Пока что, — будто сказал чей-то голос. — Пока что.

— Нет! — прошептал он. Драконолюди смотрели на него, он выпрямился. — Нет. Мы не летим на Омбар.

— Но враги уже на Неморе… — начал один из лоанеев.

— Мы летим в мой замок в море, его легко защитить. — Глаза его полыхнули золотым огнем. — Повинуйтесь!

Поверх рогатой головы Аурона Эйлия смотрела на шар Неморы. Этот мир лежал под ними — огромный купол разных оттенков: трава, джунгли, океан смотрелись светлым нефритом, темным малахитом и сверкающим изумрудом. Над этими зелеными пятнами клубились облака, чисто-белые, и только в одном месте образовался вихрь — огромный злобный ураган над морской гладью. На тайфун надвигалась ночная тень, искры молний лихорадочно сверкали в центре этой серой массы, и не все они были естественными, потому что она была не обыкновенной бурей, рожденной ветром и морем, но гигантской крепостью, созданной царем драконов из воздуха и облаков. Она не двигалась, как обычная морская буря, но оставалась всегда на одном месте, и око ее висело над подводным замком.

Аурон летел по своей высокой орбите. Невесомому здесь, ему не нужны были крылья, и огромные прозрачные перепонки свободно висели полусвернутые по бокам. У Эйлии при виде знакомого диска Неморы сердце забилось быстрее. Это была еще другая Эйлия, которая здесь побывала, и сейчас, глядя назад, Эйлия видела, какой это был невинный и наивный ребенок. Теперь она знала. Летя над этим миром, она видела вращающуюся массу тайфуна и знала, что нашла свою дичь. Он там, думала Эйлия, и чувство было такое, будто сердце обжигает ребра изнутри. Она увидела Дамиона на его драконе, херувима Фалаара, который оглянулся на нее ободряюще.

— На этот раз атакуем мы! — сказал херувим. — Скорее бы битва началась — я ведь создан для нее.

Эйлия глянула на крючковатый клюв и свирепые когти Фалаара, и поняла, что это правда: они созданы, чтобы терзать и рвать плоть. Ей почти стало жалко его добычу. Дамион посмотрел на нее, будто читая ее мысли.

Аурон посмотрел вниз, подергивая ноздрям и ушами, следя за воздушной битвой далеко внизу.

— Они вступили в схватку с врагом, — сказал он наконец.

— Тогда поспешим, — ответил Дамион. — Мы им нужны.

— Победа будет за нами! — воскликнул Аурон, устремляясь вниз, и воздух за ним взвихрился огнем. Фалаар издал звонкий орлиный крик и бросился следом. Вскоре уже видны стали огромные клубящиеся тучи, сталкивающиеся друг с другом, и силуэты летающих драконов и херувимов ныряли в облака и выныривали в бездонных расселинах между ними. Еще через несколько минут Эйлия и ее спутники были на уровне битвы. Рычали высоко над головой грозовые тучи в прожилках молний, освещенные изнутри свирепым пламенем. Никогда раньше Эйлия не смотрела на бурю на уровне облаков, и ее наполнял благоговейный восторг, хотя она горевала о том, что происходит в ее глубинах.

Драконы бьются друг с другом! — подумала она со скорбью и ощутила, что Аурон тоже скорбит. Огнедраконы — зло, но для лоанана биться с другим лоананом — страшная вещь.

Битва есть битва,— мысленно сказал ей Дамион. — У них нет выбора.

Я понимаю, — отозвалась она понуро.

Они летели к полю главного сражения, все еще высоко в небе, над серо-белой облачной равниной под звездным небом на фоне черноты. Две луны этого мира светили над ними: серая и золотистая, и еще был свет от серо-лиловых кучевых облаков впереди. Подсвеченные изнутри, они вспыхивали огненно-сиреневым, и видны были все подробности: утесы и трещины, волокнистые пряди, корнями повисшие в воздухе. Их терзали и швыряли исполинские ветра, образуя странные формы, высокие тяжелые башни и приземистые бастионы, столовые горы с полосами тумана, груды шерсти, медленно разрываемые на клочья и сливающиеся прямо на глазах. Эйлии вспомнилось зимнее море Большого острова: огромные белые торосы выпирают на стыках ледяных полей. Кучевые облака были как горы, и плоская равнина облаков между ними — как паковый лед, местами истонченный, и под ним открывается темная пропасть, как полынья среди пакового льда. Эйлия заглядывала на лету в эти глубины воздуха, но ничего не видела внизу.

