Они летели и летели вниз, словно сорвавшись с утёса, и не чувствуя в этом падении никакого волшебства. Но вот словно невидимый ветер подхватил их снизу, как три беспомощных пушинки, и падение сменилось парением. Аксель понял, что они пересекли верхний рубеж Четвёртого Яруса. Затем перед его глазами блеснул свет, и ноги мальчика плавно коснулись твёрдого блестящего пола. Руки Дженни и Кри разжались…
Перед детьми находилось что-то огромное и сверкающее, но сверкающее каким-то унылым, безрадостным блеском. Если бы существовал на свете грустный бриллиант величиной с айсберг, то, вероятно, именно такое впечатление он бы произвёл на троих ребят. Аксель, Кри и Дженни стояли среди подземной равнины, по льдистой поверхности которой скользили неясные отражения облаков. Точнее, облака были серым паром, клубившимся под сводом необъятной пещеры — и именно из них только что канули сюда наши герои. Покрывающий равнину лёд (или стекло?) светился не отражёнными, а собственными огнями, создающими перед глазами мрачное марево. Горизонт терялся в тусклом свечении, и заблудиться в такой обстановке было очень трудно: ведь для этого нужно было сперва куда-то пойти. А здесь никуда идти не хотелось — хотелось сесть, спрятать лицо в ладони и предаться безысходному отчаянию. Ничего общего со светлым, золотистым покоем «книжной Венеции»! И вдобавок дети перестали быть невидимками; все заметили это одновременно, но никто ничего не сказал…
— Мы в Арктике, — усмехнулся Аксель, пытаясь стряхнуть с себя тупую безнадёжность. — Или в гостях у Снежной Королевы. Только снегов не хватает…
— Зато есть льды, — вздохнула Кри.
— Льды? Где?
— Везде, — повела она рукой. — Приглядись…
И Аксель вдруг увидел то, что до этой минуты почему-то не замечал. Тут и там, разбросанные, как деревья в саду — или, точнее, как обелиски на гигантском кладбище, — всю равнину покрывали прямоугольные брикеты льда, поставленные на торец. Брикеты были чуть выше человеческого роста, усиливая зловещее впечатление от места и добавляя к нему новое: мёртвого города. И они почти полностью сливались с поверхностью равнины — как хамелеон с древесным стволом.
— Как же я их сразу не заметил! — сказал мальчик.
— Я тоже. А ведь некоторые из них светятся… — И Кри вновь указала пальцем на отдалённый брикет. Действительно, тот горел ровным и немигающим белым огнём, как слабая настольная лампа. Аксель пристально оглядел окрестности: из сотни обелисков всего пять или шесть выделялись таким свечением.
— Идём, — пробормотал Аксель. — Посмотрим на них поближе…
— Может, не стоит? Вдруг они опасны? — шепнула Кри. — Давайте лучше уйдём поскорее, мне здесь не нравится!
— А на Третьем Ярусе нравилось? — вздохнул Аксель, поражаясь, что ещё может задавать какие-то дурацкие вопросы, когда весь смысл жизни состоит в том, чтоб опуститься на четвереньки и глухо завыть.
— Да! Если б не эти Индексы…
Аксель молча направился к ближайшему светящемуся обелиску метрах в сорока от него. Подойдя к нему почти вплотную, он остановился и закрыл глаза, слегка покачиваясь.
— Акси, что с тобой? — схватила его за руку Кри.
— Голова…раскалывается. Ты не чувствуешь? Фрау Брох… — прибавил он чуть слышно.
— Чувствую, только стараюсь виду не подать. Но при чём тут фрау Брох? Это же твоя учительница!
— Не знаю, — как во сне сказал Аксель. — Я вдруг вспомнил её и даже на секунду подумал, что это ты…
— Я?
— Да. Ей бы здесь понравилось.
— Акси! — взмолилась Кри, в ужасе озираясь. — Ты заболел! Не трогай этот проклятый лёд, и пойдём отсюда…
— Странно, — продолжал Аксель, будто не слыша. — Прежде ты была чувствительней к волшебству, чем я. Может, это из-за стихов?
— Что «из-за стихов»?
— Я их пишу. А ты нет. Вот мы и поменялись…способностями.
— Кри права, — услышал он голос Дженни, которая тоже говорила с некоторым трудом, но твёрдо и решительно. — Это плохое место, здесь опасно! Зато земля тёплая, приляг ненадолго, а потом…
— Да? Мне показалось, от неё несёт стужей…
И Аксель прикоснулся ладонью к матовой поверхности обелиска.
