— Этот жуткий дождь никогда не закончится, — пожаловалась Елизавета, стоя у окна и глядя, как по стеклу сползают капли. Они соединялись между собой, образуя в итоге ручейки, стекающие вниз и падающие на карниз. — У меня голова начинает болеть, когда я смотрю на эту безрадостную картину. Да ещё и мутит постоянно.
— Ты не беременна? — я подошёл к жене и, обняв её за талию, притянул к себе. Елизавета прижалась спиной к моей груди и закрыла глаза.
— Нет, и это усиливает мою меланхолию, — пожаловалась она. — Что со мной не так?
— Или со мной, — рассеянно проговорив это, я поцеловал её в пахнущую духами макушку. — Но если ты не носишь дитя, то почему тебя постоянно мутит? — я нахмурился, глядя на неё. — Лиза, тебя осмотрел врач?
— Саша, я не думаю…
— Я не прошу тебя думать по этому поводу. Если тебе будет так легче принять решение, то я тебе прикажу. Это не шутки, Лиза.
— Саша…
Я увидел, что она собирается со мной спорить.
— Чёрт возьми, Лиза! — она вздрогнула и посмотрела на меня, а я слегка сбавил тон. — Хорошо, раз ты не в состоянии принять самостоятельное решение о выборе врача, то я, пожалуй, сделаю это сам. Будь готова к тому, что сегодня в течение дня тебя осмотрят.
Она попыталась вырваться из моих рук, но я держал её крепко и не намерен был слушать возражений. Елизавета порывалась что-то сказать, но тут дверь приоткрылась, и заглянул Сперанский.
— Ваше величество, к вам гонец от Макарова Александра Семёновича, — доложил он в своей обычной невозмутимой манере.
— Та-а-а-ак, — протянул я, отпуская жену. — Меньше всего я хотел бы сейчас видеть гонца от Макарова. Самого Александра Семёновича с его ежедневными докладами мне безумно не хватает, но получать от него известия через гонца как-то не хотелось бы.
— А почему Александр Семёнович не поехал с нами, он что, не будет присутствовать на коронации? — удивлённо спросила Елизавета, мгновенно забыв про свои обиды.
— Конечно он будет присутствовать, — я вздохнул. — Ему ещё нужно проследить, как его служба начинает работать в Москве. Вот только он испросил позволение присоединиться к нам немного позже, потому что именно сейчас сильно занят.
— И чем же таким важным занят господин Макаров? — Лиза нахмурилась. — Что может быть важнее твоей коронации, Саша? Неужели какой-то мерзкий заговор?
И это говорит женщина, которая, может быть, и не принимала участия в заговоре против Павла Петровича, но которая его молчаливо поддерживала. Или же «у них шпионы, а у нас разведчики»?Этот принцип действует во все времена и применяется к любым условиям. Да, похоже на то.
— Саша, почему ты молчишь? — она приложила руки к вспыхнувшим щекам.
— Пытаюсь кое-что понять, — я криво улыбнулся. — И нет, Лизонька, не волнуйся, Александр Семёнович не расследует очередной заговор. Все заговорщики пока судорожно полируют драгоценности, чтобы блеснуть на коронации. Но господин Макаров действительно очень занят, он делит отставных лошадей, предоставленных Михаилом Илларионовичем Кутузовым с Архаровым и Вороновым. Поверь, на конюшнях, устроенных специально для нужд полиции и Службы безопасности, сейчас идёт бойня.
— Я не очень хорошо понимаю, — Лиза сжала пальцами виски.
— Я тоже не очень хорошо понимал, почему эти ведомства не были снабжены лошадьми. Но разбираться не буду иначе увязну. Главное, что конюшни начали создаваться, конюхи начали наниматься, а лошади, отслужившие своё в кавалерии, начали в эти конюшни поставляться. Большее я просто физически не успел сделать, потому что мы уезжали, — я вздохнул, прикинув объём предстоящей работы только вот по этим ведомствам.
— Ваше величество, — напомнил о себе Сперанский. — Гонец.
— Да, гонец. Ты проверил, что за послание он везёт? — спросил я, поворачиваясь к нему.
— Конечно, ваше величество, — Сперанский удивлённо посмотрел на меня. — Но вам лучше принять этого гонца лично, ваше величество, потому что я пока не понимаю, как реагировать на новости, которые он привёз.
