— Поняла… — повиновавшись приказу, устроилась на прежнее место.

— А я, пожалуй, с Линой поближе познакомлюсь. Заодно и компанию деточке составлю.

Свекровь дружелюбно улыбнулась и направилась в мою сторону…



Дмитрий.

— Ты это нарочно сделал? Охмурил девочку на тринадцать лет младше тебя, чтобы не жениться на взрослой женщине? Идиот! Ты хотя бы даёшь отчёт своим действиям, сукин сын! Решил пойти наперекор родителям, испортив этим жизнь неопытной девчонки? Да она кроме родительской любви в жизни ничего не знала! А теперь хлебнёт через край благодаря твоим пристрастиям к праздной жизни! Твои беспорядочные связи мне уже поперёк горла стоят! Да я мать всю жизнь на руках ношу, никогда под чужие юбки не заглядывал! Ты сможешь также? И какого черта у тебя, взрослого, солидного мужика, физиономия раскрашенная? Опять молодость решил вспомнить, мордоворот хренов?!

Отец своим отточенным командирским тоном напомнил мне о моём детстве. Сколько слёз мать пролила, каждый раз ожидая вестей и его возвращения с боевой точки. Больше двадцати лет прошло с начала Карабахской войны, а она до сих пор эхом проносится в его снах, и хоть делает это изредка, но каждый раз заставляет просыпаться в холодном поту, и лишь присутствие любимой женщины вытесняет эти кошмары в ночную пустоту, помогает справиться с прошлым. Я уже давно не обращал внимания на их крепкие и тёплые отношения с матерью. Считал нормой. Но после сегодняшнего случая с Линой понял одно: ни о какой норме не может быть и речи. Это острая необходимость! Потребность быть рядом с тем, кого ты любишь, кто любит тебя больше жизни, готов идти на любые жертвы во имя любви, детей, семьи, поддерживать во всём и при разных обстоятельствах, принимать и отдавать все то светлое и чистое, что хранится глубоко в наших душах и сердцах и побеждает любую боль, страх и ненависть, заставляет смотреть на жизнь сквозь призму разноцветного стекла.

— Знаешь, сын! Я до сих пор не могу забыть слова отца Ангелины в тот тяжёлый и роковой день…

(Нагорный Карабах. 1994 год.)

— Не останавливаться! — тихо скомандовал житель горного посёлка на границе Армении и Азербайджана. Извилистые, словно змеиные следы, дорожки вели к месту, где должна была приземлиться спасательная вертушка.

— Долго ещё? — спрашивает у проводника мой боевой товарищ и друг, подбрасывая меня, тяжело раненого, на своих плечах для более удобного положения.

Мы пробирались в нескольких милях от эпицентра горячего ада самопровозглашенной мятежной республики. Война дышала в спину даже посреди великолепия нетронутой природы. Казалось, деревья нашептывали об опасности. Иногда ветер замирал и прислушивался к свисту пуль вместе с нами. Сердце становилось каменным и рассыпалось в щепки от предчувствия смерти, а желудок подпирал горло. Горы и равнины сливались воедино, покрываясь туманом, как будто пытались укрыть все то живое, что несло в себе протест этому безумию. Малейшая ошибка и поворот не туда — могли привести к пуле снайпера. Ружейные выстрелы грохотали где-то рядом.

— Осталось где-то меньше мили, но из-за тумана ни хрена не видно. Вперёд ребятки. Даст Бог, доберёмся живыми к вашим мальчишкам. Вертушка должна стоять недалёко от ближнего холма.

— Алекс, ты главное дыши и не закрывай глаза, слышишь? — наш военный врач и мой товарищ, Лёша Васнецов, двухметровый матёрый мужик, тащил на себе почти бездыханное тело уже добрых полтора часа от места происшествия. При столкновении небольшого отряда с группой мятежников выжили трое: я, молодой кардиолог, и Рустам, зелёный лейтенант, впервые попробовавший горький вкус войны.

Моё сознание двигалось за нами где-то рядом, близко, но силы покидали меня и дышать становилось ещё сложнее, болезненней.

— Алексей, бросай, иначе вам не прорваться! — из последних сил хриплю стоном и замолкаю, так как вдох делать слишком невыносимо, а грохот снарядов слышен ещё ближе и чётче. Ножевое ранение едва не доконало меня к этому моменту.

