Так кончилась попытка штаба Одесского военного округа организовать это своеобразное "революционное движение" в Турции…
Другая попытка заняться организацией аналогичного "революционного движения", но уже в Германии, была в конце 1916 года сделана переводчиком управления генерал-квартирмейстера при Ставке Главковерха капитаном Брагиным. Он представил по команде соответствующий доклад, в котором наметил четыре главнейших линии "революционной пропаганды" в Германии, а именно:
1. На почве ненависти к прусской гегемонии и политической розни составных элементов германской федерации.
2. На почве вечных противоречии интересов труда и капитала.
3. На почве военно-дипломатических неудач.
4. На почве продовольственных затруднений и кризисов.
Кроме этих главных и всеобщих поводов "к недовольству масс населения главного члена коалиции центральных держав", Брагин указывал еще на "недовольство поляков, сепаратистские стремления Чехии и Венгрии, ропот в Австрии и в австрийской армии против германского верховенства, революционные стремления Эльзас-Лотарингии, недовольство среди купеческого и портового населения Бремена и Гамбурга, много потерявшего, а частью и совершенно разоренного, благодаря отнятию у Германии колоний и заморских рынков, прекращению транзита и усиления роли Америки до подавляющих размеров в международной торговле".
Для использования этих "главных и второстепенных поводов" в целях "революционной" пропаганды и проникновения "этих идей в Германию", Брагин наметил следующие "пути и средства":
"1. Путь заграничной и подпольной печати.
2. Распространение манифестов и прокламаций не существующего в действительности "германского революционного комитета".
3. Пропаганда среди имеющихся у нас пленных германских и австрийских нижних чинов.
4. Непосредственная агитация на заводах и фабриках Германии, в особенности на тех из них, которые работают для военных целей.
5. Вступление в непосредственные сношения с революционными вожаками Германии от имени несуществующей "Лиги прекращения войны".
6. Учреждение международного банка для финансирования якобы пацифистского движения среди воюющих стран, а на самом деле, лишь среди населения одной центральной коалиции".
Для достижения этих целей Брагин считал необходимым "широко пользоваться деньгами, как орудием пропаганды и подкупа", привлечь к работе видных знатоков и специалистов в области знания политико-экономической жизни Германии "ценою каких бы то ни было усилий и затрат, как отечественных, так и иностранных, в особенности же английских и американских экономистов". Из отечественных специалистов он считал необходимым привлечь "наиболее способных, находящихся на военной службе у нас и союзников". Русско-подданные, привлеченные к этому делу, должны были быть "православного вероисповедания, носящие еще до войны чисто-русские фамилии". Из нерусских Брагин рекомендовал "широко пользоваться услугами латышей и эстонцев, в некоторых случаях — поляков; мусульманами же следовало пользоваться лишь при возможности перенести пропаганду в пределы Турции. Евреи Брагина очень соблазняли своим "знанием немецкого языка и национальной склонностью к революционной пропаганде". Но он их боялся и ставил их использование в зависимость от "наличия неослабленного за ними надзора".
Брагин требовал для предлагаемого им предприятия "единства действий, сосредоточения в руках военного министра и согласуемого с общим ходом событий; абсолютную тайну и изолированность отдельных органов друг от друга, самостоятельность их работы, но полную осведомленность об их действиях центрального органа и полную их подчиненность этому органу; независимость органов агитации заграницей от наших военных заграничных агентур, абсолютную неосведомленность последних о характере деятельности органов агитации и пропаганды".
Для проведения в жизнь этого "колоссального плана", Брагин предлагал создать при Главном управлении Генерального штаба "центральное агитационное бюро из десяти лиц" и заграничные агентуры этого бюро — в Швейцарии, Голландии, Дании и Америке.
Брагин, видимо, так глубоко верил в серьезность своего "плана", что не забыл уже заранее поставить задачи даже отдельным будущим агентам, например:
1. Сформировать революционный комитет в Эльзасе среди рабочих крупповских заводов.
2. Распространить определенное количество прокламаций или номеров подпольных изданий.
3. Произвести покушение на жизнь данного лица из числа администрации такого-то округа.
4. Сорганизовать стачку рабочих.
5. Повредить или взорвать такое-то правительственное сооружение в такой-то срок и т. д. и т. д.
На все это "дело" Брагин требовал в год только… сорок миллионов рублей.
Дело здесь, конечно, не в проекте и не в его авторе, ибо везде имеется достаточное количество не совсем нормальных людей, которые составляют и представляют всякие сногсшибательные проекты и доклады. Дело в том, что высшие русские военные учреждения отнеслись серьезно к этому бреду, видимо, или помешанного, или же чисто авантюристически настроенного переводчика Брагина.
Ставка направила этот проект с благоприятным отзывом военному министру. Последний передал его начальнику Генерального штаба "по принадлежности". Начальник Ген. штаба отнесся к проекту со всей серьезностью, в принципе нашел его вполне приемлемым и решил поставить во главе этого дела самого Брагина, но лишь возражал против слишком, по его мнению, большой суммы расходов и против предоставления широкой инициативы и независимости руководителям этого дела.
В ответ на это начальник Ген. штаба получил от генерал-квартирмейстера Ставки (7/1 1917 г., № 102) сообщение, что "в виду того, что проект капитана Брагина не признано возможным провести жизнь на тех основаниях, каковые намечены его автором, названный обер-офицер отказался от предложенной командировки во Францию". В заключение указывалось, что другого офицера, могущего заменить Брагина, Ставка не имеет.
Начальник Генерального штаба ген. Аверьянов написал на этом сообщении: "Неужели нужно было выполнять все то, что нарисовала фантазия капитана Брагина"?
Так кончилась вторая попытка "делать революцию" в стане своих врагов…
Однако, этими двумя примерами еще не исчерпан список попыток военного ведомства царской России прибегнуть к услугам активной разведки.
Так, ген. — квартирмейстер при Ставке писал генерал-квартирмейстеру Ген. штаба (30/I 1917 г., № 925), что в связи с широким использованием в Германии труда русских военнопленных в самых различных отраслях промышленности, возникает "мысль о вреде, который мог бы быть нанесен благосостоянию наших противников при умелой и незаметной на первый взгляд порче поручаемой пленным работы, как, например, уничтожение глазков картофеля при его посадке, слишком глубокий посев свеклы, порча сельскохозяйственных орудий, заводских машин, скота, повозок и т. п.".
Автор этого предложения находил, что "осторожное распространение среди наших военнопленных изложенной мысли казалось бы возможным поручить надежным агентам нашей заграничной сети. Попытка в этом отношении уже делается подведомственными полковнику графу Игнатьеву 2-му организациями".
Генеральному штабу эта "мысль" понравилась, и он немедленно по телеграфу отдал соответствующее распоряжение военным агентам в Париже, Копенгагене и Гааге.
О результатах, конечно, легко догадаться — их не было…
Генерал-квартирмейстер при Ставке в указанном выше отношении отмечал, что Игнатьев уже занялся этим делом. Это было очень сильно сказано, ибо фактически он ничего не сделал в этом направлении, а только писал в Ставку, что "в настоящее время иной раз поступают серьезные предложения по организации взрывов и поджогов складов и заводов противника. Не имея на эту цель специальных кредитов, приходилось работать совместно с союзниками, что крайне неудобно, ибо приходится раскрывать перед ними часть своей агентурной сети. Полагал бы полезным иметь под рукой специальный аванс, который мог бы расходоваться в небольшой мере при подготовке дела и оплачивать без задержки удавшееся предприятие".
