Впрочем, и Самори вскоре убедился, насколько белые сильны, отважны, с ужасным оружием, и, прекратив бесплодную борьбу, сдался на милость победителя. Он признал протекторат Франции и подписал договор, вследствие которого французское влияние распространилось на прекрасные и богатые страны Западного Судана и на весь водный путь по Верхнему Нигеру.

Напомним в двух словах еще об одном важнейшем событии истории французских исследований в Судане. В 1888 году капитан-лейтенант Карон на канонерке «Нигер» достиг знаменитого порта Томбукту! Жители — преимущественно туареги — встречали его негостеприимно, хотя и без открытой враждебности. Они приглашали Карона на берег, но тот, чтобы не попасть в засаду, подобно Флаттерсу, не сходил с корабля. Впрочем, Риайя, глава здешнего государства, под давлением мавританских купцов объявил капитану, что страна закрыта для иностранцев и французам здесь делать нечего. Надо сказать, права этого вождя очень спорны: настоящая власть принадлежит Алимсару, великому вождю туарегов, который со всех товаров, проходящих через Томбукту, берет десять процентов пошлины. Карон вступил в переговоры и с ним, но также без большого успеха.

Великолепная экспедиция капитана Карона заложила основы для создания карты Нигера и географического изучения Западного Судана. Карон продолжил труды первых исследователей этой реки: Мунго Парка (1795), Рене Кайе (1828), Генриха Барта (1853) и капитан-лейтенанта Мажа (1866). Но точные и подробные съемки реки до Карона и не начинались. Даже положение Томбукту с присущей морякам точностью определил именно Карон!

Дагомейское войско. — Амазонки. — Человеческие жертвоприношения. — Похороны царя Гезо.

Для путешественника есть интереснейшая страна, о которой вспомнили благодаря новейшим исследованиям, — Дагомея[437]. Выдающийся военно-морской врач, доктор Репен, посетил ее в 1853 году, но и тридцать пять лет спустя там все осталось по-прежнему: стародавние обычаи, рабство, женщины-воины, фетиши[438], ужасающие человеческие жертвы, наконец — цари, вечно пьяные от крови и совершенно не приемлющие идей нашей современной цивилизации.

Доктор Репен отправился в Дагомею к царю Гезо с богатыми дарами от французского правительства, чтобы уладить несколько торговых дел. Он сошел на берег в Вида, где было тогда и французское поселение. Это второй по значению город царства; площадь его — не менее семи квадратных лье, население около миллиона человек.

Прежде всего путешественника поразил змеиный храм. В Дагомее змеи — весьма почитаемый фетиш. Круглое здание имеет десять — двенадцать метров в диаметре и семь — восемь в высоту, внутри украшено древесными ветвями. Через две двери в круглой стене свободно проползают туда и обратно местные божества… Змеи, длиною от метра до трех, от природы безобидны. Нередко можно видеть, как они ползут по улице. Тогда туземцы почтительно подходят к ним, с невероятными предосторожностями берут в руки и относят назад в храм. Горе чужеземцу, который по неведению или неосторожности убьет или как-нибудь обидит змею — он поплатится жизнью.

Охрана змей-фетишей поручена неграм, которые живут близ храма в огромном доме и питаются от обильных приношений верующих. По дороге из Вида в Абомей (столицу Дагомеи)[439] стоит еще один змеиный храм, но охраняемый женщинами — они считаются змеиными женами. Наконец, неподалеку от столицы вы проезжаете Кану — священный город, обитель великих жрецов. Там находится храм, где приносят в жертву людей, — небольшой квадратный глинобитный домик, расписанный изображениями фантастических животных…

Абомей — значительный город, имеющий в окружности двенадцать — пятнадцать миль и насчитывающий тридцать тысяч жителей. Его защищает глинобитная стена семиметровой высоты и ров десятиметровой ширины и глубины. Проходят в город по легким деревянным мостикам через ров — такие мостики ничего не стоит убрать или разрушить. Улицы в основном широки и чисты, но малолюдны, поскольку каждый дом стоит посреди отдельного двора, обнесенного глиняной стеной.

