Мужчина неотрывно смотрит на ребенка. Это сын его босса, маленькая красивая копия.

- Марат…

- Да? – тихо откликается мужчина.

- Арбинский ведь может иметь детей, он здоров. Светлана это еще в две тысячи пятом году подтвердила, а Арбин после этого разгромил клинику в Израиле. Я знаю это.

- Да, все верно.

- Неужели у него больше нет детей? – выдыхаю я.

Смотрю на Марата - тот серьезен.

Недолго думает, и я слышу его ответ:

- Идет четвертый год, и я не знаю почему, но у него больше нет детей, кроме Артема. Ты можешь задать ему этот вопрос сама, если он когда-нибудь придет в себя.

Нежно и аккуратно прижимаю к себе спящего малыша и чуть подаюсь корпусом вперед, чтобы задать всего один вопрос:

- Отсюда поподробнее. Зачем ты приехал?! – я вцепляюсь в грозного мужчину глазами, не отпуская и требуя от него ответа.

Марат не выжидает время и честно отвечает:

- Я не причинять вред приехал. У меня к тебе есть важный разговор. Расскажу сейчас все и по порядку, Влада, но все мои слова начнут свое действие только при условии, что Арбинский когда-нибудь придет в себя.

Смотрю на Марата – он серьезен, как никогда. Из глубин его души ушел психолог, ко мне вернулся расчетливый человек, решения которого всегда продуманы и взвешены. Это тот Марат, который хотел бы мне помочь – восемнадцатилетней девочке, но только преданность и верность Арбинскому рубила всю его заботу обо мне на корню.

Марат начинает рассказывать:

- Руки и ноги целы, он вообще в рубашке родился в этом плане. Пострадала самая главная часть тела, отвечающая и за руки, и за ноги, и за мышление. Пострадал головной мозг, сейчас он в коме и его шансы выжить тридцать на семьдесят.

Всю эту речь Марат говорит без эмоций, словно метко рубит на куски овощи или мясо огромным острым ножом.

- Да и этого нет. Понимаешь ли, на самом деле врачи почти не дают шансов. Чтобы перестраховаться от упреков и обвинений, они не дают нам даже этих тридцати процентов.

И я все это знала. Влад сказал, что положение Арбинского сейчас в невыгодном свете:

«- Пока он лежит без сознания, его недоброжелатели, словно стервятники накинулись на все его имущество и владения. Бизнес пытаются повалить, пока главный лежит в отключке. Я не смогу приехать еще очень долгое время: мы с Аней держим стену и пытаемся сделать все, чтобы расходы окончательно не перевалили доходы его предприятий, - сокрушается Влад в мобильном звонке, - береги себя, с падением стены под названием Арбин твоя тайна в опасности».

Словно прочитав мои мысли, Марат говорит:

- Его нелегальный бизнес уже повалили. За какие-то месяцы сожрали, он теперь нет никто и звать его там никак. Но это нам только на руку.

Я смотрю на Марата и не до конца понимаю его слова и свою роль в сказанном.

- Нам? – переспрашиваю я, полулежа на кресле с сыном.

- Именно нам, Влада. Ответь мне всего на один вопрос: если бы у тебя была возможность повернуть время вспять, ты бы воспользовалась шансом?

Я застываю от неприятного предчувствия и смотрю в ответ на Марата. Его холодный, как лед взгляд говорит о том, что он уверен в своих словах. А еще я понимаю, что он что-то задумал. Черт возьми, с его приходом в этот дом, едва Марат переступил его порог, моя жизнь уже повернулась на триста шестьдесят градусов, но осознавать я начинаю это только сейчас!

Что-то кардинальное, большое и психологически тяжелое ждало меня.

Сердце делает кульбит, ведь вопрос задан неспроста. Сын немного вертится в моих объятиях, я отвлекаюсь взглядом на него лишь на секунду, потому что беспощадный мужской голос заставляет меня вскинуть взгляд:

- Влада, ты готова стать женой другого - чужого тебе мужчины?

Глаза в глаза: что-то грядет. Что-то, от чего я не могу отказаться. Не имею права.

Август, 2009 год. Спустя полгода после автокатастрофы.

