Ладо Кецховели вводит Джапаридзе и в организацию «Месаме-даси» (третье течение), названную так писателем Георгием Церетели. Прокофий охотно посещает собрания этой организации.
А в конце 1898 года вступает в социал-демократическую рабочую партию. Теперь-то наконец перед ним открывается широкое поле революционной борьбы.
Чем глубже Прокофий изучал марксистскую литературу, вникал в суть животрепещущих вопросов, тем увереннее действовал. Он организует кружки вне института, общается не только со студентами, но и с рабочими фабрик и заводов, железной дороги.
Прокофий повзрослел, возмужал. Он выше стал ростом, раздался в плечах. Выглядел уже более подтянутым, стройным. Юноша с красивым лицом, большими живыми глазами, пышной шевелюрой заметно вырос и в политическом отношении. Давала о себе знать его духовная зрелость: на занятиях в кружках он смело ставит вопросы о социальной несправедливости, принципиально отстаивает взгляды Маркса. Джапаридзе резко спорит с реакционно настроенными учителями.
Более того, как руководитель комитета подпольных студенческих кружков, он пишет прокламации и листовки. В одной из них был разоблачен преподаватель закона божьего, протоиерей Восторгов. До этого священнослужитель слыл в институте тихим и скромным, степенным во всех отношениях. А на самом деле он оказался пошляком-развратником. Можно ли оставить без внимания данный факт? Нет, конечно! И Джапаридзе сразу же выпустил прокламацию, призывавшую уволить из института аморального преподавателя-протоиерея. Сам же он ее и расклеил не только в стенах учебного заведения, но и на улицах города.
Джапаридзе вспоминает, как тогда полицейские бросились на поиски составителя прокламации и того, кто ее напечатал. Естественно, что поиски велись прежде всего в институте. Ротмистр полиции Лавров добрался было и до Прокофия Джапаридзе, предполагая его причастность к этому делу. Но предусмотрительный Прокофий еще днем раньше сбросил в Куру гектограф, на котором печаталась прокламация. Однако во время обыска в общежитии случайно открылась печная дверца, и полицейские заметили полуобгоревшие бумаги… Возникли явные подозрения. Прокофия вместе с его товарищами — Константином и Парменом Джапаридзе и другими — забрали в полицейский участок. Там сравнили их почерк, но, не найдя доказательств, вскоре молодых людей освободили.
Прокофий ликовал: он достиг своей цели! Протоиерею Восторгову пришлось-таки покинуть институт.
Между тем однообразная жизнь в стенах института, его тягостный режим угнетали живого, сообразительного парня. Вечерами он обычно ускользал из пансионата и спешил на тайные собрания к товарищам. Учителя не могли не заметить столь частые отлучки Прокофия. Директору института не раз уже доносили, что видели Джапаридзе то на Михайловской улице, то где-либо в ином месте. К тому же, дескать, он заносчив, чересчур независим, других ни во что не ставит. Директору жаловались также и на то, что Джапаридзе оказывает «дурное» влияние на окружающих, не подчиняется общим правилам и толкает на это студентов.
И Прокофий Джапаридзе был строго наказан. «За дурное поведение», отмечавшееся в продолжение всего последнего учебного года, его лишили казенного содержания, а потом исключили из института.
В тот день он долго бродил по улицам города, много раздумывал. Жить ему теперь будет труднее, нужда, быть может, постоянно станет преследовать его. Но зато ведь он получил возможность с удвоенной энергией взяться за работу в нелегальных кружках!
В Тифлисе тогда находился Филипп Махарадзе. Видный революционер, уже сидевший в тюрьме, он организовал из молодых людей кружок, куда вошел и Прокофий Джапаридзе. Махарадзе стал заниматься с ними. Он рассказывал молодежи о различных революционных группах и партиях, существовавших не только в России, но в еще большем количестве за рубежом, характеризовал каждую из них. Много уделялось внимания на занятиях учению Маркса, его произведениям. Так занимался Джапаридзе в кружке около двух лет. Несомненно, политический кругозор его значительно расширился.
