Ронин Бенкеи короля так и не вызвал. Словно фигурка старинных часов, он выходил из своего небольшого шатра и возвращался вовнутрь, в промежутках сражаясь с высокородными рыцарями и оруженосцами, выбирая противника случайным по внешнему впечатлению образом и всякий раз побеждая. Фаррелл и Бен ели корнуэльский пирог, пончики Святого Ива, прихлебывали обжигающий чай из целебных трав и, забывая про все на свете, следили за парой ловчих соколов, круживших над самой высокой из башен отеля, по временам величаво снижаясь и вновь воспаряя над Турниром. С таким же мягким шелестом улетало и время.
В конце концов именно Гарт де Монфокон сразил короля Богемонда. Схватка их оказалась недолгой и ничем не врезалась в память, не считая того, что Богемонд вышел на бой, явно не питая никаких надежд. Эйффи и Никлас Боннер внезапно возникли на боковой линии турнирного поля, подбадривая Гарта выкриками, и внимание Богемонда, похоже, было приковано больше к ним, чем к его презрительно смиренному противнику. Когда он полным печали движением попытался нанести Гарту удар, Фаррелл увидел то, о чем рассказывала Ловита – деревянный клинок извернулся еще в полете и скользнул мимо смеющегося Гарта. Это повторялось опять и опять, пока, наконец, в воздухе не замелькали оба меча, и шлем короля Богемонда не слетел с его головы, когда сам он, медленно кренясь, повалился набок. Поднявшись, он устало, но с изяществом поклонился Гарту и в знак вассальной верности сжал его ладонь в своих.
Рев, сопровождавший явление нового короля, еще не набрал полной силы, а Эйффи уже взлетела на трон, вырвала корону из рук королевы Леноры и повернулась к толпе, чтобы крикнуть – с такой безжалостной радостью, точно формула, произносимая ею, была буквально верна:
– Король умер – да здравствует король! Да здравствует король Гарт де Монфокон!
До конца своих дней Фаррелл хранил в памяти эту на миг застывшую живую картину – витражное окно, в котором Эйффи с лицом новобрачной навсегда склонилась, коронуя отца, а над ними в низком вираже застыли два сокола, и совсем рядом Ленора поддерживала своего побежденного властелина. На заднем плане тесной группой маячили с непроницаемыми, полустертыми лицами благородные лорды Лиги Архаических Развлечений, написанные теперь уже забытыми красками. Большую часть этих людей он видел в последний раз.
Единственным, кто никак не вязался с витражной картиной, был ронин Бенкеи. Он стоял несколько в стороне, чужаком, вторгшимся в своих драконьих доспехах из совершенно иной области искусства, и рассекая композицию картины, указывал длинным, слегка изогнутым мечом на едва коронованного короля Гарта. Какое-то время никто его не замечал, затем поднялся неслыханный гвалт и посыпались во множестве словеса, столь же архаические, сколь и крепкие, ибо никогда еще нового короля не вызывали на бой через несколько минут после его восшествия на престол. Сторонники Гарта потребовали собрать ad hoc[13] Коллегию Герольдов, но неожиданно большое число противников взревело с такой издевкой, что сам Гарт величаво выступил вперед и возвестил о своей готовности биться.
Плавным жестом он вернул корону Эйффи, натянул свой знаменитый черный шлем и ступил на поле, и едва он ступил, как ронин Бенкеи, завизжав, точно колеса тормозящего поезда, налетел на него.
Несомненная ладонь Джулии скользнула в Фарреллову – правая, судя по мозолькам на большом и указательном пальцах, выросшим за годы рисования – такая же широкая, как у него, сильная и прохладная ладонь. Не повернув головы, он спросил:
– А Мика где же?
– На рыбалке. Он на этой неделе признал еще трех человек, а сегодня они все ввалились к нам и увезли его рыбачить в Заливе. Мне кажется, он вот-вот окончательно придет в себя.
– Приятно слышать.
Джулия впилась ногтями в его ладонь, говоря:
– Вот так и знала, что ты будешь сквалыжничать. Я тебя нарочно разыскивала, думала, что тебе может потребоваться помощь. Над чем бы Эйффи не колдовала у себя в лаборатории, все свои новинки она испытывает на Турнире Святого Кита, так всегда было. А этот еще не кончился.
