– Кончились их надобности, – хмыкнул один из мужиков: голова у него была перевязана белой тряпкой. Оружия, с виду, не было. – И ваши вскорь кончатся: за нами бергичевцы придут. Скоренько придут. Они такое с людьми творят, о чем тебе, дед, лучше не знать: спать не сможешь. Тебе б не на нас пасть разевать, а скарб собирать и топать отсель, столько топать, насколько силушки в ногах хватит.

– Ты пока иди домой, бать. Я попозже зайду: у меня тут дело еще, – сказал Кенек, в этот миг обманчиво похожий на себя-прежнего. Теми же словами он, случалось, отговаривался от отца, когда тот кликал его из лесу.

– Да-да, топай, дед, – снова встрял мужик с перевязанной головой. – А то сержантова жена состариться успеет, пока мы тут с тобой.

– Мы уж устали гадать, так ли она хороша, как он баял, – вклинился второй. Из одежды на нем были только драные штаны и куртка на голое тело, а к дулу ружья прикреплен длинный штык. – И эта, вторая, как бишь ее там…

– Вторая – моя. Забыл уговор? – прорычал Кенек.

– Помним, помним, Кен. – Мужчина с перевязанной головой примирительно поднял руку. – Но ты не томи, не задерживай.

Когда внучку Киана вталкивали во вскрытый дом Химжичей, дверь широко распахнулась, и крик стал громче – всего на миг, но достаточно, чтобы можно было узнать голос младшей сестры Солши, Талимы Свирки.

– Как же… Они ведь собирались прятаться… Деян, что ты делаешь?! – окликнула Эльма, забыв о своем – увы, бесполезном – наказе говорить тише.

Деян, взяв старый тяжелый молоток, встал в темноте у входной двери и отодвинул щеколду. Видел и слышал он уже достаточно.

– Как? Проще простого, Серая: Солша, наивная душа, сама же им и открыла. Небось, еще выпить с порога предложила. – У Деяна вырвался нездоровый смешок. Собственный голос слышался, как чужой. – И когда только твой брат успел получить сержантский значок?

– Брат?!

– Ты не поняла? Они только что говорили о тебе и Малухе, – напряженным шепотом перебил Деян. – Но, похоже, с ней их опередили, храни ее Господь. И детей.

– Господь всемогущий...

– Будем надеяться, они успели в суматохе убежать и схоронились в лесу. И ты давай, задворками. Милостью Господней получится. Остальные тебя искать в темноте поленятся, а этому выродку я... Он никого больше не побеспокоит, – Деян поудобнее перехватил молоток, сделал на пробу пару замахов. Колени дрожали, накатила привычная дурнота. Но в груди все клокотало от ярости, и Деян надеялся, что в нужный момент – «пожалуйста, Господь всемогущий, всего одно мгновение, прошу, Господи, первый и последний раз!» – руки не подведут.

И Кенек Пабал – старый друг, гордый и заносчивый красавчик Кен – не войдет внутрь, а останется на пороге с проломленным черепом.

Но Эльма только покачала головой:

– Невозможно, Деян.

– Беги, сейчас же! – Он повысил голос. – Ты не понимаешь, Кен вернулся за тобой. Или…

Рука, сжимавшая молоток, вдруг разом ослабла.

– Если ты сама хочешь уйти с ним, Эл, скажи, – я не буду мешать, – тихо закончил Деян. – Но не думаю, чтобы Кен смог защитить тебя от своих новых друзей.

– Я, уйти с ним?! – изумилась Эльма. – Еще чего!

– Тогда беги, прошу. Пожалуйста, Эл! Препираться нет времени.

– Нет.

– Серая, уходи!

– Нет! – Она отошла от окна и загромыхала чем-то в глубине комнаты.

Ступени высокого крыльца сыро заскрипели под шагами незваных гостей. Время вышло.

– II –

От громкого стука дверь чуть приоткрылась.

– Не заперто? – пробормотал Кенек Пабал и выше поднял лампу, ступая в темный дом. – Эльма! Ты здесь?

Деян размахнулся, целя молотком ему в темя.

