— На короля Георга покушались? — Лиза прижала руку ко рту. — Это ужасно!

— Да, почти в то же время, как моего отца хватил удар, только год назад, — я задумчиво посмотрел на неё. — И бывают же такие совпадения!

— Это чудовищно на самом деле, — Лиза встала, набросила на обнажённые плечи шёлковую шаль и прошлась по комнате.

— Да, чудовищно, — я быстро подошёл к ней и поднёс её руки к губам. — Лизонька, мне срочно нужно уйти. Соболезнования Георгу это действительно очень важно.

Не дожидаясь ответа, я вышел из гостиной. Сидевший в приёмной Сперанский вскочил на ноги, как только меня заметил.

— За мной, — на ходу кивнул я ему, направляясь в комнату, заменившую мне кабинет. Сперанский схватил со стола свою, ставшую уже неизменной, папку и поспешил следом. Как только мы оказались в кабинете, я повернулся к нему. — Что ты слышал и знаешь о короле Георге?

— Эм, — Сперанский явно растерялся.

— Миша, мне нужно сравнить наши знания, чтобы подумать о своих дальнейших действиях, — терпеливо заметил я.

— Он болен, — осторожно произнёс Сперанский. — Король безумен, но его безумие пытаются скрыть.

— А ещё в него стреляли в театре. Я задумчиво потёр подбородок: — Что за мания у убийц стрелять в театрах?

— О чём вы говорите, ваше величество? — переспросил Сперанский.

— Так, ни о чём, просто мысли вслух. Я снова задумался, а потом задал очередной вопрос:. — В короля Георга стреляли в результате заговора?

— Нет, насколько всем известно, нет, — покачал головой Сперанский. — Какой-то сошедший с ума солдат, возомнивший себя новым мессией.

— Как удобно, — я подошёл к окну, глядя на дождь. — Только наши идиоты сами бросаются под пули, ну, или в императорские спальни. Варвары, что с нас взять. В цивилизованных странах всегда найдётся сумасшедший, слышащий голоса, нашёптывающие ему всякое. И что, принц Уэльский совсем ни при чём?

— Нет, ваше величество, — Сперанский позволил себе улыбнуться. — Принц Георг очень переживает за отца.

— Он хороший сын, — я кивнул и направился к столу. — Я так и напишу его величеству, что рад за него. У него такой заботливый сын, который никогда не воспользовался бы безумцем, чтобы освободить себе дорогу к трону. Это будет после соболезнований насчёт гибели лорда Уитворта. И напоследок пожелаю больше уделять внимание безопасности. В жизни-то всякое может произойти. Цезаря вон, в Сенате убили.

— Зачем вам это письмо, ваше величество? — нахмурился Сперанский.

— Скоро осень, — ответил я ему и улыбнулся. — И правительство возглавляет Аддингтон, а не Питт. Таким случаем грех не воспользоваться, просто грех. Я себе никогда этого не прощу, если сейчас не… не посочувствую королю Георгу. Надеюсь, Наполеон тоже воспользуется случаем, иначе я начну плохо о нём думать, — добавил я задумчиво.

— Корсиканец никогда не победит Англию, — уверенно ответил мне Сперанский, хотя я его ни о чём подобном не спрашивал. — Я не понимаю, при чём здесь осень, и каким случаем должен воспользоваться Бонапарт? Но он не победит Георга. Особенно в море.

— Конечно не победит, — я пожал плечами. — Но они могут очень серьёзно ослабить друг друга. Всё ведь зависит от точки зрения, с какой стороны смотреть на их грызню.

— И какова же ваша точка зрения? — Сперанский потёр лоб. Я его ставил иной раз в тупик, зато он быстро излечивался от своих излишне либеральных взглядов. Скоро можно будет его усаживать за проекты кое-каких реформ. Но пока рано.

— А я здесь при чём? — посмотрев на него удивлённо, я принялся доставать письменные принадлежности. Писать нужно будет по-французски. И писать королю я обязан исключительно собственноручно. Это вопрос статуса и этикета. Достав ножик, принялся затачивать перо. — Я всего лишь пришлю письмо с соболезнованиями моему царственному собрату. Лорд Уитворт… — я покачал головой. — Это такая потеря для всех нас! Да, сообщи Ольге Александровне Жеребцовой о трагической гибели её любовника, — добавил я довольно небрежно. — Можешь идти.

