Итак, опять заключение. Алеша горько переживает провал конференции, никак не может примириться с мыслью, что в такой ответственный момент из рядов революционеров вырваны самые активные партийные работники. Бежать! Как? Он пытается улизнуть через небольшое окно, расположенное у самого потолка камеры. Уже выбито стекло. Но… бежать не удалось.

Пришлось менять тактику побега.

На воле немало людей, которые сочувствовали и хотели помочь арестованным большевикам. Пришли как-то земляк Джапаридзе Михаил Хундадзе и приказчик Осип Тер-Акопов. Одетые в халаты и чалмы, как правоверные мусульмане, они принесли для заключенных сбор — четыреста рублей. Долго домогались свидания с Джапаридзе и его товарищами. Наконец их впустили в дом. Через некоторое время вместо «мусульманина» Хундадзе вышел Джапаридзе, а вместо «правоверного» Тер-Акопова — другой революционер. Конечно, товарищи рисковали собой, но ведь ради друзей, которые больше нужны делу революции!

Через три дня ротмистр Зайцев вызвал на допрос Джапаридзе. Явился, разумеется, Хундадзе, он хорошо знал биографию своего земляка и допроса не боялся. Зайцев начал расспрашивать:

— Год рождения? Кто родители? Место рождения?

Хундадзе отвечал точно, не испытывая никакого волнения. И тем не менее ротмистр засомневался.

Подозрительным взглядом окинул он допрашиваемого с ног до головы. И заорал:

— Ты не Джапаридзе! Охрана!..

Хундадзе должны были отправить в Карс, Тер-Акопова в Сальяны, но вскоре вышел манифест от 17 октября, по которому царь вынужден был «даровать свободы», и их освободили вместе с другими товарищами.

А Джапаридзе уже несколько дней как на свободе. Теперь он и его вышедшие из заключения друзья совместными усилиями восстанавливают партийный комитет, снова начинают действовать.

Вторая половина октября 1905 года. Руководящая группа Бакинского комитета РСДРП — Сталин, Джапаридзе, Фиолетов — повела решительную борьбу с меньшевиками и другими соглашателями, превратила комитет в опору большевиков-ленинцев.

По поручению комитета Алеша организует демонстрацию рабочих. Колышутся на ветру алые знамена, летят по улицам песни, призывающие к борьбе. Вот к демонстрантам присоединяются рабочие Черногородского района, во главе которых идет верный друг Алеши — Петр Монтин. Все они направляются по Балаханскому шоссе. Их более трех тысяч.

Митинг. Его открывает Джапаридзе. Он говорит о лицемерной сущности царского манифеста от 17 октября.

— Не следует обольщаться им, — сказал он, — а надо с еще большим упорством продолжать борьбу против самодержавия! Царь пытается лишь оттянуть время, чтобы самому потом обрушиться на тех, кто добивается справедливости и свободы. Вспомните, товарищи, что говорится в листовке, выпущенной комитетом: «Дешевый это товар у нашего царя, только пользы в этой дешевке нет никакой!»

Потом колонны демонстрантов двинулись дальше. Они мощной артерией вливались в сердце города. У Сабунчинского вокзала навстречу им вышли железнодорожники. Теперь их стало более двадцати пяти тысяч.

Движение по Большой Морской и Биржевской улицам, затем на площадь Парапет. Здесь снова митинг.

Полиция непривычно бездействовала. Ведь царь «даровал» народу «гражданские свободы» — свободу слова, митингов, демонстраций. Как же можно вмешиваться?..

После очередного митинга демонстранты разделились на две части. Одни пошли к Баиловской тюрьме, другие — к иным домам заключения. В них еще томились некоторые «опасные политические преступники». Собравшись под окнами тюрем, рабочие потребовали их освобождения. Полиция не устояла перед грозной силой демонстрантов. Политзаключенных выпустили…

В ноябре бакинцы, по примеру пролетариата других городов России, начали подготовку к вооруженному восстанию. Алеша, как метеор, носился по городу. Из Балахан — в Черный город, из Черного города — на Биби-Эйбат… Всюду проверял он, как идет подготовка рабочих, организация боевых дружин. На одном заводе ссылались на то, что, дескать, учиться стрелять негде.

