А то хрен его знает, куда меня сегодня еще затащит и насколько.

Так что – пока есть, – надо пользоваться.

Дают – бери.

А дальше – по обстоятельствам…

…Засунул себя сначала под горячие, потом под ледяные, как сам ад, водяные иглы, тщательно растерся тяжелым махровым полотенцем, почистил зубы новенькой, специально для таких случайных гостей, как я, приспособленной зубной щеткой, с наслаждением побрился одноразовым станком с двойным лезвием.

Посмотрел на себя в зеркало – вроде ничего.

Еще раз зевнул, влез в джинсы и поплелся на кухню, откуда уже раздавалось до боли знакомое шкворчание: вернувшийся Али, судя по всему, самозабвенно жарил дежурную холостяцкую яичницу.

И скорее всего – судя по запаху – с беконом и помидорами.

Знакомая, думаю, тема.

У меня тоже по утрам фантазия дальше этого блюда редко когда заходит.

…И вообще, если разобраться, вряд ли найдется в этой жизни что-то более тоскливое, чем холостяцкая мужская яичница на неустроенной, насквозь прокуренной кухне.

В обществе тихо бормочущего в углу очередную чушь телевизора.

Если только магазинные пельмени на ужин…

Тьфу ты, блин.

Ладно, потом как-нибудь разберемся…

…Али, по крайней мере, выглядел почти что нормальным человеком.

В дорогом спортивном костюме, яркой цветной футболке, легких кроссовках на босу ногу. Тщательно, аж до синевы выбритый, с влажными, аккуратно зачесанными назад волосами.

– Привет! – говорит, накрывая вызывающую уважение своим объемом сковороду крышкой и одновременно вскрывая пакет с апельсиновым соком. – Или «с добрым утром» точнее будет? А я вот решил до бассейна добежать, благо он у нас тут, прямо во дворе имеется. Вместе с фитнес-клубом, кстати, и довольно неплохим. Тренажерный зал достойный, сауна, все дела. Есть все-таки, блин, некоторые преимущества от проживания в этом навороте…

– Здорово, – зеваю в ответ. – И как успехи в бассейне?

– А-а-а, – морщится, – еле километр осилил, чуть не сдох от натуги. Ничего удивительного, конечно, почти год не плавал уже. Но все равно обидно. Потом еще взвеситься сдуру решил, в результате совсем расстроился. Килограмм восемь лишнего веса, как минимум…

– А что ты хотел? – зеваю еще раз. – Так жрать, как ты, плюс практически полностью прекратить следить за собой, и чтоб одновременно со здоровьем и лишним весом все в порядке было? Да ты окстись, барин, радоваться надо, что только восемь набрал, а не, скажем, двадцать восемь... Лучше кофе угости нормальным, а то я в твоей механике не разобрался ни фига, пришлось растворимый пить. Видишь, зеваю, как подорваный…

– Да не вопрос, – жмет плечами, – сейчас только сковородку на медленный огонь переведу, пусть доходит. И – попьем кофейку, я тебя заодно в курс дела введу, я ж тут не только о собственном здоровье заботился…

Я еще раз зевнул и закурил, глядя, как он занимается кофе и завтраком.

Ну и за окно еще иногда поглядывал, разумеется.

Уж очень там хорошо было и как-то не по-осеннему солнечно.

А ведь еще ночью – да и под утро – дождь шел. А вечером – ветер дул, причем довольно противный.

До сих пор мурашки бегут, как только припомню, как он под куртку всю ночь залезть пытался.

Влажный, колючий.

И морось эта мелкая, как ледяные иголочки.

Неприятная фигня, иначе не скажешь.

А сегодня – роскошь какая-то за окном.

Вот и разбирайся тут, что назавтра ожидать.

Причем, – во всех смыслах этого слова…

Москва, думаю.

Осень.

Та, что золотой уже сколько сотен лет называется.

Самое любимое время года, если так разобраться.

Сейчас бы вместо всего этого безумия – просто в скверике посидеть, где-нибудь на Чистопрудном или на Сретенке.

Или – на Патриарших, на худой конец.

