Небесам инвалидов». С другой стороны, в них развивалась ранимость, и они не собирались возвращаться в прежнюю жизнь. Каждый понимал, как будет выглядеть, ползая или ковыляя среди прекрасных мужчин и женщин, населявших планеты. Инвалиды не искали возвращения.

То, чего они хотели, казалось нелепостью. Они это обсудили, одобрили, и в результате появилась петиция. В ней содержалась просьба выделить ракеты, чтобы предпринять первый долгий и трудный полет к Альфе и Проксиме Центавра. Человек, привязанный к Солнечной системе, не мог долететь даже до ближайших звезд. А инвалиды считали, что сумеют преодолеть этот барьер. Некоторые из них улетят, некоторые останутся, но и оставшиеся будут чувствовать себя участниками опасного предприятия.

Все это походило на совершенно бесконтрольную форму массового заблуждения. Поломанные люди — без лиц, которые они могли бы назвать своими, носившие сердце не в груди, а в аппаратах перекачки крови, без конечностей, без органов, или, по крайней мере, без некоторых из них. Все категории не поддавались перечислению. Ни один инвалид не походил на другого.

Самообман был тем опаснее, что инвалиды являлись квалифицированными специалистами. Изо всех миллиардов граждан Солнечной системы только они могли совершить длительное путешествие туда и обратно. Но существовали факторы, из-за которых полет был невозможен. Если основную причину обсуждать с ними было небезопасно, то аргументы против следовало разъяснить. Сам Кэмерон не имел склонности к садизму, а больше никто не проявлял заинтересованности к откровенному разговору с инвалидами.

2

Доччи сидел возле бассейна. Он испытывал бы удовольствие, если бы забыл, где находится. Местность выглядела почти пасторальной, как на Земле, хотя не такой уж умиротворяющей. Горизонт опускался слишком близко, а сверху разверзлось беспредельное небо; только казалось, что оно светится. Астероид со всех сторон окутывала тьма.

Маленькое деревце над головой отбрасывало тень. Волны плескались о борта, издавая булькающие звуки. Но в жидкости не присутствовала растительная жизнь, и рыбы в ней не водились. Она только выглядела, как вода — бассейн заполняла кислота. В ней плавало почти полностью погруженное тело. Больничные записи гласили, что здесь содержится женщина.

— Анти, они нас завернули, — с горечью в голосе произнес Доччи.

— А ты чего ожидал? — пророкотало существо из бассейна. Взволнованные ее голосом фонтанчики брызг заплясали по поверхности.

— Я не ожидал этого.

— Ты плохо знаешь Медсовет.

— Думаю, ты права. — Он угрюмо уставился в кислоту, слегка отсвечивающую голубым. — У меня такое чувство, что они не рассматривали прошение, просто задержали на некоторое время и дали ответ, не ознакомившись с нашей петицией.

— Ты уже начинаешь понимать. Погоди, вот побудешь здесь с мое.

Доччи сердито пнул пучок безжизненной травы. Растениям жилось здесь плохо. Они тоже чувствовали себя изгнанниками — далеко от солнца и почвы, в которой выросли. Расти приходилось в искусственных условиях.

— Почему они отклонили наше предложение? — спросил Доччи.

— Сам подумай. Вспомни, что такое Медсовет. Для них важны другие вещи. Главное — не уподобляться им. Нам не следует проявлять безрассудство, даже если они будут вести себя иррационально.

— Хотел бы я знать, что делать, — произнес Доччи. — Для нас это так много значит.

— Можно подождать, пока отношение изменится, — сказала Анти, медленно перемещаясь в жидкости. Двигаться она могла только так — медленно. Большая часть ее массивного тела скрывалась в кислоте.

— Кэмерон предполагает, что мы будем выжидать, — задумчиво сообщил Доччи. — Это правда, мы биокомпенсаторы.