— В то время, как коренные горожане поколениями ютятся в старых домах без этих новых удобств! — я расхохотался, показывая оттопыренный большой палец, — Толпа недовольных граждан бушует на рыночной площади, твои наёмные крикуны нагнетают страсти, а демагоги ловко натравливают возмущённую общественность на благоволящий "понабежавшим" в ущерб коренным горожанам Совет Ста Четырёх!

— Именно! — расхохотался и Циклоп, — И тогда я как суффет города — уже не по своей воле, а под давлением готовой взбунтоваться толпы сограждан — прошу Совет Ста Четырёх рассмотреть план перестройки старых кварталов, и толстосумы, которым самим предложить нечего, принимают его уже без возражений. По нему второй новый квартал на склонах Бирсы заселяется жильцами из старого квартала, который теперь уже можно разобрать, чтобы построить на его месте новый, уже со всеми возможными удобствами. И так — квартал за кварталом…

— После чего встаёт ребром вопрос об улучшении снабжения города водой, и ты продавливаешь через Совет свой акведук и увеличение цистерн точно таким же манером, — я уже не ржу, поскольку въехал сразу и уже отсмеялся, но есть кому хохотать и без меня — наконец-то дошло и до Юльки.

— Ну, вот видишь, почтеннейший, а ты ещё сомневался, важно ли это! — сказала она, когда отсмеялась, — Именно из таких эпизодов и состоит настоящая живая история, которую мы безвозвратно теряем, когда уходят из жизни участники событий. Ты, конечно, прославлен достаточно, чтобы оставить о себе вечную память, но хорошо ли то, что весь мир знает Ганнибала-полководца, половина мира — Ганнибала-политика, но лишь один Карфаген, не считая маленькой и захолустной Вифинии — Ганнибала-градостроителя? И ещё вот о чём я хотела бы тебя попросить. В своих воспоминаниях о войне ты пишешь не только о ближайших сподвижниках, но упоминаешь и многих простых солдат, которых знал. Это придаёт твоей книге живости и полноты описания. Но ведь и в мирной жизни у тебя тоже было множество помощников, без которых ты не сделал бы и половины того, что успел за свой суффетский год. Почему бы тебе не написать поподробнее и о них?

— Юля! Нам от него нужен учебник! — напомнил я ей, — Про градостроительство тебя и Баннон ещё подробнее в Оссонобе просветит.

— Да ладно тебе, Макс! Я теперь и сама за него "рыбу" напишу, а он её только подправит, где я перевру, своими словами отредактирует и подробностей добавит. День, самое большее — два, и у нас будут отредактированные и дополненные малоизвестными подробностями мемуары Ганнибала Того Самого! Это ты с ним с живым пообщался и всё от него самого услыхал, дети — будем надеяться, что тоже успеют, а вот внуки и правнуки смогут уже только прочитать.

— Хорошо, убедила. Но постарайся всё-же, чтобы эти два дня не растянулись на две недели, а уместились хотя бы уж в одну, а то знаю я тебя, — в конце концов, со своей профессиональной колокольни историчка абсолютно права, отдадим ей должное.

— Вы хотите, чтобы и Баннон тоже написал вам книгу воспоминаний? — спросил Циклоп, — Боюсь, нелестного он будет порой мнения обо мне…

— За то, что ты не отстоял и не продавил через Совет полный и самый лучший вариант его проекта новых инсул, а продавил только вот этот обрезок от него, который и был воплощён в жизнь, скорее позоря его как разработчика, чем прославляя? — хмыкнул я.

— Да, в основном за это. Представляешь, какими уродцами эти новые кварталы выглядят на фоне задуманных и разработанных им?

— Обычно, почтеннейший, по целому ряду причин именно так в реальной жизни и происходит, и ваши новые кварталы — просто ещё один наглядный этому пример. Вы с ним хотели сделать хорошую вещь, а удалось — только её жалкое подобие, и поскольку это произошло не по его вине — естественно, он считает, что это ты не выполнил надлежащим образом своей работы "толкача". Ведь всем нам кажется лёгкой и простой чужая работа, которой мы не делаем сами и не понимаем всех её тонкостей. Ты и сам ведь наверняка не очень-то доволен тем, что он не предложил тебе проекта инсулы эдак на добрый десяток этажей со всеми удобствами мегарских особняков и по цене в сотню шекелей за этаж?