С книгой, или, черт бы с ним, с бутылочкой холодного пивка, из тех, что поблагороднее…

За жизнь с хорошими людьми поговорить…

А тут…

– Значит, так, – говорит Глеб, ставя передо мной внушительных размеров кружку с черным, как дёготь, кофе, – о юридической суете вокруг вчерашних событий можешь временно забыть. Не до конца, разумеется, а то мало ли что. Но Ингиными делами сейчас уже занимаются, скажем, так, ну… хм… профессионалы. Как я тебе вчера и говорил, – специально обученные люди. Причем усиленно. И довольно успешно. Затыки, разумеется, есть небольшие, не без них. Но, в целом, все вроде как движется во вполне устраивающем нас всех направлении…

– А что за затыки-то? – удивляюсь. – Вроде как следак только про экспертов говорил, но это, я так думаю, вопрос чисто финансовый…

– Да, – машет рукой и морщится, – с экспертами вопрос уже решен, не проблема. Причем они сами признали, что их роль тут вообще минимальна. Чуть-чуть подправить в одну сторону, чуть-чуть в другую, циферки по-другому переставить. Нарушение со стороны «Форда» этого драного было?! Было! Свидетели есть?! Есть! След от столкновения остался?! Остался. Тормозной след твоими молитвами опять-таки правильный зафиксирован. Все остальное, извини, частности…

– Ну так, – удивляюсь еще больше, – и в чем тогда проблема?

Глеб вздыхает, берет с огня сковородку, начинает раскладывать дымящуюся яичницу по тарелкам.

– А как всегда, – усмехается, – в чем проблемы-то бывают, Дэн? В людях. В их, извини, жадности и подлости…

– Не понял, – чешу нос. – И кто у нас на этот раз отличился?

Глеб снова вздыхает.

– Да, – говорит, – понимаешь, Инге сегодня уже звонили, на домашний. От родителей, типа, второго пострадавшего. Заметь, кстати, – не от погибшего парня, там – просто горе, которому сейчас мои люди по мере сил стараются помочь. Ну там похороны, организация, деньги. Все, что можно. И не потому, что просят, а потому, что так надо. Просто по жизни. От второго. Который жив, хоть и не совсем здоров. Но инвалидом точно не останется. Какие-то мелкие бандосы. Типа, – переговорщики. Сумеешь угадать с одного раза, что хотят?

Я аккуратно отставляю тарелку, чтобы просто тупо не раздолбать ее о первую попавшуюся стенку.

Вот ведь суки.

Нормальный бизнес, да?!

На крови собственного сына и чужом человеческом горе?!

Нет, я все понимаю…

И то, что мир наш циничен, и что время у нас такое.

Не самое предрасполагающее к понятиям стыда, чести и совести.

И то, что, для того чтобы как-то нормально обустроиться в этой жизни, нужно всегда уметь использовать любую сложившуюся ситуацию…

Но, блин, должны же быть у людей хоть какие-то пределы?!

Ну хоть какие-то?!!!

Нет, прав Мажор…

Такую накипь – тех, кто когда-то решил для себя, что кроме «рубля и рынка» в этой жизни нет ничего святого, – нужно давить в зародыше.

Только – давить…

Но – нет…

Что-то, думаю, здесь все-таки как-то не стыкуется…

– Как же так, – теряюсь, – его ведь, суку, в машину-то никто насильно не сажал. Знал ведь, чудак, на что шел-то. Это же челлендж, блин. Абсолютный нелегал, стремняк, жесть, а не покатушка с девочками. Что ж он забыл предкам-то об этом доложить, мутик придурошный?!

– А он и сейчас знает, – усмехается Глеб. – Мои парни, аккуратно, через знакомых в больнице, где он лежит, пробили. Этот «финансовый план», понимаешь, – это ведь и его инициатива в том числе. Хотя там, конечно, мамашка первую скрипку играет. Та-ка-а-я, говорят, торгашка. В самом худшем смысле этого слова. Черкизон галимый. Вся в дутом арабском золоте с головы до пяток. За одну ночь и утро сообразила, где профит отыскать можно. Прям у больничной койки сыночка. И с его, видишь ли, безоговорочного одобрения. Нормальная такая семейка. Предприимчивая, блин. Но это уже, извини, детали и на фиг никому не интересные…

– А он, – морщусь, – не понимает, что если дело до суда дойдет, то он вместе с Ингой на одну скамейку присядет? Ведь он же не овощем у нее в тачке сидел, штурманом! Он же ей команды подавал! На юридическом языке – «принимал участие в управлении транспортным средством». Уж, извини, я-то эту фигню назубок знаю, сам штурманом в гонку больше двух лет вваливал, только фуфайка заворачивалась!