— Молчи, Сашка! Я всё равно вырву тебя из лап этой старой стервы и доставлю в семью, сука! Клянусь! У тебя сын красава, у меня дочь принцесса! Чем черт не шутит? Может ты мне не только другом, а ещё и сватом станешь!

— Вот она! — резво шепнул проводник, указывая на МИ-6 в полной готовности к взлёту. Запах авиационного сгоревшего керосина ударил в ноздри и стал приятнее свежего горного воздуха. Он пах жизнью, надеждой на спасение, свободой. Шум винтов, будто релаксационная музыка, пронёсся в голове, успокаивая и расслабляя зажатые нервы.

— Там наши ребята! Помогите быстрее! — донеслось сквозь потоки горячих выхлопных газов. — Занять места в вертолёте! Живо!.. Взлёт! — командир отдал приказ и это было последнее, что я услышал до того момента, как голос твоей матери меня разбудил от долгого сна!

Я застыл. Спутал все мысли. Отец никогда не рассказывал мне раньше о той клятве, что послужила его спасению. Может так действительно должно было случиться. Ничего в нашей жизни не происходит зря. Случайностей не бывает. Поднимаю обреченный взгляд и пытаюсь достучаться к его пониманию. Впервые за столько лет поддержка моего отца стала так необходима для меня. Как будто глоток свежего воздуха, пришло в мою голову осознание чувств, которые высвободила во мне моя маленькая девочка. Разорвала тяжёлые сковывающие цепи, и развеяла темноту именно она — мой светлый и строптивый Ангел.

— Отец… — я подавляю в себе гнев и тихо произношу осипшим голосом, надеясь на его хороший слух. — Я полюбил Лину. Это не месть и не моя прихоть. Сегодня я понял, что повторно не вынесу утраты. Мама сказала — она в тяжёлом состоянии и я слетел с катушек!

— В каком состоянии? Вот умеют женщины из мухи слона выкормить! Сказал ведь, в стабильном, но нет, надо обязательно приукрасить.

Родитель вскинул удивленно бровь и прищурившись, уставился на мой синяк под глазом. С минуту молчал, а потом добродушно улыбнулся и спросил:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У кого ты пытался её отбить, захватчик? Ведь фингал ты не дашь себе просто так поставить, я же тебя хорошо знаю, сын!

Хмыкаю себе под нос и почёсываю молча затылок, как будто это поможет избежать ответа.

— У танцора, дружка её. Только о том, что он гей, узнал, когда подставился.

— Решил давить на жалость?

— Хреново ты меня знаешь, отец!

— Значит шантаж?

— Можно и так сказать.

— Если девочку обидишь, я тебя собственноручно придушу, Дмитрий! И ещё! С детками придётся повременить. Молодая она для материнства, пускай учебу закончит, а там и время придёт. Надеюсь, ты меня понял…

По прошествии откровенной беседы с отцом, в палате, где находилась Лина, меня ждал неприятный сюрприз. Возвращался к своей жене с невероятным облегчением, как будто с плеч сняли тяжёлый груз, под которым я изгибался долгих десять лет. Все эти годы не решался открыть двери в тайное душевное хранилище, всколыхнуть свой внутренний мир, отважиться вытащить оттуда роскошь наружу. Я прятал любовь за семью замками, выбирая лёгкие пути в отношениях. До недавних пор меня всё устраивало. Но так было до встречи с моей второй женой. Сейчас новые чувства распирают настолько сильно каждую живую клетку моего тела, хаотично мечутся во мне, их сложно упорядочить, разобрать на главные и второстепенные. Всё так запуталось: и ревность, и любовь, и страсть, вытесняя окончательно закоренелую боль и страх…

— Едем обратно в офис, Костян! Её семейство, чувствую, попьёт моей крови! Особенно мать с сестрой. Так и хочется встретить их у себя на пороге с распростертыми проклятиями! — усаживаюсь в свой автомобиль рядом с другом юристом, зажимая мобильный между левым ухом и плечом. Длинные гудки напрягали. Радужный отвечать на мой звонок не торопился. Рассматриваю особенные обручальные ободки в бархатной коробочке, прокручивая их в руках. Так и не удалось обменяться кольцами с Линой.