— Учиться стрелять Негде? — возмущался Джапаридзе, — А кузнечный цех? А у клепальщиков? Там не только винтовочный выстрел из-за грохота не услышат, там хоть из пушек пали…

Учебную стрельбу наладили. Полным ходом шло обучение боевых дружин и на берегу Каспия в дни, когда на море разыгрывался шторм.

— Алеша! Прибыло оружие из Москвы и Астрахани, — радостно сообщали ему.

И Алеша мчался к друзьям-железнодорожникам и с их помощью по ночам перегружал тяжелые ящики на крытые грузовые фургоны ломовиков. До рассвета успевали все свезти в потайное место.

А утром он снова обходил нефтепромыслы, заводы и фабрики, подходил к верным людям и шептал им на ухо:

— Присылай товарищей за оружием… — и указывал адрес.

Наконец 14 декабря, когда в Москве уже в полном разгаре проходили уличные бои, когда Пресня обставилась баррикадами, Бакинский Совет рабочих депутатов по настоянию большевиков объявил всеобщую политическую стачку. Мгновенно, как пожар, она охватила весь город. Прекратилась работа на всех нефтепромыслах, заводах и фабриках, остановилась железная дорога, конка, закрылись магазины.

Но вооруженного восстания, которое так готовили и Джапаридзе, и его товарищи, все же не произошло. Кое-где, правда, соорудили баррикады, собрались боевые дружины, вступившие было в неравную схватку с войсками и полицией, порой о грохотом взрывались самодельные бомбы. Нередко рабочие оказывали героическое сопротивление войскам. Однако восстание не удалось, и главным образом из-за дезорганизаторской политики меньшевиков-шендриковцев. Его пришлось прекратить.

А вскоре в Баку пришли вести, потрясшие до глубины души всех рабочих: подавлено вооруженное восстание в Москве. Вспыхнувшие восстания в Харькове, Ростове, Екатеринославе, Новороссийске и во многих других городах и районах России также подавлены.

Из уст в уста передавалась хлесткая, оскорбительная фраза Плеханова: «Не надо было браться за оружие!» Бакинские большевики целиком и полностью поддерживали ответ Ленина: «Напротив, нужно было более решительно, энергично и наступательно браться за оружие, нужно было разъяснять массам невозможность одной только мирной стачки и необходимость бесстрашной и беспощадной вооруженной борьбы».

Реакция наступала… Как и повсюду, в Баку она началась с разгрома партийной организации. Последовали многочисленные аресты большевиков-руководителей, закрыты были газеты. На углу Азиатской и Татарской улиц черносотенцы убили члена комитета Петра Монтина.

Хоронить видного большевика товарищи решили в его родном городе Тифлисе.

Пролетарский Баку прощался с жертвой реакции. Тело отважного революционера несли из Баиловского района к вокзалу. Воздух сотрясали тревожные заводские гудки. Траурная процессия разрасталась. Впереди развевались алые знамена, окаймленные черными лентами. Над скорбными рядами колыхались плакаты и лозунги, призывающие к продолжению борьбы. Жалобно звучали слова песни «Вы жертвою пали…». Провожающие несли множество венков от профессиональных и других общественных организаций. Жизнь в городе замерла: в ответ на злодейское убийство Монтина бакинские рабочие объявили двухдневную забастовку.

Джапаридзе, несмотря на разгул реакции, с еще большей энергией отдается делу сплочения народных масс, ведет их на борьбу под лозунгами большевистской партии.

Близился Новый год. Незадолго перед его встречей между Джапаридзе и Аллилуевым произошел такой разговор.

— Кончились кратковременные худосочные свободы, дарованные царем, — сказал Аллилуев. — Ты замечаешь, Алеша, как темные силы реакции усилили свою гнусную погромную агитацию? Ты видишь, какими репрессиями уничтожается все прогрессивное?

— Что говорить! Слепой или глухой я, что ли…

— Не обижайся, друг! Но нужно спешно и во что бы то ни стало приступить к выявлению оставшихся после разгрома наших сил. На нефтепромыслах, на заводах, во всем Баку… Кому же это сделать, как не тебе?..