А вскоре Прокофий и сам организует кружок. В него вошли и некоторые студенты Учительского института, которых он лично знал и доверял им распространение запрещенной литературы. Еще в институте он сблизился, например, с Владимиром Чхеидзе. Владимир потом окончил институт и был назначен преподавателем в провинциальный городок Зестафони, что вблизи Кутаиси. Но это не разлучило их, они продолжали поддерживать связь между собой.
Неподалеку от института находилась Воскресная школа, а при ней библиотека. Прокофий познакомился с заведующей библиотекой Ольгой Владимировной Кайдановой. Зная тягу Прокофия к классикам русской и мировой литературы, она стала приносить ему редкие книги из своей домашней библиотеки. Все свободное время Джапаридзе посвящал чтению. Ах, как завидовал он, например, тургеневскому Инсарову, посвятившему жизнь борьбе за освобождение народа, или герою романа Чернышевского «Что делать?» Рахметову, который закалял свою волю, физическую силу и выносливость, выдержку и стойкость. Подумать только — он спал на матраце, утыканном гвоздями!
В один из дней Ольга Владимировна сказала Прокофию шепотом:
— Вам следовало бы познакомиться с вашими сверстниками, регулярно посещающими мою библиотеку. Они собираются по средам. Приходите к закрытию, не пожалеете!
С душевным трепетом пришел он в ближайшую среду. Тут уже находились молодые люди примерно его возраста. Самым старшим из них был Соколовский. Знакомясь с Джапаридзе, он сообщил:
— Я был в ссылке. Не боитесь знакомиться с политическим?
— Наоборот! — горячо воскликнул Прокофий и крепко пожал руку новому товарищу.
— Тогда знакомьтесь с остальными.
Остальные — это Сергеев, Колюжный, Домостроев, Родзевич и еще несколько человек, фамилии которых Джапаридзе с первого раза не запомнил. Все они, как понял Прокофий, составляли нелегальный политический кружок. Собирались обычно перед самым закрытием библиотеки и просиживали, бывало, до самой ночи. Читали вслух нелегальную литературу, много спорили, нередко горячились, доказывая свою правоту.
Прокофий сразу вошел в кружок. Здесь он впервые прочитал «Коммунистический манифест» Маркса и Энгельса. Особенно запомнились ему слова этого произведения: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма». Они до глубины души потрясли его. А когда Джапаридзе прочел изложение «Капитала» Маркса и «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса, он с радостью открыл Для себя: вот они, идеи, которые надо брать на вооружение!
В кружке были не только марксисты, но и народники, возглавляемые Колюжным. В спорах с народниками крепла и закалялась вера Джапаридзе в марксизм. Очень скоро произошло размежевание, и он возглавил кружок марксистов. С этого времени Прокофий так самозабвенно и с таким пылом отдавался политической работе, что друзья прозвали его «Неистовым». Это слово как нельзя лучше отражало характер и устремления молодого революционера.
1900 год. Решено провести первомайскую демонстрацию. Среди организаторов маевки — «Неистовый». К тому времени тифлисские рабочие, социал-демократы его уже хорошо знали и по достоинству ценили.
Знала о нем и полиция. В числе других революционеров она занесла его в свои списки. Вот почему накануне демонстрации в квартирах Прокофия Джапаридзе и Николая Домостроева был произведен обыск. К счастью, никаких улик он не дал. Революционеры, уже обладавшие некоторым опытом конспирации, заблаговременно припрятали все отпечатанные на гектографе листовки и прокламации.
Настал день 1 Мая. За городом, в районе Соленого озера, рабочие тайно празднуют первую маевку. Для отвода глаз на зеленой лужайке белеют скатерти. На них разложены помидоры, огурцы, лук. Расставлены и кувшины с вином. Если сунется какой-нибудь шпик, можно представить дело так, что это всего-навсего пикник. А что касается Красного знамени с портретами Маркса и Энгельса, так его легко быстро спрятать.
Ораторы произносят горячие речи. Это — товарищи Коба (Джугашвили), Михаил Калинин, Ипполит Франчески, Миха Бочоридзе, Миха Чодришвили и другие.
