— Что нам делать, Гектор? — спросил, помолчав, Олдбок. — Я уже раз впал в немилость у моих женщин за то, что мало с ней торговался. С обитателями моря, Гектор, моей семье не везет.

— Как так — что нам делать? Дайте бедной Мегги, что она, сэр, просит, или позвольте мне послать немного рыбы в Монкбарнс.

И он протянул женщине деньги. Но Мегги отдернула руку:

— Нет, нет, капитан! Вы еще слишком молоды и сорите деньгами. Разве можно так, сразу, давать торговке рыбой сколько она сказала! Нет, право, я думаю, что немного побраниться со старой экономкой или с мисс Гризи будет мне полезно. И я еще хочу проведать эту пустельгу Дженни Ринтерут. Говорят, она нездорова. Изводится, глупая, из-за Стини, а он на таких и головы не оборачивал! .. Так вот, Монкбарнс, это чудесная свежая пикша, но, конечно, в доме мне много не дадут за нее, если им нынче нужна камбала.

Она отправилась дальше со своей ношей, и в ее мыслях горе, признательность за сочувствие и привычная страсть к торгу то и дело сменяли друг друга.

— А теперь, когда мы стоим у двери ее хижины, — сказал Охилтри, — хотел бы я знать, Монкбарнс, зачем вы тащили меня за собой в такую даль? Честно скажу вам, что мне совсем не хочется входить. Я не люблю вспоминать, как молодая поросль падала вокруг меня, пока я не остался никчемным старым пнем без единого зеленого листочка.

— Здешняя старуха, — промолвил Олдбок, — посылала тебя с поручением к лорду Гленаллену, не так ли?

— О-о, — удивился нищий, — откуда вы это так хорошо знаете?

— Мне рассказал сам лорд Гленаллен, — ответил антикварий. — Поэтому не приходится говорить о разглашении тобою тайны или нарушении доверия. Граф хочет, чтобы я записал показания старой Элспет, связанные с важными семейными делами. Я решил взять тебя с собой, потому что в ее положении, когда она то бредит, то в ясном сознании, твой голос и вид могут пробудить в ней цепь воспоминаний, на которые я иначе не мог бы ее навести. Человеческая мысль… Что с тобой, Гектор?

— Я только свистнул, чтобы позвать собаку, сэр, — ответил капитан.

— Она всегда убегает слишком далеко. Но я так и знал, что буду вам в тягость.

— Нисколько, нисколько! — заверил Олдбок, возвращаясь к своей теме. — С человеческой мыслью нужно обращаться, как со спутавшимся клубком шелка. Надо осторожно закрепить один свободный конец и только тогда распутывать остальное.

— Я в этом ничего не смыслю, — сказал нищий. — Но если моя давнишняя знакомая нынче в своем уме или вроде того, она нам намотает хорошую шпулю! Жутко становится, когда она начинает размахивать руками и говорить по-английски, как печатная книга, а не как старая рыбачка. И то сказать, воспитывали ее по-благородному, и в обществе она бывала, прежде чем вышла за человека намного ниже по положению. Элспет на десяток лет старше меня, но я хорошо помню, как она стала женой бедняка Саймона Маклбеккита, отца этого Сондерса, и какие пошли толки, будто она сама важная дама. Потом она снова вошла в милость к графине, а затем опять прогневила ее — мне говорил об этом, ее сынок, когда был еще мальчишкой. После этого они с мужем вдруг получили много денег, ушли из графского поместья и поселились здесь. Но у них никогда не было удачи. Как бы то ни было, она женщина образованная и как иной раз заведет речь по-английски, мы все только ушами хлопаем.

Антикварий поднял щеколду хижины и был поражен, услышав резкий, дрожащий голос Элспет, напевавший отрывистым и заунывным речитативом старинную балладу:

Как прилежный собиратель таких образчиков старинной поэзии, Олдбок не решался переступить порог и, напряженно слушая, невольно уже нащупывал рукой карандаш и записную книжку. Время от времени старуха начинала говорить, словно обращаясь к детям:

— Эй, вы, малыши, тс, тс! Я сейчас начну кое-что получше:

Я плохо помню следующую строфу, память у меня ослабела, а тут еще находят на меня всякие мысли… Боже, избави нас от искушения!

Тут ее голос перешел в невнятное бормотание.

— Это историческая баллада, — с живейшим интересом произнес Олдбок, — достоверный и несомненный отрывок из творчества менестрелей. Перси был бы восхищен его простотой, Ритсон не мог бы оспаривать его подлинность.

— Но как худо, — сказал Охилтри, — когда старый человек настолько выжил из ума, что бубнит древние песни после такой тяжкой потери!

— Тише, тише! — остановил его антикварий. — Она снова поймала нить песни.

Действительно, старуха опять запела:

— Чафроны! — воскликнул антикварий. — Вероятно, это то же, что шевроны. Такое словечко дорого стоит. — И он записал его в свою красную книжку.

Знайте же, малыши, что, хоть я и сижу здесь у печки, такая бедная и старая, этот Роланд Чен был моим предком и здорово дрался в той сече, особенно когда пал граф. Он корил себя за совет, который подал — начать бой, не дожидаясь, пока подоспеют Мар с Мернсом, и Эбердин, и Энгус.

Вновь окрепшим и оживившимся голосом она прочла воинственный совет своего предка: