Газель остановилась на обочине, подняв тучу пыли. Вова с недоверием посмотрел в окно. В прошлый раз, года два назад, он ездил сюда с родителями, и дело было ранней весной. Сейчас же¸ в самый разгар лета, за окном зеленел лес, и лишь иногда среди крон, проглядывали крыши домов.

Покосившийся показатель гласил: «Родники — 0,6». ГАЗЕЛЬ, взревев мотором, разгоняясь, понеслась дальше. Посмотрев ей вслед, Вова, поправив лямки рюкзака, свернул с асфальта на проселок.

Дом деда выглядел крепким. Среди полуразвалин по соседству, просто дворец. Вообще — то он и не выглядел деревенской избой. Сложенный из красного кирпича, он скорее походил на дома купцов. Железная крыша, выкрашенная в зеленый цвет, яблони за высоким забором. Крепкое такое жилище. Следит дед, а ведь уже восьмой десяток.

— Он еще нас всех переживет, — говорила мама, собирая Вову в дорогу. — Нам бы такое здоровье.

Дед сидел на скамейке перед воротами, курил. Одет он был в простую серую рубаху, расстегнутую сверху, штаны, тоже из такой же простой ткани и тоже серого цвета, заправленные в сапоги. Он не выглядел старым и уж тем более немощным. И хоть морщины уже изрядно избороздили лицо, прищур глаз был по–прежнему такой, каким он его запомнил в прошлый раз: чуть насмешливый, изучающий.

Вова мысленно сравнил его с городскими пенсионерами. Вечно недовольные, взгляды испуганные, походки шаркающие. Перед ним же был уверенный в себе мужчина, крепкий хозяин.

— Здорово, внучок, — пробасил дед. — Ну что, какими судьбами? Решил попроведать старого деда?

Вова немного смутился.

— Привет, деда. А что мама не говорила?

— Да я не понял ничо. Трубка эта, работает через раз.

Дед кивнул на сотовый в кармане. Да, вот такой дедушка. Мобильник освоил на раз.

— Что — ж ты не позвонил? Я бы в город за тобой смотался.

— Да ладно, — махнул рукой парень. — Что я сам не доберусь?

— Ну, сам так сам. Так что приехал — то?

Вова потоптался.

— Садись, устал, поди? — хлопнул ладонью по скамейке дед.

Парень снял с плеч рюкзак, сел.

— Я это … — запнулся Вова. — Короче рисовать приехал.

— Рисовать? — дед удивленно хмыкнул. — Да, неожиданно.

Он поглядел на меня

— А что?

— Природу. Я ж учусь на это. Это вроде как задание у нас, домашнее.

— Ну–ну, — дед пыхнул сигареткой. — Вообще, это ты правильно приехал. Здесь места хорошие…

Наконец–то! Я мог свободно бродить по лесу, не рискуя встретить толпу пьяных отдыхающих! И не надо ехать с тремя пересадками, вызывая недоуменные взгляды окружающих, своей одеждой, предназначенной для длительных путешествий. Просто вышел из дома, два шага и ты уже среди стволов деревьев. Красота! Положительно, надо сюда почаще выбираться. А то проходят летние дни в пыльном городе, лишь изредка разбавляемые походами в лесное царство.

В первый день дед посмотрел на меня, молча кивнул, при виде моей одежды. Простая крепкая куртка, из джинсы с капюшоном, джинсы — же на ногах, берцы. Посмотрел, как я роюсь в рюкзаке, выкладывая лишнее.

— Какой–то нож у тебя несерьезный, — показал на ножик дед и вышел.

Вернулся, неся охотничий нож в ножнах. Ого! Вещь!

— Здешние леса, не парк возле Свердловска, — он упорно не желал принимать новое название города. — И звери нередко попадаются.

Но в общем снарягу одобрил. Топор, аптечка, вода в бутылке. Пайку он мне сам выдал.

— Смотри, не заблудись. Далеко–то не ходи, — напутствовал он меня. — Здесь места глухие.

Вечером я сидел, перебирая на ноутбуке фотки, сделанные днем. Зашел дед, посмотрел.

— Странно, — наконец сказал он. — Ты вроде говорил, что рисовать будешь? Или теперь так рисуют?

— Да не, дед. Это я просто место выбираю. Нафоткал, теперь смотрю, оцениваю.

