Она вдруг отвернулась к стене, забыв дочь, забыв мужа, забыв все, охваченная волной мучительных воспоминаний о своей погибшей красоте.

— Мои руки… — повторила она слабым голосом. — Какие руки были у меня, когда я была молода!

Она украдкой с трепетом засучила рукав своей блузы.

— О! Если бы поглядеть на них теперь, поглядеть на них теперь!..

Нили упала на колени возле кровати и спрятала в одеяло своё лицо. В отчаянии стремясь найти утешение и помощь где бы то ни было, она инстинктивно бросилась к матери — и вот чем это кончилось.

— О мама! — умоляла она. — Вы знаете, что я не имела намерения оскорбить вас. Я не могла вынести, когда вы так говорили о папа. О! Простите, простите меня!

Миссис Мильрой опять повернулась на кровати и рассеянно посмотрела на дочь.

— Простить тебя? — повторила она, все живя мыслями, обращёнными к прошлому, и постепенно возвращаясь к настоящему.

— Я прошу у вас прощения, мама, я прошу у вас прощения на коленях. Я так несчастна, мне так нужно хоть немножко доброты! Неужели вы не простите меня?

— Подожди, — возразила миссис Мильрой. — А! — сказала она через некоторое время. — Теперь я знаю! Простить тебя! Да, я прощаю тебя с одним условием.

Она взяла руку Нили и проницательно посмотрела ей в лицо.

— Скажи мне, почему ты ненавидишь мисс Гуильт? Ты имеешь твои собственные причины ненавидеть её, и ты ещё не призналась в них.

Нили опять опустила голову. Яркий румянец, который она скрывала, спрятав своё лицо, залил даже её шею. Мать это увидела и дала ей время успокоиться.

— Скажи мне, — повторила миссис Мильрой более спокойным тоном, — за что ты ненавидишь её?

Ответила дочь неохотно, произнося отрывисто слова и отдельные фразы.

— За то, что она старается…

— Старается что?

— Старается заставить одного человека, который слишком…

— Слишком что?

— Слишком молод для неё…

— Жениться на ней?

— Да, мама.

Заинтересовавшись в крайней степени услышанным, миссис Мильрой наклонилась ещё больше и ласково погладила дочь по волосам.

— Кто это, Нили? — спросила она шёпотом.

— Вы никогда не скажете, что я вам сказала, мама?

— Никогда! Кто это?

— Мистер Армадэль.

Миссис Мильрой молча опустилась на изголовье. Ясное признание дочери в первой её любви, которое привлекло бы все внимание других матерей, не заняло её ни на минуту. Её ревность, устраивая все для доказательства её собственных выводов, постаралась и сейчас исказить услышанное от дочери.

«Притворство, — думала она, — обманувшее мою дочь. Меня оно не обманет».

— Что же, мисс Гуильт удаётся её план? — спросила она вслух. Мистер Армадэль начинает ею интересоваться?

Нили взглянула на мать в первый раз. Самая трудная часть признания была высказана. Она сказала правду о мисс Гуильт и открыто упомянула имя Аллэна.

— Он чрезвычайно ею интересуется, — сказала она. — Это невозможно понять, это просто ослепление. Я не имею сил говорить об этом!

— Каким образом ты узнала секреты мистера Армадэля? — спросила миссис Мильрой. — Неужели он выбрал тебя для того, чтобы сообщить о своём интересе к мисс Гуильт?

— Меня! — с негодованием воскликнула Нили. — Уж и то довольно дурно, что он сказал папа.

При появлении имени майора в рассказе интерес миссис Мильрой возрос до крайней степени. Она опять приподнялась с изголовья.

— Сядь на стул, — сказала она. — Сядь, дитя, и расскажи мне все, каждое слово, запомни, каждое слово!

— Я могу только пересказать вам, мама, что сказал мне папа.

— Когда?

— В субботу. Я принесла папа завтрак в его мастерскую, а он сказал: «У меня только что был мистер Армадэль, и я хочу предостеречь тебя, пока я не забыл». Я ничего не ответила, мама, я только ждала. Папа продолжал рассказывать о том, что мистер Армадэль говорил с ним о мисс Гуильт и задал о ней вопрос, который никто в его положении не имел права задавать. Папа сказал, что он был обязан шутя предостеречь мистера Армадэля быть деликатнее и острожнее вперёд. Это не очень меня интересовало, мама. Для меня всё равно, что мистер Армадэль делает или говорит. Зачем мне этим интересоваться?..

