„Это, должно быть, экскурсия, — подумал Травка. — Они никуда не спешат и только все рассматривают“.

Экскурсия проплыла мимо Травки. Кто-то помахал Травке рукой. Кто-то закричал веселым голосом:

— Будь готов, октябренок!

— Всегда готов! — ответил Травка и отдал салют.

Потом прошел отряд женщин. Они шли с работы. Их синие рабочие костюмы были запачканы известкой и землей. Они хоть и устали, наверное, но не стояли на движущейся полосе, а шагали по ней в ногу. На ходу они подпевали радиомузыке. Впереди шла веселая девушка. Она задорно размахивала руками, и казалось, что от этого остальные поют звонче и согласнее. Движущийся тротуар переносил их с каждым шагом все дальше, и было похоже, что они не просто идут, а вот-вот полетят ввысь.

Вдруг Травка увидел, что на третьей полосе, вдали, показался какой-то очень знакомый человек. Он догонял и экскурсию и рабочий отряд. Вот он поровнялся с Травкой, обернулся в Травкину сторону. Травка узнал своего папу.

Вот хорошо-то! Можно будет сейчас рассказать папе про Алюту, про то, что она собирается лететь на луну, а он ее провожает. Травка крикнул изо всей силы:

— Папка! Па-па!.. Пап!..

Но папа уже обогнал экскурсию, обогнал марширующих работниц и скрылся за ними. Наверное, он не услышал Травкиного крика. Травке стало очень обидно. Даже в горле сделалось как-то горько и неприятно. Он подумал:

„Я ведь сумею догнать папу. Нужно только попасть на четвертую, самую быструю ленту“.

Травка вскочил на первый тротуар, разбежался по нему, прыгнул на второй, быстро догнал экскурсию и хотел было перебежать на третью ленту, но поневоле задержался. На стене большого дома горели разноцветные огненные надписи, рисунки, стихи. Некоторые строчки и рисунки исчезали — на их месте сейчас же появлялись новые. Это была световая газета. Травка прочел:

„Сегодня, в 19 часов 30 минут, включайте телевизоры. Смотрите и слушайте Циолковск. Отправление ракеты на луну будет видно всем“.

Травка читал газету, но помнил, что ему нужно догонять папу. Он, сам того не замечая, приблизился к третьей ленте и поставил на нее ногу.

Травкину ногу дернуло вперед, он пошатнулся, с размаху упал на спину и стукнулся затылком о тротуар… Хорошо, что тротуар был сделан из не особенно твердой резины, а то Травка, пожалуй, и не встал бы. А тут он даже и не ушибся. Хотя в голове у него все-таки задело.

Кто-то из прохожих поддразнил Травку:

— Эх, ты, такой большой, а не знаешь правил уличного движения! А еще октябренок!

Первое правило — на улице не зевай.

Травка зазевался, и вот теперь тер затылок руками.

Он стоял на третьей полосе, на той самой, где находился папа. Но папы уже не было видно. Папа был далеко впереди. Травка хотел было догнать его просто бегом, но ему было некогда. Ведь его ждала Алюта. Поэтому он решил не зевать, набрался храбрости, разбежался и перепрыгнул на четвертую, автомобильную полосу. Он сразу же стал перегонять тех, кто был на третьей полосе. Но Травке этого было мало. Ему хотелось поскорее поговорить с папой и вернуться к Алюте. Травка побежал, и движущаяся под ним лента еще поддавала ему ходу. В общем, Травка передвигался так быстро, как если бы он ехал на автомобиле. Поэтому четвертая лента и называется автомобильной дорожкой, хоть по ней никто не ездит на автомобилях. Автомобили на ней только нарисованы.

Минуты через две Травка увидел папу. Папа стоял к нему спиной и разговаривал с каким-то товарищем. И папа и товарищ были одеты в одинаковые костюмы, сделанные из шелка и резины. Такие костюмы не пропускают электричества. (Папа работал на электростанции).

Травка хотел незаметно проехать мимо папы, обогнать его, а потом выскочить ему навстречу с каким-нибудь смешным криком. Он притаился и лукаво смотрел папе в спину.