— А-а. Понятно.

Тем временем картины неспешно сменялись в режиме слайд — шоу.

— Во. А ну ка покажь еще раз, — ткнул он в монитор.

Я тормознул показ, листнул обратно. На экране замерла панорама леса. Он мне показался странным, кое–где, деревья были, как после пожара, черные перекрученные стволы, сухие ветви. Лишь на самой вершине зеленая шапка. Трава росла пятнами. Где–то была густая, чуть не с человеческий рост. А иногда чуть не голая земля. За этими деревьями, как лысая макушка, виднелся холм. Я вообще–то думал про него, как про место, где можно пристроиться с мольбертом. Но сегодня до него не дошел, только издалека сфоткал.

Дед внимательно рассматривал изображение, при этом я с удивлением увидел на его лице какое–то странное выражение, челюсти были стиснуты, под кожей вздулись желваки. Наконец он глухо изрек:

— Давно я его не видел.

Я посмотрел вновь на экран, потом вновь на деда.

— А что это за место? — спросил я.

Дед ответил не сразу.

— «Лысая гора», — будто перебарывая себя, произнес он медленно. — Ты не ходи туда.

— Почему? — удивленно спросил я.

— Дурная молва идет об этом месте, — ответил он, отворачиваясь. — Нехорошее оно.

— И чем же оно плохо? — заинтересовался я.

— Вижу, любопытно, — усмехнулся дед. — Ладно пойдем, чайком побалуемся. Расскажу …

Дед поставил чайник на стол, на деревянную подставку. Достал кружки, калач и кусок копченого мяса. Вот это я понимаю, чайку попить! А то печенье, булочки! Мясо — лучший десерт!

— Сам коптил, — похвалился дед, положив рядом с мясом нож. — Давай без этикетов, каждый сам себе.

Я вдруг вспомнил почему–то, что говорил про деда отец:

— Ты не смотри, что дед в деревне живет, — говорил он, прихлебывая чай. — У него два образования высших. Он умнее всех нас, вместе взятых. Мать твоя как–то попыталась вон, поумничать. Он ей как загнул, по философии, да словами такими, что только со словарем разбирать.

Теперь я и сам это чувствую. Да, обычно дед говорил так, словно всю жизнь дальше околицы не был. Но вот только без привычных непечатных вставок, и слова произносил правильно, не переиначивая. А иной раз проскакивало словечко, которое сельский житель, ну никак знать не должен.

Мясо действительно было превосходно. Магазинская байда, рядом не лежит. Эх, Саныч с Егором бы попробовали, за уши было бы не оттащить!

— Что, вкусно? — рассмеялся дед.

— Ага! — с трудом ответил я, с набитым ртом.

— Ну, так! — дед сел, налил кипятка в заварочный чайник.

— Пусть настаивается, — закрыл он полотенцем чайник. — Теперь давай поговорим.

Я кивнул, жуя кусок мяса.

— Ответь сначала, откуда у горожанина, такие лесные навыки? — спросил он, кивая на рюкзак, стоявший возле двери.

Неожиданный вопрос.

— Так это, — я проглотил кусок. — Мы ходим иногда в лес.

— Мы?

— Ага. Ролевики.

— Не слышал. Поясни.

— Ну, это люди, которые в лес ходят, на мечах рубятся. В доспехах. Это если коротко.

— На мечах? — дед удивленно поднял бровь. — Интересно.

Он задумчиво потер подбородок.

— А зачем?

— Отдых такой. На любителя. Мне нравиться.

— Странные нынче у молодежи увлечения. Но хоть не водку пьют. На свежем воздухе опять же.

— Ага, — подытожил я.

Мы помолчали. Дед убрал с чайника полотенце и налил себе чая. Он пил прямо так, не разбавляя.

— Кстати, картин–то у тебя много?

— Да нет — немного смутился я. — штук десять.

— Пейзажи?

— В основном да.

— А Мишка, партизан, молчит, что у меня внук художник.

За окном начали сгущаться сумерки. Я бросил взгляд на часы. Почти десять. Дед достал кисет, бумагу, свернул самокрутку.

— Не балуешься? — спросил он, кивая на цигарку.

Я отрицательно помотал головой.

— Оно и правильно, — дед закурил, чиркнув спичкой.

Встав, он подошел к окну. Постоял, пуская клубы дыма.