— Гилберт, кто эта девушка, мимо которой мы только что проехали? — спросила Аня, понизив голос.
— Я не заметил никакой девушки, — сказал Гилберт, которого в этот момент не интересовал никто, кроме его собственной молодой жены.
— Она стояла у калитки, справа от дороги… нет-нет, не оглядывайся. Она провожает нас взглядом. В жизни не видела такого красивого лица!
— Не припомню, чтобы я видел каких-нибудь красавиц, пока был здесь. В Глене есть несколько хорошеньких девушек, но вряд ли их можно назвать по-настоящему красивыми.
— Эта девушка — настоящая красавица. Ты, вероятно, не встречал ее, иначе она запомнилась бы тебе. Никто не смог бы забыть ее. Такое лицо я видела лишь на картинках. А ее волосы! При взгляде на них мне пришли на память выражения Браунинга[9] — «златые верви» и «чудо-змеи».
— Вероятно, какая-нибудь приезжая… скорее всего одна из отдыхающих — они живут вон в той большой летней гостинице за гаванью.
— На ней был белый передник, и она гнала гусей.
— Ну, она могла делать это просто для развлечения… Смотри, Аня, вон наш домик.
Аня взглянула и на время забыла девушку с прекрасными, но полными неприязни глазами. Первое впечатление от «нашего домика» стало наслаждением для взора и души — он выглядел как большая кремовая ракушка, выброшенная волнами на берег гавани. Вдоль ведущей к дому дорожки стояли два ряда высоких пирамидальных тополей, величественные фиолетовые силуэты которых четко вырисовывались на фоне неба. За домом и садом, укрывая их от тяжелого дыхания морских ветров, тянулся окутанный дымкой еловый лес. Как любой лес, он, казалось, скрывал в своих укромных уголках удивительные тайны, прелесть которых откроется лишь тому, кто забредет в самую чащу и будет терпеливо искать. Темно-зеленые лапы елей свято хранят эти тайны от любопытных и равнодушных глаз.
Ночные ветры начинали свои дикие пляски за грядой песчаных дюн, а рыбачья деревушка на противоположном берегу гавани уже сверкала бриллиантами огоньков, когда Аня и Гилберт ехали по дорожке между двумя рядами тополей. Дверь маленького домика открылась, и в сумраке затрепетал теплый свет камина. Гилберт снял Аню с брички и повел в сад через калитку, висевшую между двумя, начинающими по-осеннему рыжеть пихтами, а затем по аккуратной красной дорожке к широкой каменной ступени, освещенной отблесками пламени.
— Добро пожаловать домой, — шепнул он, и рука об руку они перешагнули порог своего Дома Мечты.
Глава 6
Капитан Джим
Доктор Дейв и старая докторша пришли в маленький домик встречать молодоженов. Доктор Дейв оказался высоким, веселым и добродушным стариком с белыми бакенбардами, а его жена нарядной розовощекой маленькой особой с серебряными волосами, которая приняла Аню с распростертыми объятиями — в прямом и переносном смысле.
— Я так рада вас видеть, дорогая! Вы, должно быть, ужасно устали. У нас тут для вас легкий ужин, а капитан Джим принес вам форели. Капитан Джим… где же вы? Он, наверное, пошел выпрячь лошадь. Пойдемте наверх — там разденетесь.
Следуя за старой докторшей по лестнице, Аня смотрела на все вокруг сияющими и внимательными глазами. Ей очень нравилось, как выглядит ее новое жилище. Здесь была уютная атмосфера Зеленых Мезонинов и даже что-то от ее собственных давних традиций.
— Мне кажется, что я нашла бы в мисс Элизабет Рассел родственную душу, — пробормотала она, оставшись одна в своей комнате. Здесь было два окна; одно из них, слуховое, выходило на гавань, гряду песчаных дюн и маяк.