Она ощущала порывы ветра, в которые влетал Аурон, зачастую как удар обо что-то твердое, иногда Аурон падал вниз, когда невидимый пол под ними проваливался и сбрасывал его в яму. Один раз его завертело так свирепо, что дракону пришлось сложить крылья и падать камнем, подальше от вихря, который его захватил. Другие крылатые воины боролись с теми же трудностями. Эйлия изо всех сил держалась за рога Аурона, потому что если бы ее сдуло с его спины, дышать она не смогла бы, даже если бы превращение в птицу спасло ее от падения. На этих высотах могли жить только драконы или херувимы. Облик херувимов Эйлия принимать еще не научилась, а драконов — не решалась.

Буря была устроена подобно крепости с концентрическими кругами стен-занавесов, защищающих внутреннюю твердыню. У Крылатой Стражи была такая же цель, как у любой армии, осаждающей подобное строение: прорваться через все барьеры по очереди, чтобы захватить цитадель. Драконы и херувимы могли попытаться перелететь через бурю и проникнуть сверху в ее око, но именно там сильнее всего были дикие ветры и свирепее всего чародейные стражи. Уже докладывали о многочисленных потерях среди тех, кто выбрал этот способ. Для остальных задачей было проламывать каждое кольцо обороны, пока не поредеют ряды защитников и те, кто находится в центре, будут вынуждены заменить павших, ослабив защиту сердца крепости. Вглядываясь в фантастические контуры, загораживающие путь, Эйлия видела вспышки яркого света, крошечные — если смотреть с такого расстояния — искры, которые загорались и тут же гасли, как светлые точки, плавающие перед усталыми глазами, но Эйлия знала: это сполохи драконьего пламени. Огнедраконы нападали на лоананов. Здесь было не так, как в битве среди комет, когда огнедраконам требовалось входить в воздушную оболочку лоанана, чтобы бить огнем. Здесь хватало воздуху питать исполинские языки пламени.

Теперь Эйлии было понятно, почему погода так мечется. Две фракции лоананов воздействовали волей на атмосферу, и они сражались друг с другом, а потому сталкивались ветры, которыми они командовали, и создавались невероятные завихрения. Она попыталась помочь, призвав собственное умение повелевать ветром и тучами, но не могла внести порядок в этот воздушный хаос, и от ее усилий он только увеличивался.

— Бесполезно! — крикнула она, когда они с Ауроном влетели в грозовое облако. Извилистая молния прорезала воздух прямо перед ними, всего на расстоянии крыла, и серая тьма вспыхнула бело-багровым сиянием. Ослепленные, они вырвались сквозь клубы недвижного пара в открытое небо.

— Мы стараемся сдвинуть бурю дальше в океан, — сказал Аурон.

— Но что если она обрушится на берег? Могут погибнуть сотни людей.

— Мы не можем повернуть всю облачную массу ни на юг, ни на восток, ни на запад. В природе таких штормов — двигаться на север, потому что они питаются теплом вод, лежащих под ними. Движение в другую сторону будет против природы и потребует больше энергии, чем даже мы могли бы собрать. Сама атмосфера должна была бы быть изменена — с опустошительными эффектами во многих других местах. Ветры этого мира против нас.

— Аурон, я знаю, невероятно трудно прорваться сквозь шторм, но если его сдвиг может принести столько разрушений, давай не будем пытаться.

Аурон ударил крыльями и снова взмыл в небо, куда не доставали бурлящие ветра.

— Ты права, принцесса. Мы можем рисковать собой, но никем больше. Мой народ будет и дальше биться, чтобы сокрушить стены туч и молний, прорваться в око бури. Ты же сейчас должна быть со своей армией, что ждет тебя под Лоананмаром. Еще есть люди на земле, которые не знают, что спасение их уже рядом.

Аурон и Фалаар привезли своих всадников к старому городу лоанеев вниз по реке от Лоананмара, где Мандрагором был открыт портал — тот самый, через который ушла Синдра в первый раз, когда сбежала из этого мира. Сейчас он послужил входом арайнийской армии. Солдаты устроили в развалинах укрепленный лагерь, потому что Эйлия предупредила их о многочисленных опасностях, таящихся в джунглях. Никто из них никогда не бывал в области какой-либо чужой звезды, а некоторые даже родной планеты никогда не покидали. Йомар и Лорелин были не менее исполнены благоговением перед тем, что их окружало, чем любой воин из их войска.