— Ну, ты уж скажешь! — Одноглазый рассмеялся, — Конечно, мне хотелось бы от него проекта получше и подешевле, но ведь я же знал, что лучшего архитектора, чем он, в Карфагене просто нет.

— Вот именно. И он сам это тоже знал, а вас, политиканов с властью, связями и толстыми кошельками, больше сотни, и вы всей сотней не в состоянии понять и оценить по достоинству его проект, решающий проблемы как с жильём, так и с безработицей всей карфагенской бедноты. А главным среди них на тот момент был ты — как суффет города, поскольку твой коллега-напарник был заведомо твоим человеком, не имевшим с тобой разногласий — кого же Баннону ещё и винить в этой кастрации его прекрасного замысла?

— Когда разные люди смотрят на одни и те же события с разных сторон, то и их мнения о них, конечно, различны, — добавила Юлька, — И вряд ли хоть одно из них будет абсолютно беспристрастным. А труд историка в том и состоит, чтобы сравнить эти разные и нередко противоречивые мнения и вычислить истину, которая часто оказывается где-то посередине. И чем больше у него этих разных источников, тем меньше он при вычислении истины сделает ошибок, чересчур доверившись какому-то одному из них.

— Ну, тоже верно, — согласился Ганнибал, покачав головой.

Он успел ещё просветить нас о некоторых тонкостях тогдашней карфагенской политической кухни, которые нам тогда, хоть и не совсем уж простым, но всё-же наёмным солдатам, знать не полагалось, когда вернулась с рыбалки пацанва. Ну, точнее, вернулись ганнибалёныш со слугой-сверстником, а мой Волний с Кайсаром и Мато просто составили им компанию по дороге на нашу виллу.

— Гамилькар! Я думала, ты учишь таблицу умножения, как и обещал, а ты весь день пропадаешь на море? — тут же наехала на него Юлька.

— Мы не весь день, тётя Юля, мы с перерывом на обед, — вступился за него мой наследник, — После обеда только рыбачили, а до обеда купались и загорали, и при этом по таблице его натаскивали.

— Точно? А ну-ка, Гамилькар, семью семь?

— Сорок семь!

— Всё с тобой ясно, двоечник! Ну, похвастайтесь хотя бы уловом! Ну-ка, что там у вас? И это — всё, что вы добыли за полдня? — две небольших макрели и акулёныш едва ли намного крупнее их впечатления не производили, — С такими трезубцами, как у вас, впору китов гарпунить, а вы ими акулий молодняк уничтожаете!

— Так ведь все же, не одни только мы! — ответил Кайсар, и это было абсолютной правдой — спортивный промысел мелких и юрких акул успел уже войти в моду у азорской молодёжи, так что наша школота на каникулах просто навёрстывала "отставание" от неё.

— О вас я и не говорю — вы хотя бы уж свою учебную программу шестого класса выучили и сдали. Могли бы, правда, и получше, если бы не лоботрясничали, но раз сдали — с вас взятки гладки, и летние каникулы — это святое. Но Гамилькар получил свои баллы с большой натяжкой, и его ожидает пересдача, а до начала нового учебного года осталось не так уж и много.

— Я выучу, почтенная, — пообещал пацан, — Вечером позанимаюсь, а днём мне с ребятами интересно было.

— С ребятами или с их подзорной трубой? Судя по вашему улову, не трезубцы, а труба была главным орудием вашего промысла. Вы и сейчас ещё там пропадали бы, если бы не начало уже темнеть? Опять по очереди пялились на пляже в трубу на купающихся и загорвющих девушек?

— Я даже догадываюсь, на какую именно, — ухмыльнулся Циклоп, — Светленькая такая лузитаночка с вьющимися волосами из недавно приехавших?

— Ага, Фавста из последнего выпуска "гречанок" Аглеи, — подтвердил я, — Аунья тоже там с ней была?

— Не с ней, папа, — ответил Волний, — Она же акул не ловит, а только купается и загорает вместе со всеми.

— В Оссонобе на них пялились и в Нетонисе продолжают! — проворчала Юлька, — И Аглея тоже хороша! Нашла кого в Нетонис распределить!