Больше Киан подняться не пытался, только осоловело хлопал глазами и разглядывал свои мозолистые ладони.

«Вы что же, ослепли?! Разве вы не видите – он ведь упал не сам!» – Деян отчаянным взглядом шарил по толпе односельчан.

Кто-то посмеивался над стариком, кто-то сочувствовал ему, но, похоже, никто не сомневался в том, что Киана попросту ноги не держат от страха. Тогда как он определенно свалился не сам. Чародей что-то сделал. Сперва с топорищем, затем с землей, выбив ее у старика из-под ног. Но даже сам Киан не мог взять в толк, что такое с ним случилось.

– Значит, так! Пусть ваша память не длиннее вашего ума, – чародей вздохнул, – кое-что вам надлежит запомнить твердо.

Он закинул руку великану на плечо – и дальше они заговорили вместе. Лица приняли сходное выражение, губы шевелились одновременно, голос куклы-великана оплетал свистящий говор чародея:

– Мое имя – Рибен Ригич. Ваша земля – моя земля. Я – Голем, Хозяин камня, и в камень обратится тот, кто посмеет меня ослушаться!

Он отпустил великана и продолжил уже один, спокойнее.

– Отнесите этого, – он скосил глаза на тело Беона, – в дом. И покопайтесь в своих пустых головах – вдруг что вспомните. Пока меня не будет, Джибанд за вами присмотрит. Он хороший малый, но лучше его не огорчать и не сердить. Все ясно?

– Все, милорд Ригич, – торопливо закивала Солша. – Да с чего б нам дурное делать. Мы люди честные, смирные...

– Надеюсь на то, женщина.

Чародей подхватил с земли куртку Беона, закинул за плечо и, едва не пройдя Киану по ногам, направился к калитке. Люди расступались перед ним: изумление и испуг пока еще держали их крепко, никто и не думал о том, чтобы ему перечить. Он двинулся в ту же сторону, откуда пришел, – и скрылся с глаз прежде, чем завернул за угол. Исчез, будто его и не было.

– Ловко... Экий трюк, – приглушенно сказал печник Вакир, потирая челюсть. – Чудны дела твои, Господи…

Толпа задвигалась, зашептала.

– Уж не колдун ли князек наш? – предположил кто-то из орыжцев, но на него сразу же зашикали:

– Ты подумай сперва, дурной, а потом уж болтай!

– Будь колдун – стал бы он деда нашего кулаками месить?

– Бергичевский засланец! Тут и ума не надо, чтоб понять.

– Да ежель и колдун – все одно, бергичевский. За добром нашим пришел.

– Да какой из него колдун, с таковской-то рожей? Тем паче Джанбанд этот: силища бычья, а языком едва ворочать умеет, Висы-дурака дурней, прости его Господи… «Колдуны», выдумали тож!

– VI –

Джибанд возвышался посреди двора, озираясь: соображал он, похоже, и впрямь туго. Горбатая Илла – преемница Вильмы, которая понимала в лечении еще меньше старухи, – хлопотала над кровельщиком, Матаком Пабалом, приходившим в себя у забора. Солша и с ней еще бабы метнулись к Беону. С колоды, где сидел Деян, староста казался мертвым, но тихо застонал, когда они, охая и причитая, попытались его приподнять.

– Не тронь, дуры! – зарычал на них Киан. Встал осторожно, с опаской, обогнул по широкой дуге великана, зло кося глазом, и потрусил к ним:

– Не тронь, кому сказано! Нельзя же человека, как мешок с сеном! Это у вас в бошках сено, бабье дурное! Ты и ты, помогите, чего встали, раззявы!

Орал и бранился Киан больше обычного, пытаясь восстановить в глазах односельчан пошатнувшийся авторитет, а замечая, что его не больно-то слушают, распалялся еще больше. Двор наполнился суматошным людским движением: кто-то бросился помогать поднимать Беона, кто-то пошел успокоить бившуюся в стойле лошадь, кто-то бочком протискивался к калитке. Другие сбивались в кучки – соседи, приятели – и обсуждали случившееся, бросая настороженные взгляды то на Джибанда, то на улицу, где исчез «князь». Только Джибанд по-прежнему оставался недвижим, глазея по сторонам с выражением робкого любопытства.

– Деян!!! Да очнись ты уже!

– Что?!..

Деян едва не свалился с колоды, почувствовав, как кто-то тронул его за плечо, и непременно свалился бы – если б девушка его не удержала. Он не заметил ни как она появилась во дворе, ни как она подошла.