— Впускай его. Надо же знать, что так спешно хочет мне передать Александр Семёнович.
— Слушаюсь, ваше величество, — Сперанский наклонил голову и вышел из гостиной, в которой мы с супругой с утра расположились.
Елизавета прошла к дивану и уселась на нём, с интересом поглядывая на дверь. Я её не отсылал. Если в документах, привезённых гонцом, будет что-то действительно секретное, то я просто ей об этом не расскажу. Лиза очень умная женщина и прекрасно понимает правила игры. Но на рожон не лезет и вообще пребывает почти всегда в прекрасном настроении. Всё-таки она любила Сашку, и я надеюсь, не перестала его любить.
Вот только привычка этих немецких дам, к которым относились моя жена, невестка и даже мать, писать бесконечные письма, в том числе своим немецким родственникам, заставляла меня даже в присутствии жены вести себя крайне осторожно. Я вообще поймал себя на мысли, что могу доверять не больше чем десятку человек из своего окружения, и моя семья, увы, в это число не попадает.
В комнату вошёл гонец. Шляпу он держал на согнутой руке, а волосы были влажными. Получается, что он скакал под дождём и прибежал ко мне, даже не обсохнув. Да и Сперанский, получается, долго его в приёмной не мурыжил.
— Капитан Гольдберг, ваше величество, — отчеканил гонец и сделал шаг в моём направлении, протягивая конверт.
— Ну что же, посмотрим, что мне хочет сообщить Александр Семёнович, — пробормотал я, забирая конверт из рук капитана.
Сургучная печать была вскрыта. Сперанский своё дело знал. Вскрытие писем — это не только отсеивание совсем уж ненужной для меня информации, но и определённая мера безопасности. И иногда случалось, что мой секретарь не знал, что делать с той или иной информацией. Тогда он сразу же притаскивал эти письма мне, не откладывая на утро, когда я разбирал отложенную им для меня корреспонденцию. Вот и сейчас Сперанский не знал, как поступить, и предложил мне решать самому.
Открыв письмо, я принялся читать, внимательно вдумываясь в каждое слово. Дочитав до конца, почти минуту смотрел на лист невидящим взглядом, потом встряхнулся, словно меня охватил озноб. Преувеличенно аккуратно свернул письмо и убрал его в карман. После чего посмотрел на капитана.
— Вы знаете, что здесь написано, капитан? — негромко спросил я его.
— В общих чертах, ваше величество, — очень осторожно ответил Гольдберг. — Я не так давно вернулся из Англии, и Александр Семёнович сразу же отправил меня догонять ваш поезд.
— Вот как? — я внимательно осматривал его. Высокий, подтянутый, темноволосый и темноглазый. Женщинам, скорее всего, нравится. И особенно им нравится этот едва уловимый флёр опасности, который окружает капитана. Словно передо мной стоит хищник, пока спокойный и контролируемый, но готовый сорваться в любой момент и ринуться на добычу. — Как ваше имя, капитан Гольдберг?
— Иван Савельевич, ваше величество, — он на секунду замешкался, прежде чем ответить. Словно не ожидал, что я могу спросить нечто подобное.
— Идите отдыхать, Иван Савельевич, — приказал я, продолжая его пристально разглядывать. — Полагаю, вам следует поехать в столицу в составе нашего поезда.
— Это большая честь, ваше величество, — он наклонил голову и заметно побледнел. Наверное, думает, что же сделал не так, и не стоит ли ожидать ареста. Выпрямившись, он развернулся и направился к двери.
Я проводил его взглядом и посмотрел на задумчивую Елизавету.
— Что за новости привёз этот бравый капитан? — сразу же спросила она, заметив мой взгляд.
— Александр Семёнович пишет, что бывшего английского посла, лорда Уитворта убили, представляешь? Какие-то оборванцы осмелились напасть на столь важную персону и зарезали его прямо в Лондоне. Просто кошмар! — я покачал головой. — Мне нужно срочно написать королю Георгу соболезнования и пожелать ему обратить внимание на безопасность в его столице. Шутка ли, в него самого не так давно стреляли, лорда Уитворта убили. Я начинаю беспокоиться за жизнь и благополучие своих подданных, что гостят сейчас в Туманном Альбионе. Граф Воронцов, например. Он так здорово помог своей стране с бумажным станком, не удивлюсь, если поможет с чем-то ещё и не раз.