Сперанский ничего не сказал, только наклонил голову в поклоне и вышел из кабинета. Я же придвинул к себе лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу. Главное не переборщить. Скоро осень, плюс хронический стресс… Работа короля не такая уж и лёгкая, как кажется. Лёгкая паранойя немного обострится, а там и новое покушение может произойти. Мало ли по улицам Лондона бродит сумасшедших! Лорда Уитворта, вон, как свинью прирезали. Ужас просто! Никто даже не удивится, если крыша у его величества на фоне таких потрясений снова протечёт.

Вот только сейчас у его паранойи будет вполне понятный ориентир — его старший сын, герцог Уэльский. А возглавляющий правительство Аддингтон никогда не пропустит билль о признании короля недееспособным. Потому что это будет означать конец его политической карьере. Эх, жаль, попкорн пока не придумали. Я с удовольствием понаблюдаю за этим небольшим междоусобчиком. Главное — найти сейчас правильные слова, чтобы убедить Георга в том, что сын хочет его убить.

Я поставил точку и посыпал письмо песком, когда дверь приоткрылась. Вошёл Сперанский, хмуро поглядывающий на моё письмо. Он не понимал, что это всё значит, но ему и не надо. Если уже Сперанский чего-то не понимает, то до остальных точно не дойдёт. Михаил ждал, когда я запечатаю письмо и приложу к сургучу печать.

— Можешь отослать, — я протянул ему письмо. Сперанский забрал его, но уходить не спешил. — Что у тебя, Миша?

— Вы распорядились найти и доставить к вам Гурьева Семёна Емельяновича, ваше величество, — сразу же ответил секретарь. — Он прибыл в Тверь, и я позволил себе назначить ему встречу. Всё равно идёт дождь, и…

— Гурьев, Гурьев… — проговорил я, пытаясь вспомнить, на кой ляд я требовал себе какого-то Гурьева. — А, вспомнил! Когда должен явиться наш уважаемый губернатор со своим не менее уважаемым замом?

— Через два часа, ваше величество, — спокойно ответил Сперанский.

— Очень хорошо, давай тогда поговорим с господином Гурьевым, раз он нагнал нас здесь, в Твери. Сперанский наклонил голову и уже собирался выйти, но я остановил его: — Миша, найди мне русского врача, если это вообще возможно сделать.

— Хорошо, ваше величество, я постараюсь сделать это в кратчайшие сроки, — он замялся. — Я распоряжусь приготовить вам перекусить?

— Зачем? — теперь я удивлённо смотрел на него.

— Вы очень мало едите, ваше величество. Мы все начинаем беспокоиться. И это ваше поручение насчёт врача…

— Миша, я здоров, — перебил я Сперанского. — И ем я достаточно, чтобы чувствовать себя хорошо.

— Вам уже перешили все ваши мундиры, ваше величество, — выпалил Сперанский. Я же медленно окинул его пристальным взглядом, и он заткнулся. На себя бы посмотрел. Да, я похудел, и мне это нравится. Лицо слегка вытянулось, появились подбородок и скулы, и я перестал быть похожим на жертву фастфуда. Вот только мой теперешний облик с канонами красоты перестал совпадать. Дамы если и бросали на меня томные взгляды, то потому, что я император, а не потому, что такой весь из себя красавец. Ну так меня потенциальные любовницы пока не интересуют, у меня жена — весьма горячая штучка.

— Миша, иди уже выполняй поручение. И зови Гурьева.

Сперанский вышел, поджав губы. Даже его прямая спина выражала неодобрение. Ничего, привыкнет. А этому телу даже привыкать не пришлось. Жрал Сашка, похоже, гораздо больше, чем ему было необходимо. И только верховая езда да и вообще довольно высокая физическая активность не дали ему растолстеть. Но его круглое лицо мне всё равно не нравилось. И мне было плевать, что за столом все присутствующие на меня косятся, а повар рвёт на голове последние волосы. Я не буду есть и даже пробовать блюда, которые не хочу.

Открывшаяся дверь прервала мои рассуждения. В кабинет вошёл высокий мужчина, ещё не старый, но с большими залысинами на голове. А ещё он заметно нервничал.

— Семён Емельянович, не нужно так волноваться. Проходите, присаживайтесь. Я всего-то задам вам пару вопросов и не отдам Макарову, чтобы тот утащил вас в Петропавловскую крепость. Тем более что Александра Семёновича здесь нет.