Путешественника со спутниками у входа в город встретил некий придворный сановник с пышной свитой и отвел на большую площадь под сенью прекрасных деревьев, где гостей усадили и подали прохладительное. Вскоре явилось множество военачальников с воинами. Они прошли перед путешественниками парадом, причем вожди, при знаках различия, по очереди изображали перед французской миссией бешеную пляску.

«Когда странный парад закончился, — пишет доктор Репен, — отворились ворота дворца, прозвучал артиллерийский салют и громкие вопли, все пали ниц в пыли — и в глубине обширного двора, словно вымощенного человеческими спинами, появился царь Гезо, окруженный женами и гвардейцами-амазонками. Он восседал под большими опахалами на чем-то вроде трона. Сняв шляпы, мы направились к нему. Государь встал, ступил несколько шагов к нам навстречу и, пожав по-европейски руки, знаком пригласил нас усаживаться в расставленные перед троном кресла. По другому знаку руки вождя прежде лежавшие ниц в пыли подняли головы и обступили нас, но с колен, однако, так и не встали».

Царю было лет семьдесят. Роста он был выше среднего, станом еще прям и тверд, одет весьма просто: шелковая повязка, завязанная на поясе, окутывала его плечи. Голову правителя венчала черная широкополая шляпа с золотым шнурком, ноги обуты в шитые золотом и серебром сандалии. Украшений почти не было, лишь большое золотое ожерелье недурной работы, на котором висело что-то вроде ажурной шкатулочки с какими-то ценными талисманами.

По правую руку от государя совершенно неподвижно сидели по-турецки на коврах шестьсот женщин гвардии, зажав между ног ружья, а за ними — охотницы на слонов с закопченными карабинами, одетые в коричневые ткани. По левую находились жены из сераля, всего около двухсот — одни еще совсем девочки, другие в полном расцвете и блеске негритянской красоты; были и пожилые, сиявшие богатыми шелками и украшениями из серебра и золота. Наконец, позади трона стояло несколько фавориток и начальница женской гвардии. Перед повелителем преклонили колени его старший сын Бахаду — загодя назначенный наследник престола — и министры. Путешественники представились царю и после нескольких речей, встреченных кликами толпы, удалились. На другой день состоялась приватная деловая беседа. Затем государь, чтобы дать представление о могуществе, повелел устроить большой военный парад.

Монарх уселся на роскошно украшенный помост, окруженный женами и частью женской гвардии; важнейшие сановники стояли перед ним на коленях. Перед помостом было выставлено двадцать пять — тридцать нацеленных на площадь пушек всевозможных калибров и форм на массивных лафетах; артиллеристки-амазонки держали зажженные фитили. Когда все собрались, по площади прошагала колонна из пяти — шести тысяч человек. Впереди шли музыканты — десятка три. Одни из них дудели в слоновьи бивни, продырявленные на кончиках, издавая хриплые звуки, подобные пастушьему рожку; другие били в барабаны из антилопьей кожи, натянутой на деревянные колоды, выдолбленные, как ступка. Иные сотрясали странным инструментом: пустой высушенной калебасой, обтянутой редкой сеткой, в каждую ячейку которой был вделан овечий позвонок; звук такой калебасы подобен звуку надутого пузыря с сушеным горохом. Еще иные звонили железными палочками в грубые колокольцы; кто-то еще, наконец, свистел в бамбуковые флейты, звук которых терялся в шуме всех оркестров. После парада воины салютовали несколькими ружейными залпами, а затем показали обычные приемы. Они с поразительной скоростью выбегали из строя с ружьем наперевес и с ножом в руке, словно врасплох кидаясь на противника. Отбежав на некоторое расстояние, все они, как один человек, встали и с устрашающим воплем разрядили ружья. Одни воины делали вид, что сносят тесаком голову невидимому неприятелю, и торжествующе несли ее в руках, другие бежали, увлекая за собой противника, чтобы он оказался в окружении всей армии…