Девочки вскрикнули, глядя на него. По его телу прокатилась цепенящая белая волна, превратив его в ледяную статую. Безысходный ужас, нарушаемый только предчувствием чего-то, ещё более ужасного. Ненависть к движению. Ненависть к покою. И к трём живым существам, которые пришли глумиться над ним. Как они смеют быть живыми? Разглядеть бы их получше…Пусть убьют себя…здесь…сейчас…
Аксель попытался схватить себя за горло, но две руки с разных сторон оттащили его от обелиска, и он упал на колени, хватая ртом воздух. Из молочно-белого тумана перед ним постепенно выплыли два перепуганных лица.
— Не…прикасайтесь, — сказал кто-то рядом — почему-то его хриплым голосом. — Не… — И он закашлялся.
— Что ты, Акси! Приляг…вот так.
Он в самом деле лёг, закрыв глаза и почувствовав под затылком свёрнутый дождевик Дженни. Белое марево под веками постепенно сменилось тёмным. Какой приятный цвет у темноты — раньше он никогда не замечал…Но они ошибаются. Земля — или пол? — вовсе не такая уж тёплая. Сами бы попробовали…
— Всё, — пробормотал Аксель, садясь. — Я в порядке. Хранители Страха…
— Какие Хранители? — тихо спросила Дженни, присев перед ним на корточки. — О чём ты?
— Рассказ Фибаха. Я вспомнил. А ты, Кри, помнишь? Тогда, в Гобеленовой комнате, он рассказывал про Четвёртый Ярус. И я ещё сказал ему: «Профессор, прекратите пугать мою сестру…»
— Да, помню, — грустно сказала Кри. — Разве такое забудешь? Они извлекают из умерших духов…и вообще, из любых существ, которые им больше не нужны…мозг, память…
— И голос, — закончила Дженни. — Посмертная Триада. Так это называется.
— Откуда ты знаешь? — пробормотал Аксель.
— Как откуда? Титир говорил нам. Ещё при первой встрече. А ты, Кри, рассказывала мне про Кладбище Голосов, которое получается в результате всех этих милых дел. И, кажется, Хранители Страха пытают тех, кто и после смерти не хочет им помогать?
— Да, — тихо ответил за сестру Аксель. — Вот такие существа…такие Триады…ну, я не знаю, может, у них только голоса не хватает…и находятся внутри светящихся обелисков. Идёмте отсюда…
Девочек не надо было упрашивать! С ужасом оглядевшись, они под руки повели Акселя в ту сторону, где огоньков было поменьше, стараясь не приближаться в этом ледяном некрополе даже к тем обелискам, которые не светились. С каждым шагом к мальчику возвращалась бодрость, и вскоре он отказался от поддержки. Но, не пройдя и сотни метров, Кри вдруг застыла:
— Смотрите, дух!
— Где, где?
— Вон он…Прячьтесь! — И метнулась за ближайший обелиск. Аксель и Дженни, ничего не успев разглядеть, тут же очутились рядом с ней.
Всё-таки, что ни говори, а у каждого свой дар! Кри, безусловно, была самой глазастой из троих путешественников. Только через минуту остальные тоже заметили тёмную фигурку — далеко, не меньше, чем за милю отсюда. Но в бледно-ледяном пространстве, к которому их глаза уже привыкли, любое инородное тело выделялось издали. Крошечный горбатый силуэт постепенно приближался, хотя двигался вовсе не к детям — и притом как-то странно двигался. В чём именно состояла странность, на таком расстоянии сказать было трудно. Но он явно не шёл, а ехал или летел невысоко над стеклистым полом на приличной скорости. Вдруг силуэтик исчез, затерявшись где-то невдалеке, в зловещем лесу обелисков.
— Ноги в руки! — бросила Дженни, разворачиваясь.
— Нет! Надо узнать, что он здесь делает, — сказал Аксель. — То есть, мне, в общем-то, плевать на это…Но, может, он выведет нас отсюда к другому колодцу.
— Заметит, — боязливо сказала Кри. — Ведь наша Невидимость больше не действует!
— Что ж, тогда мы нападём на него, — спокойно сказал Аксель. — Всё равно терять нам нечего, правда? Он тут один, нас не ждёт, и, если он достаточно спесивый, вполне мог не защититься от нашей атаки заранее. Кто «за»?