Ключи в моих руках не дают – рыжей и уже не девочке - покоя. Они, словно раскаленный металл, не дарят мне спокойствия своим ровным серебристым цветом и то и дело норовят обжечь кожу до раны и ожога. Словно в наказание за то, что я согласилась. Обжигают и наказывают непокорного судьбе человека, который пытается эту самую судьбу вывести на чистую воду и показать, как может быть хорошо.

Сначала – тяжело, а затем - хорошо.

Я сама - добровольно делаю шаг в дом и подъезд, в который ранее не ступала моя нога. Ведь я, тогда еще маленькая девочка, жила в частном доме дяди и жила чуть дальше от центра, и до своих восемнадцати лет я была домашней девочкой и не гуляла в открытую по мегаполису. Никогда.

Но затем мне исполнилось восемнадцать, и я попала в руки своего палача на каких-то полгода – всего лишь, черт возьми полгода, но эти полгода смело смогут посоревноваться со всей моей жизнью, если говорить о мелькавших в ней событиях и закоулках судьбы.

А затем я сбежала и на целых четыре года обрела покой.

Четыре года я жила в спокойствии, но мне было этого мало – спокойствия мало.

Видимо, поэтому я теперь здесь.

Поэтому я приняла предложение Марата и приняла правила его игры.

Мне нет даже двадцати пяти лет, но, черт возьми, в данный момент я ощущала себя именно на этот возраст или даже старше. Из школьницы за какие-то немногие годы я превратилась в совершенно другого человека – и это было больно тем, что годы оказались безвозвратно прошедшими. Годы, которые должны были быть радостными, но никак не с привкусом горечи. И боль непроходящую эту сглаживает лишь мой ребенок, но и ему пришлось остаться там, в нашем доме в городе курорта. Я оставила Артема в безопасности, на время, пока я не пойму и пока я не удостоверюсь, что безопасность – здесь.

Марат посоветовал сделать так. После нашего разговора он уехал в тот же день, оставив меня обдумывать произошедшее и принимать решение, а еще через несколько месяцев, когда из столицы пришла новость о реабилитации, я купила билет на поезд и вскоре отправилась в путь. Как бы ни была сложна разлука, но я не имела права везти за собой ребенка – туда, где ему грозила опасность. Где даже мне грозила опасность.

Марат сказал: ситуация неустойчивая.

Возвращаюсь мыслями к гложущей опасности. Поднимаюсь по идеально чистым ступеням, преодолеваю пролеты и крепко держусь рукой за перила. Мои шаги отдаются волнением где-то в грудине.

Каблучками цок и цок: готова ты, Влада?

Готова делать вид счастливого человека?

Счастливой жены?

Иду навстречу. Мыслями я уже не в подъезде – я на мосту, и вот я подхожу к середине этого самого ветхого моста. Пути назад нет, ведь ты дала согласие и многие люди ждут тебя.

Многие люди, огромное количество людей - все они надеются, что ты способна изменить что-то важное в мире одного человека, но только этот человек сам об этом не догадывается.

«Он тебя даже не вспомнит, будь готова к этому», - предупреждал меня Марат.

А я не понимаю, готова ли я. Не поздно ли еще ринуться обратно – в дом, в котором я нахожусь под защитой? В город, в котором нас никто не найдет?

Подумай, Влада! Подумай и развернись, кидайся обратно – по мосту – и не возвращайся. Не поздно ведь, так почему ты упорно шагаешь вперед, глупая наивная лиса?

«Потому что там – на середине моста – тебя ждет отец твоего ребенка, лиса. Ты сделай шаг, дойди до половины моста, пойди навстречу подарку судьбы – хоть и трагичному подарку», - твердил разум.

Арбин…

Нет! Нет! Нет!

Нет больше Арбина! Если я хоть раз об этом заикнусь, то рискую встретить в глазах будущего незнакомца прежнего зверя!

«Если ты хоть на долю секунды позволишь ему вспомнить прошлое, то рискуешь навлечь на себя и на всех нас невиданную опасность, девочка. Вернется настоящий Арбин, ты готова к этому, Влада?», - спрашивал тогда Марат, едва я согласилась и прибыла в столицу, а я промолчала.