— Ну ты и псих! Прямо второй Кинрой! — спокойно заметила Гейл. Она прошлась по комнате, собираясь с мыслями. — Да, — сказала она, — посмотри, до чего ты довел бедную девушку! А сам, наверное, обещал ей золотые горы! Все вы такие, все! — с ненавистью повторила Гейл, игнорируя его взгляд. — Завлек, соблазнил…— Она говорила с нажимом, делая ударение на каждом слове. — Чем? Красивыми глазами, своей улыбочкой?.. А теперь!..

— Если ты хочешь доказать, что я свинья, напрасно теряешь время: я давно уже это понял!

— Ладно, — смилостивилась Гейл, — попытаюсь тебе помочь. Но только ради Агнессы. Хочешь, я познакомлю тебя с моим приятелем?

— Зачем?

— Если ты ему подойдешь, он даст тебе работу.

— Какую?

— Тебе не все равно?..

— Все равно, если за нее платят золотом.

— Что ж, работа эта нехитрая и заработок хороший. Но соглашаться не спеши, а то, может, потом пожалеешь! — Она рассмеялась.

— Что-то ты темнишь!

— Нет, почему? — возразила Гейл и произнесла с расстановкой:— приятель Кинрой Клейн, бывший зотолотоискатель, вместе со своими дружками грабит дилижансы на дорогах, убивает богатых путешественников… У меня золота нет, я жду своей доли уже год, но, кажется, так и не дождусь. Впрочем, это отношения к делу не имеет… Так вот: Кинрою нужны были люди. Завтра он, возможно, зайдет ко мне, и я смогу с ним поговорить. Понятно?

Джек молчал. Гейл подождала немного, потом, внимательно глядя на него своими карими глазами, спросила:

— Что же ты не отвечаешь?

— Так значит, завтра? — переспросил он. Взгляд его, устремленный в неизвестность, мрачный, не выдал, однако, ни мыслей, ни чувств.

— Ты подумай еще, — сказала Гейл, по-прежнему испытующе всматриваясь в лицо Джека. — Я загляну к тебе вечером и узнаю окончательно. Идет?..

— Ладно.

— Тогда пока!

Гейл удалилась, а Джек склонился перед постелью своей возлюбленной. Он отвел волосы с лица Агнессы, а она открыла вдруг глаза: взгляд ее был болезненно странен; она словно продолжала бредить и пыталась что-то сказать, но не могла. Джек не знал, стало ли ей легче, раз она пришла в себя, или это лишь предвещение чего-то худшего.

— Агнес, милая! — позвал он. — Что у тебя болит? Она прикусила губу, замерла, стараясь вникнуть в смысл его слов, и дышала все так же тяжело и неровно.

— Ничего… не болит, — прошептала она наконец, — только хочется спать.

Джек укрыл ее получше, но через минуту заметил, что она вся дрожит, сжавшись в комок.

— Тебе холодно? — спросил он.

— Мне страшно, — ответила Агнесса, и слезы побежали по ее горящим щекам.

— Чего ты боишься, моя Агнес? Чего?..

— Не знаю, — с трудом, чуть слышно произнесла она. Темные кошмары, будто щупальца спрута, заползали в душу, сжимая в тиски, заставляя трепетать испуганное сердце.

— Страшно, мне страшно, — повторила она, следя за плывущими по стене неясными тенями.

— Да что ты, маленькая, я же с тобой! — Джек гладил ее горячую ладонь.

— Не уходи, — попросила Агнесса.

— Я не уйду, Агнес, все время буду рядом.

Она облегченно вздохнула, повернулась на бок, закрыла глаза, но вскоре встрепенулась.

— Джек!

— Я здесь, Агнес.

— Нет, ты хочешь куда-то уйти от меня, — жалобно проговорила она.

— Да нет же, нет! Спи, мой цветок, — ответил он, гладя ее волосы.

Она умолкла, но йотом спросила:

— Что со мной, Джекки?

— Ничего страшного. Ты скоро поправишься.

— И мы уедем отсюда?

— Конечно, уедем.

— Дай мне твою руку, — попросила Агнесса, протянув ладонь, но Джек, взяв ее в свою, поднес к губам и поцеловал.

