– Нет.
– Нет? Хорошо. Как говорил мой дед, дареному коню в зубы не смотрят.
– О боже.
– Что такое?
– Ваш дед? Эту присказку постоянно повторял мой дед.
– Ну так и что? – шире заулыбался Джон Милтон. – Все деды так говорят. И вы когда-нибудь состаритесь и будете молоть подобную чепуху. – Джон Милтон отставил бокал с вином на столик. – Да проходите же, что вы торчите там, как посыльный? Не желаете винца? – Он качнул бокалом, вино рубиново заискрилось в свете восковых свечей.
– Благодарю вас. Но я не стану пить.
– Нет? – лукаво подмигнул Джон Милтон. И кивнул на пакет. – Что это у вас там?
– Подарок. Для вас.
– О! Как любезно с вашей стороны. И по какому поводу?
– Считайте это знаком благодарности за все, что вы сделали для нас с Мириам.
– Я уже получил сегодня от вас подарок – там, в зале суда.
– Тем не менее я хочу, чтобы вы приняли этот маленький знак нашего... расположения.
Кевин медленно приблизился к Милтону и протянул ему коричневый пакет.
– Кажется, это книга.
Кевин запустил руку под пиджак, нащупывая золотой крест.
– Да, причем одна из лучших.
– В самом деле? В таком случае чрезвычайно вам признателен. – Джон Милтон запустил руку в пакет, извлекая Библию. Но, как только сверкнула надпись на обложке, глаза его выкатились из орбит. Он завопил, как и предсказывал отец Винсент, – взвыл так, точно в этот миг был брошен в центр огненного озера. Библия упала на пол.
Кевин вытащил крест из-за пояса и выставил перед собой так, что лик распятого Спасителя оказался как раз перед глазами Джона Милтона. Тот завопил еще страшнее прежнего, закрывая лицо ладонями и падая навзничь на диван.
Кевин поднял крест, держа его перед собой как кинжал, и после мгновенного колебания вонзил в сердце Джона Милтона. Клинок прошел сквозь одежду и вошел в плоть, точно нож в масло. Пальцы Кевина обагрились кровью, но он не отступил, вонзая клинок до упора.
Джон Милтон так и не отнял от глаз ладоней. Он перевернулся, умирая на роскошной кушетке, закрыв глаза от света. Кевин отошел. Распятие торчало из груди – и Кевин подумал, что лик изменился. Теперь Спаситель смотрел скорбно и удовлетворенно.
Кевин простоял так некоторое время, пытаясь унять охватившую его дрожь. Вот и все, подумал он. Он спас свою душу и жизнь жены. Кевин направился к телефону и набрал номер отца Винсента. После долгих звонков наконец откликнулся старческий голос:
– Я здесь, – сказал Кевин. – У него дома. Все произошло в точности, как вы и говорили.
– Простите?
– Я все сделал, преподобный отец. Едва он коснулся Библии, как его охватила агония. Распятие ослепило его, и я вонзил ему клинок в сердце, как вы велели.
В трубке воцарилась тишина.
– Разве я не сделал то, что вы говорили? Или я что-то упустил?
– Ну, конечно, все в порядке, мой мальчик. – Отец Винсент рассмеялся механическим, выхолощенным смехом. – Ты все сделал, как надо. Больше ничего не надо. Оставайся там. Я вызову полицию.
– Полицию?
– Просто дождись, – повторил он и положил трубку.
Кевин бессмысленно посмотрел на трубку, прислушиваясь к коротким гудкам. Затем опустил ее на аппарат.
И перевел взгляд на кушетку, где покоилось тело Джона Милтона. Что-то изменилось. Медленно и нерешительно он приблизился и осмотрел труп. Сердце яростно застучало, и его от макушки до пят окатило холодом, как будто он провалился в подземный колодец.
Джон Милтон был по-прежнему мертв. Клинок прочно вошел в его сердце.
Но теперь он убрал руки с лица.
И он улыбался!
15
– Лучше защитника не найти, – взмолилась Мириам. – Почему ты не прислушаешься к доводам рассудка? Ты благодарить их должен, что они хотят защищать тебя после всего, что ты натворил.