— Оставь себя в стороне, — резко перебила миссис Мильрой. — Продолжай. Что сказал твой отец, что он делал, когда говорил о мисс Гуильт? Какой у него был вид?

— Такой, как обыкновенно, мама. Он ходил взад и вперёд по мастерской. Я взяла его под руку и стала ходить вместе с ним.

— Мне не нужно знать, что делала ты, — перебила миссис Мильрой ещё раздражительнее. — Сказал тебе отец, в чём состоял вопрос мистера Армадэля, сказал или нет?

— Да, мама. Он сказал, что мистер Армадэль сначала упомянул, что он очень интересуется мисс Гуильт, а потом спросил, может ли папа сказать ему что-нибудь о её семейных несчастьях.

— Что!!! — закричала миссис Мильрой.

Это слово вырвалось у неё почти пронзительным криком, и белая глазурь на её лице растеклась везде.

— Мистер Армадэль сказал это? — продолжала она, все более поднимаясь на кровати.

Нили вскочила и старалась уложить мать.

— Мама! — воскликнула она. — Вы страдаете, вы больны! Вы испугали меня!

— Ничего, ничего, ничего! — сказала миссис Мильрой.

Она была так сильно взволнована, что не могла придумать в ответ ничего, кроме самого обыкновенного предлога.

— Мои нервы расстроены сегодня, не обращай внимания, я повернусь на другую сторону. Продолжай, продолжай! Я слушаю, хотя не смотрю на тебя.

Она отвернулась к стене и судорожно сжала дрожащие руки под одеялом.

— Я поймала её! — прошептала она самой себе, едва дыша. — Я поймала её наконец!

— Я боюсь, что говорила слишком много, — сказала Нили. — Я боюсь, что я оставалась здесь слишком долго. Не пойти ли мне вниз, мама, и прийти после?

— Продолжай! — машинально повторила миссис Мильрой. — Что сказал твой отец потом? Говорил он ещё что-нибудь о мистере Армадэле?

— Ничего больше, кроме того, что папа отвечал ему, — возразила Нили. — Папа повторил мне свои собственные слова. Он сказал: за неимением добровольных признаний самой мисс Гуильт, мистер Армадэль, всё, что я знаю или желаю знать — вы извините меня, если я скажу всё, что нужно знать всем другим, — это то, что мисс Гуильт доставила мне совершенно удовлетворительную аттестацию, прежде чем она вошла в мой дом. Это было строго, не правда ли, мама? Я нисколько о нём не сожалею: он вполне это заслужил. Потом папа предостерёг меня. Он велел мне остановить любопытство мистера Армадэля, если он обратится ко мне, как будто он обратится ко мне и как будто я стану слушать его, если бы он и обратился! Вот и все, мама. Вы не будете предполагать, что я рассказала вам это для того, чтобы помешать мистеру Армадэлю жениться на мисс Гуильт? Пусть он женится на ней, если хочет. Мне всё равно! — сказала Нили голосом несколько ослабевшим и с таким лицом, выражение которого не согласовывалось с её заявлением о равнодушии. — Я желаю только избавиться от несчастья иметь гувернанткой мисс Гуильт, я лучше пойду в школу. Мне было бы приятно поступить в школу. Я совсем переменила своё мнение об этом, только у меня недостаёт духа сказать папа. Я не знаю, что такое случилось со мной, у меня не лежит душа ни к чему теперь, а когда папа сажает меня на колени вечером и говорит:

«Поболтаем, Нили», я не могу не расплакаться. Не сможете ли вы сказать ему, мама, что я раздумала и желаю поступить в школу.

Слёзы выступили на глазах девушки, и она не заметила, что мать даже не повернулась на кровати, чтобы взглянуть на неё.

— Да-да, — рассеянно сказала миссис Мильрой. — Ты добрая девушка, ты поступишь в школу.

Такая краткость ответа и тон, которым он был произнесён, показали Нили ясно, что внимание её матери было обращено не на неё и что бесполезно было бы продолжать разговор. Она спокойно встала, не сказав ни слова упрёка. Для неё не было новостью не находить сочувствия у своей матери. Она посмотрелась в зеркало и сполоснула холодной водой своё лицо.