В свете лампы было смутно видно его лицо, еловые иголки, запутавшиеся в светлой клочковатой бороде. Глубокий шрам на переносице – от осколка Сердце-Горы. Похожий на змею ожог над бровью – от костра на Солнцестояние. Глубоко посаженные карие глаза, чуть округлые, будто в каждый следующий миг он готов рассмеяться в удивлении... Повзрослев, Кенек стал задирать нос, со старыми приятелями едва раскланивался, если случалось столкнуться на улице, однако Деян не слишком винил его за это: у того всегда был непростой нрав, и уязвленная невзаимным чувством к Эльме гордость не сделала его мягче. Неудач он никому не прощал – ни другим, ни себе; малым не довольствовался, слабость презирал. Но в злополучный день, когда Сердце-Гора оставила Деяна Химжича без ноги и будущего, Кенек вместе братом, Бармом, тащил покалеченного приятеля к халупе сумасшедшей Вильмы, пыхтя от натуги – и при этом беспрестанно болтая, подгоняя перепуганного брата, отвлекая и подбадривая скулящего от боли Деяна.

«Это же Кен! – молнией пронеслось в голове. – Он ведь…»

Деян замешкался всего на мгновение – и на том отведенное Господом время закончилось.

Кенек заметил его, притаившуюся в темноте тень – отпрянул и ударил прикладом по колену, затем под дых и сбил с ног. Отбросил пинком молоток и упер ружье дулом в грудь.

«Всё? – Деян ухватил за ружейный ствол, дернул в бок, но Кенек держал оружие крепко. – Всё. Пора подыхать. Не повезло тебе со мной, Серая…»

– Вот жешь мать! И кто здесь такой храбрый да глупый? – Кенек наклонился и ближе поднес лампу, которую так и не выпустил. – Деян?! Ты?!

Лампа в руке Кенека раскачивалась из стороны в сторону, и теперь, в ее дрожащем неверном свете, Деян отчетливо видел, насколько же на самом деле изменилось лицо бывшего друга: исхудавшее, покрытое грязью и ссадинами, застарелыми и свежими. Посеревшая кожа туго обтягивала скулы, и во взгляде вечно удивленных глаз появилось что-то новое и чужое. Так в суровую зиму смотрели кружившие у частокола волки, зло и затравленно, выжидая момента напасть. Отощавшие, напуганные криками и камнями, но возвращающиеся вновь и вновь, потому как отчаялись раздобыть пропитание иначе.

Но кое-что отличало Кенека от тех волков: сейчас в его глазах было жадное нетерпение. Он пробрался за частокол, и лишь шаг отделял его от добычи.

– Привет, Кен. Никогда не думал, что встретимся… в таких обстоятельствах, – прохрипел Деян, изобразив на лице улыбку. С большей охотой он бы плюнул бывшему другу в лицо, но нужно было потянуть время: вдруг Эльма все-таки одумалась и сейчас пробирается дворами к спасительной опушке. Пустая надежда, но все же…

И еще кое-что нужно было выяснить наверняка.

– Вот уж не ожидал! – узнав его, Кенек чуть ослабил напор. Но удивление на его лице уже в следующий миг сменилось едва сдерживаемой яростью. – Ты что здесь делаешь?

– Кен, ты давеча говорил, что «халупа хозяевам без надобности». Значит, Мажел и Нарех, они?.. – Деян не смог заставить себя сказать «погибли».

Глаза Кенека налились кровью и, казалось, могли выскочить из орбит.

– Я спросил. Что. Ты. Здесь. Делаешь?

– Это я желаю знать, что ты среди ночи делаешь в моем доме, Кенек Пабал. – Голос Эльмы звучал так нарочито спокойно, что не приходилось сомневаться: внутри себя она дрожит от страха. – И что за сброд ты привел с собой?

– Нехорошо. Надо бы повежливей с гостями, красавица, – хмыкнул мужик с перевязанной головой.

Деян был с ним почти согласен.

«Глупо, Серая. Или ты надеешься, что, если разозлить их, они покончат с тобой прежде, чем надругаются? Тоже глупо. Нужно было спасаться, пока был шанс».

Но, хотя бегать Эльма могла быстрее зайца, убегать она не умела вовсе.

– Они… Это мои товарищи, Эл, – Кенек выпрямился, отодвинув от груди Деяна ружье, и покосился на своих спутников. Голос его теперь звучал едва ли не смущенно. – Мы служили вместе… раньше.

Деян попытался подняться, но кто-то из «товарищей» метко пнул его под ребра, и он вновь повалился на пол, вскрикнув от резкой от боли. Эльма встревоженно взглянула в его сторону; Деян жестом поспешил показать ей, что цел и невредим.

– Новые товарищи, да, Кен? – нахмурившись, спросила Эльма. – Что же случилось с прежними?