— Джекки, — сказала девушка, глядя на него сквозь заслонявшую взор пелену, — я тогда… Прости, что сказала о твоем происхождении… У меня вырвалось… я не хотела тебя обидеть! На самом деле мне всегда было и будет совершенно все равно, кто ты и откуда: для меня ты один-единственный и самый лучший, я всегда буду любить только тебя…

— Агнес! Тогда я сам был во всем виноват, и ты еще мало меня наказала! — в смятении произнес он, а после добавил тихо:— Для меня очень важно то, что ты говоришь…

Немного погодя Агнесса заснула; сон ее был беспокоен, она металась в жару и стонала, и Джек весь день и всю ночь не отходил от ее изголовья.

Кинрой был удивлен: к его приезду Гейл принарядилась, приготовила хороший обед, а при встрече снизошла до поцелуя. Она отличалась непредсказуемостью, он знал это, но ему было известно и другое: она никогда ничего не делала зря.

— Что это ты?.. — проговорил он, проходя в комнату.

— Нравлюсь? — Она улыбалась обманчиво и с превосходством. — Или нет?..

— Нравишься, — отвечал он, глядя на нее, высокую, белокожую при ярком свете двух канделябров, в красном кашемировом платье, обтягивавшем талию и грудь, с красным же бантом в волосах.

В комнате стояла жара; пламя ревело в камине, оконные стекла запотели. На столике, покрытом скатертью, симметрично расположились два прибора.

— Где ты все это взяла? В чем вообще дело? — произнес Кинрой, созерцая интимную обстановку ее жилища. Он оглянулся, словно желая удостовериться, что они здесь одни.

— Сегодня исполнился ровно год с того дня, как мы с тобой вместе, — сказала Гейл, улыбкой отвечая на его подозрительный взгляд.

— Неужели? Ну и что с того?.. Ты же говоришь, мы были всего лишь компаньонами.

— Не всегда же… Вспомни! И вообще, какого черта ты недоволен? Хочешь, чтоб я тебя опять прогнала?

Он не мог понять, шутит она или говорит серьезно, и потому ответил:

— Брось, Гейл, не будем ссориться! Разве я сказал, что недоволен?

Он протянул к ней руки, но она увернулась с дразнящим смехом.

— Ты слишком нетерпелив, Кинрой! Еще ничего не заслужил!

По его лицу скользнула быстрая тень. — Хватит, дорогая, мне надоело стелиться перед тобой, — произнес он грубо. — Вечно ты ломаешься! Она вспыхнула.

— Нет, врешь, я была покладистой, пока верила тебе!

— Ты опять за свое?..

— Да, золотой мой! Забыл, где выход? Показать?

Она притворилась обиженной, но Кинрой поймал ее за руку и резко рванул к себе.

— Слушай, ты! — Его челюсти напряглись, а во взгляде появилось нечто, заставившее ее вспомнить о том, что этот человек — убийца и бандит и при желании может заставить ее подчиниться себе силой. — Один раз я позволил тебе поиздеваться над собой, но больше этого не будет, запомни!

— Отпусти, Кинрой. Забудем это, я не хотела, — произнесла Гейл почти покорно, но в чернильных глазах ее спряталась злоба.

— Хорошо, забудем. — Он отпустил ее и кивнул на скатерть. — Давай-ка лучше перекусим, раз уж сегодня такой праздник.

— Что там у тебя новенького? — спросила Гейл, когда они сели за стол.

Кинрой пожал плечами.

— Да ничего. Что ты имеешь в виду?

— Ты нашел новых людей?

— Нашел.

— Сколько?

— Двоих.

— Мало, — заключила она. — Опять год ждать.

— Слушай, хватит! Снова лезешь не в свое дело!

Гейл фыркнула.

— Для тебя же стараюсь!

— Да ну? — В его улыбке мелькнула ирония. — Говори!

— И скажу. Я знаю одного парня, ему не повезло на прииске, сам знаешь, как это бывает! Он желает подзаработать, все равно каким образом. Может, возьмешь? Тебе же нужны еще люди.

Она выжидающе уставилась на него.

— Что он из себя представляет? — лениво произнес Кинрой.

— Ничего особенного, обыкновенный парень. Не хуже твоих ребят.

Кинрой, казалось, задумался.

— Почему я должен ему верить? Что он за человек? Я же не знаю!

— Узнаешь.

— Значит, говоришь, твой новый знакомый?

— Да.

— Интересно бы узнать, далеко ли зашло это знакомство?

Он говорил словно бы в шутку, но Гейл была начеку. Она ухмыльнулась и произнесла с той единственно верной интонацией, которой он только и способен был поверить:

— А, вот что! Не волнуйся, дорогой, у нас чисто дружеские отношения!