– Эльма! Когда ты вернулась?

– Я уже битый час пытаюсь тебя дозваться, глухарь, – проворчала девушка. – Хоть ты можешь мне объяснить, что здесь происходит? Кто эти двое? Я заметила столпотворение, когда возвращалась из леса, ну и подошла послушать. Этот новоявленный князь как раз заканчивал выпытывать у вас про развалины... Деян! Почему ты на меня так смотришь? На тебе лица нет... или это у меня что-то с лицом?

Она, смущенная таким предположением, подалась назад, быстро провела ладонью ото лба до подбородка, откинула приставшую к щеке прядь.

Деян – уже который раз за сегодня – не мог произнести ни слова. Его бросало то в жар, то в холод. Пока Голем был рядом, он думал только о том, чтобы самому ненароком себя не выдать, и со страху забыл обо всем на свете.

Эльма. Дочери и жена Петера, старуха – все они жили сейчас с ним под одной крышей и слышали, какие он сказывал сказочки про «волшебную» скалу, а значит, находились в опасности ненамного меньшей, чем он.

Всем без исключения в Орыжи было известно, что он худо-бедно знает грамоту и пробовал читать вместе с Терошем Хадемом уцелевшие записи из Орыжского святилища, а значит, может знать больше других. Чудом было уже то, что никто до сих пор не указал на него пальцем; благодарить за то стоило лишь Господа и, пожалуй, свою несчастливую судьбу: просто-напросто увечный Химжич-младший был человеком слишком незначительным, чтобы о нем вспоминать.

Еще был Терош Хадем, который вряд ли знал, но мог знать больше других – не о развалинах у Сердце-горы, но о Старожском князе Рибене Ригиче, – однако чародей, по счастью, ушел в противоположную от дороги к Волковке сторону. Священник находился далеко, и пока за него можно было не беспокоиться.

– Не молчи, у меня от твоего молчания мороз по коже. Да что с тобой такое, Деян? Нездоровится? – Эльма наклонилась к нему, с тревогой заглядывая в глаза. – Господь всемогущий! Совсем худо, да? Что ж за день сегодня такой... – пробормотала она разом севшим голосом и, крепко стиснув его плечо, обернулась ко двору с очевидным намерением позвать кого-нибудь на помощь.

– Не надо, – выдавил из себя Деян. От ее по-будничному многословного беспокойства внутри все переворачивалось, но «помощи» – которая с его удачей могла последовать не иначе как от Джибанда – допустить было нельзя, и страх, умножившись, придал ему сил. – Со мной все в порядке, Эл.

– В порядке?! Да ты сейчас в обморок свалишься, друг.

Тревога в ее голосе смешалась с досадой на явную ложь.

– Не дождешься. – Он попытался улыбнуться. – Послушай меня. Ни о чем не спрашивай сейчас, прошу. Просто сделай, как я скажу. Найди Малуху с девочками, иди с ними домой и никуда не выходи, никого не впускайте. Если этот тип, Голем, явится, – спровадь его как-нибудь, скажи, что зараза в доме, что угодно.

Эльма нахмурилась. «Ты не в себе», – читалось на ее лице. Деян украдкой огляделся по сторонам: рядом по-прежнему больше никого не было, и великан смотрел в другую сторону.

– Поверь мне, прошу, – быстро зашептал Деян, наклонившись к самому ее уху и ухватив за запястье, не давая уйти. – Я не шучу, не лгу, не брежу. Этот, во дворе, – он… Он вообще не человек, Эл! Кукла. А второй, который ушел, – он, чтоб его, на самом деле князь. И чародей, настоящий. «Голем». Такой же древний, как треклятые развалины, и еще более сумасшедший, чем старуха Вильма, которая мне про него рассказывала. Она говорила – он сам этот свой проклятый замок и разрушил! Впал в ярость и всех – жену с ребенком, слуг, соседей – всех перебил… Но сам о том не помнит. И лучше ему ничего не знать, не знать, что мы знаем, и о том, что я рассказывал девчонкам, тоже, и никому другому не знать, потому как… – Он запнулся, окончательно запутавшись.

– Потому как наши все равно тебе не поверят. А этот самый князь, если захочет разузнать побольше, может кнутом или колдовством с тебя кожу содрать для верности, – закончила вместо него Эльма. Тон ее изменился, стал задумчив и насторожен. – Или не с тебя, а с девчонок, да вообще со всех подряд, если разойдется. Это ты хотел сказать?