Кевин не ответил. Он сидел в тюремной комнате для посещений, глядя перед собой. В голове была полная каша. Неужели он впал в безумие? Неужели вот так сходят с ума?
Полиция прибыла на место убийства, следом за ней явились и остальные партнеры, потом Мириам с подругами. Он ни слова никому не сказал, даже Мириам, с которой случилась истерика, и Норма с Джин приводили ее в чувство. Бывшие соратники расценили это как предусмотрительный профессиональный шаг – не давать никаких показаний до назначения адвоката, но близилось начало процесса, а он так и не изъявил желания говорить, несмотря на все мольбы Мириам.
Она все еще была беременна. И до сих пор не отказалась от идеи рожать этого ребенка. Странно – все, что предсказал отец Винсент, сбылось. Кроме этого, последнего, шага. Эта мысль вернула его к действительности. Он внимательно посмотрел на нее.
Мириам выглядела цветущей, как всякая беременная женщина. Она плакала, и слезы отразились на состоянии макияжа, но внешне она казалась вполне здоровой. Даже прежняя бледность на лице исчезла. Быть может, зловещий плод умирал, таял в ее утробе, утратив свою власть над ней? Оставалось только надеяться.
– Как ты себя чувствуешь?
– Ужасно. Что ты имеешь в виду? Как можно об этом спрашивать теперь?
– Эти черные синяки... они больше не появляются?
– Нет, все в порядке. Я регулярно показываюсь доктору, он говорит, что все хорошо.
Долгое время он не сводил с нее глаз, пристально изучая выражение лица, глаза. Как она изменилась. Практически стала другой женщиной. Вся близость между ними канула в Лету. Ушла, бессмысленно расточилась. Они больше не являлись частью друг друга. Они стали чужими. Он покачал головой. Просто поразительно, она стала совершенно незнакомой. Из глаз исчезло прежнее тепло. Это он, ребенок, зловещее наследие, точил ее изнутри, питаясь ее любовью.
И доктор – он из того же стана врагов. Это он пытается сохранить жизнь ребенка.
– Мириам, перестань ходить к этому доктору, – потребовал он.
– Боже мой, Кевин, что с тобой происходит! Ты сошел с ума?
– Я не сошел с ума, Мириам. И ты это видишь сама.
Она посмотрела на него: ни жалости, ни сочувствия уже не было в этом взгляде. Он чувствовал только отвращение и страх.
– Кевин, зачем ты это сделал? Ради бога, ответь, почему из всех людей в мире ты решил убить именно мистера Милтона?
Охранник у двери вскинул брови и тут же отвел глаза в сторону.
– Ты не поверила мне с самого начала, не веришь и теперь, но все раскроется на суде.
– На суде? – Она усмехнулась. Как все это было на нее непохоже: вся мимика, жесты. Словно бы ее телом и душой уже овладел кто-то изнутри. Так же, наверное, обстояло с Глорией Джеффи. – Какого суда ты ждешь? Тебя признают виновным в убийстве, и ты лишаешь себя последней надежды – защиты таких адвокатов, как Пол, Тед или Дейв. Лучших адвокатов в городе и, быть может, во всей стране.
– Я сделал запрос на адвоката.
– Кто же это?
– Он почти неизвестен на уголовных процессах. Он мало кому известен, не богат и, самое главное, не связан с этим отребьем.
"Впрочем, – прибавил он про себя, – если я проиграю, он запросто может стать одним из них".
– Но, Кевин, разве благоразумно поступать так?
– Более чем благоразумно. У меня появится шанс открыть правду на процессе.
– Пол говорит, что тебя может спасти только медицинское освидетельствование. Обвинение выдвигает убийство первой степени. Если это будет прокурорская экспертиза, тебя признают находившимся в полном сознании. Пол говорит, что это заблокирует линию защиты – единственная надежда для тебя будет потеряна.
– Еще бы. Уж он-то найдет тебе любых медицинских экспертов. И меня признают окончательно безумным.
– О да! Он предлагает замечательного доктора, к которому фирма уже раньше обращалась.
Намек понятен, подумал он. С каждой минутой было все яснее – она становится одной из них. Бесполезно говорить с ней до окончания процесса.
– Доктора сказали однозначно: я психически здоров и способен отвечать за свои поступки. Если же меня признают невменяемым, правды не узнает никто.