Окно мечты на пенистые воды
Морей опасных в странах волшебства[10], —
вполголоса процитировала Аня. Из второго окна — оно располагалось на фронтоне — открывался вид на небольшую, желтеющую несжатыми полями долину, через которую бежал ручей. Единственный дом, который можно было видеть из этого окна, стоял в полумиле вверх по ручью — старый, со множеством пристроек, серый дом, окруженный огромными ивами, сквозь ветви которых его окна всматривались в сумрак, как робкие, идущие глаза. «Интересно, кто живет там», — подумала Аня. Этим людям предстояло быть ее ближайшими соседями, и она надеялась, что знакомство окажется приятным. Неожиданно ей вспомнилась красивая девушка с белыми гусями.
— Гилберт полагает, что она не из этих мест, — размышляла Аня, — но я уверена в обратном. Есть в ней что-то такое, что делает ее частью этого моря и неба, и гавани Четырех Ветров. Эти ветры в ее крови.
Когда Аня спустилась вниз, Гилберт стоял перед камином, беседуя с каким-то незнакомцем. На звук ее шагов оба обернулись.
— Аня, это капитан Бойд. Капитан Бойд, это моя жена.
В первый раз Гилберт назвал Аню «моя жена» в разговоре с кем-то третьим и был опасно близок к тому, чтобы лопнуть от гордости. Старый капитан протянул Ане свою мускулистую руку; они улыбнулись друг другу и с этого момента стали друзьями. Родственные души, словно корабли, обменялись опознавательными сигналами.
— Очень рад познакомиться с вами, мистрис[11] Блайт. Надеюсь, вы будете так же счастливы здесь, как была первая новобрачная, которая приехала сюда. А большего-то счастья и пожелать нельзя… Но ваш муж представил меня не совсем правильно. Капитан Джим — вот мое повседневное имя, и так как вы все равно кончите тем, что будете называть меня так, то вполне можете начать прямо с этой минуты… Вы, бесспорно, очень милая молоденькая женушка, мистрис Блайт. Гляжу я на вас, и у меня такое чувство, будто я сам вроде как только что женился.
Последовал взрыв общего смеха, а старая докторша принялась уговаривать капитана Джима остаться и поужинать вместе с ними.
— Благодарствуйте. Это будет настоящее удовольствие для меня. Мне, как правило, приходится есть одному. Нечасто мне представляется возможность сесть за один стол с двумя такими милыми, красивыми леди.
Возможно, комплименты капитана Джима выглядят на бумаге весьма бесцветно, но делал он их с такой приятной, мягкой учтивостью в тоне и взгляде, что получавшая эти комплименты женщина чувствовала: ей отдается дань восхищения, достойная королевы, и отдается в манере, подобающей королю.
Капитан Джим, благородный, простодушный старик, обладал вечно юными глазами и сердцем. У него была высокая, довольно нескладная фигура — сутуловатая, но свидетельствующая об огромной силе и выносливости; чисто выбритое лицо, изборожденное глубокими морщинами и бронзовое от загара; густая грива темных с проседью волос, падающих почти до самых плеч, и удивительно голубые, глубоко посаженные глаза — иногда они весело поблескивали, иногда туманились мечтой, а иногда их взгляд был устремлен в морскую даль с печальным выражением, как у того, кто ищет потерянную драгоценность. Ане еще предстояло узнать, что искал взором капитан Джим.
Нельзя было не признать, что капитан Джим некрасив. Его впалые щеки, морщинистый рот и массивное чело не были созданы по канонам красоты, а множество невзгод и горестей, которые он испытал, оставили шрамы как на его душе, так и на теле. Но хотя при первом взгляде на него Аня отметила, что он некрасив, она никогда больше не вспоминала об этом — дух, сиявший сквозь грубую оболочку, делал ее красивой в полной мере.
Весело смеясь, они собрались вокруг накрытого к ужину стола. Пламя камина отгоняло прохладу сентябрьского вечера, но окно в столовой было распахнуто, и легкие морские ветерки входили, когда и как им заблагорассудится. Вид из окна открывался поистине величественный — гавань, а за ней изгибающаяся дугой цепь невысоких лиловых холмов. Стол был уставлен всевозможными лакомствами, приготовленными старой докторшей, но piece de resistance[12] было, без сомнения, большое блюдо морской форели.