Но папа вдруг обернулся, увидел Травку и быстрым прыжком перескочил на его полосу. Он был очень встревожен. Он закричал:

— Травка, что ты тут делаешь? С мамой что-нибудь случилось?

— С мамой ничего не случилось, — удивленно сказал Травка. — А разве должно что-нибудь случиться?

— Так зачем же ты здесь? Кто тебя послал? — тревожно спрашивал папа и даже схватил Травку за плечо.

— Я это, папочка, я пошел провожать Алюту. Она хотела лететь на луну и свалилась к нам на крышу. У нее парашют и костюм такой особенный. Она в нем похожа на слоненка. Стратосферный скафандр.

Травке так хотелось все как следует объяснить, что даже название Алютиного костюма вспомнилось само собой.

Папа продолжал горячиться:

— Так зачем же ты без спроса выходишь из дому? Кто тебе позволил? Вот ведь какой мальчишка!

Травка немножко обиделся на папу.

— Я вовсе не без спроса вышел. А потом я хотел помочь Алюте. Ей, небось, как страшно было, когда парашют не раскрывался. А я один знаю куда сдавать воздушное имущество. Вот меня и выбрали. Я скоро буду дома, папочка. Через полчаса. Скоро у нас в детском саду обед. Вот я и успею к обеду.

Папа только головой покачал от удивления, но успокоился, потому что понял, наконец, что ничего особенного не случилось. Он даже улыбнулся от радости, что у него такой храбрый и самостоятельный сын. Он сказал Травке:

— Ну, иди к своей Алюте и возвращайся скорей. Я тоже скоро буду дома. И ты мне расскажешь про Алюту и про все остальное.

Травка попрощался с папой и его товарищем и побежал к тому месту, где расстался с Алютой. За спиной он услышал, как папин товарищ сказал:

— Ишь какой у вас сынишка!

И потом папины слова о луне и звездолете. Впрочем, может быть, это говорил и не папа, потому что все кругом, кого ни послушаешь, только и говорили, что о полете на луну.

Четвертая лента проходила рядом с аллеей, но попасть на аллею с нее было невозможно. Аллея была отгорожена решеткой. За решеткой виднелась сплошная стена колючих кустов. А главное, что лента двигалась очень быстро. Деревья аллеи неслись мимо Травки с такой быстротой, что казалось, будто они мчатся на мотоциклах.

Травка отбежал уже от папы очень далеко, но совсем не приблизился к тому месту, где оставил Алюту. Наоборот, лента относила его все дальше и дальше. Травка решил перейти на самую медленную ленту. Он повернулся, разбежался в ту сторону, куда шла четвертая лента, оттолкнулся ногой, перепрыгнул на третью ленту и… хлопнулся носом о тротуар. Падая, он отбил обе ладошки так, что они покраснели, словно им было стыдно.

Да и правда, было чего стыдиться. Сколько раз Травка читал плакаты с правилами уличного движения:

Сколько раз читал, а вот, когда нужно, забыл. Может быть, это получилось оттого, что ему никогда не приходилось путешествовать по самодвижке одному, без провожатых.

Травка потрогал нос. Нос был цел. Хотя и побаливал. Травка перебрался с третьей ленты на вторую, со второй на первую. И все бегом. Он запыхался и пошел по первой ленте обыкновенным шагом. Но скоро заметил, что ни капельки не подвигается вперед. Слева от него стоял все один и тот же дом из золотистого камня. Справа, в аллее, за автомобильной дорожкой, виднелось одно и то же дерево, с большими розовыми цветами.

Никто не шел в ту сторону, куда шел Травка. Все проплывали ему навстречу. Какой-то встречный длинный парень обернулся, пошел за Травкой, старательно шагая, и сказал ему в спину:

— Тише едешь — дальше будешь. От того места, к которому едешь.

Этот парень был, верно, насмешник. Но Травка и сам понял, что дело неладно: он шел по самому медленному тротуару, но все-таки тротуар относил его назад. Вот и выходило, что он топтался на одном месте.

— Какой же я чудак! — вырвалось у Травки.