За плечом Фаррелла Бен очень тихо сказал:
– Что верно, то верно, не кончился. Что там за дьявольщина творится?
До сих пор Фаррелл не видел, чтобы Гарт де Монфокон потерпел поражение в поединке. Если на то пошло, он не видел даже, чтобы этот костлявый рыцарь, сражаясь, оборонялся, а не нападал; но теперь только это и осталось ему после первого же удара, который он попытался нанести скачущему, ныряющему из стороны в сторону, визжащему, драконоголовому воплощению неистовства, только что не крутившему взад-вперед сальто на манер японского демона. Ложный выпад, вихрь неразличимых движений, и Гарт уже упал на колени, прикрываясь щитом, – еще один выпад, и он сложился почти вдвое, а меч его отлетел, беззвучно приземлившись у ног Леноры. Ронин Бенкеи победно завопил, молотя по Гартову щиту, который, от каждого удара съезжал назад и в конце концов начал гулко биться о черный шлем.
– Быть этого не может, – сказал Бен, – Эйффи никогда бы не допустила, чтобы Гарт потерпел такое поражение.
– В прошлом году допустила, – напомнила Джулия, но Бен покачал головой, поднявшись на цыпочки и вытянувшись вперед.
– Тогда было совсем другое дело. Помогать ему на всем пути к короне и бросить пять минут спустя? Не понимаю, как она могла это сделать.
– Может быть, ты ее и вовсе не понимаешь, – сказал Фаррелл.
Эйффи, стоявшая, вцепившись в Никласа Боннера, на боковой линии, обычным ее пронзительным криком подбодрила отца, когда тот с трудом поднялся с колен, чтобы снова взять меч. Пока Гарт тащился к Леноре, острый край его щита скреб землю, а Ронин Бенкеи пританцовывал и глумливо вскрикивал, но добраться до оружия Гарту позволил. Фаррелл произнес:
– У нее уши какие-то неправильные.
Бен и Джулия обернулись к нему, и он сказал:
– Ну неправильные, ну что я могу поделать. Они уже около часа меняются, заостряются, будто у эльфов – в общем-то, довольно красивые, но не ее. И с его ушами тоже что-то не так. И нечего на меня таращиться. У меня привычка такая – приглядываться к ушам.
Гарт, совсем как Богемонд перед ним, похоже, никак не мог сосредоточиться на противнике, но все озирался в немом неверии на Эйффи и Никласа Боннера. Ронин Бенкеи одной из граней меча парировал отчаянный, нанесенный вслепую рубящий удар, другой отбросил в сторону мотающийся щит противника и с такой силой гвозданул Гарта де Монфокон по черному шлему, что щлем загудел, будто внутри его не было никакой головы. Даже мощный рев ронина Бенкеи не смог заглушить вопля мстительного наслаждения, который испустила Ленора.
Гарт еще не ударился оземь, а Бен уже рванул прямо через турнирное поле, сминая аленькие цветочки Святого Кита. Фаррелл с Джулией, держась за руки, старались не отставать от него. Не обращая внимания ни на приветственные вопли зрителей, ни на чумазых и громогласных воинов, валящих толпой, чтобы отдать ритуальные почести второму за этот день новому Турнирному королю – Фаррелл хорошо видел Хамида ибн Шанфара, который, стоя на музыкантском помосте, хладнокровно импровизировал победный пеан, совершенно отличный от того, какой он намеревался пропеть – Бен прошагал к молодым людям, что стояли, глядя, как Гарт поднимается на ноги, и взяв обоих за плечи, развернул к себе лицом и сказал:
– Господи Иисусе Христе, вот же сукины дети, надо выбираться отсюда, – собственное его лицо приобрело внезапно оттенок старого тротуара.
С близкого расстояния они мало чем походили на Эйффи и Никласа Боннера. С близкого расстояния все в них – возраст, внешность, одежда, пол – расплывалось мреющими пятнами, будто смазанная газетная фотография. Они улыбались, рты у них двигались, издавая человеческие звуки, и похоже, никто еще не заметил, что на людей они похожи не больше, чем плавленый сыр. Фаррелл глядел на них достаточно долго, чтобы почувствовать головокружение и дурноту. Ему подумалось, что если они коснутся его, он, не сходя с места, умрет.
13
для данного случая (лат.)