— Больше ничего.

— Оставьте же меня. Я не соблюдаю приличий. Я желаю быть одна, и говорю это. Всего доброго.

— О женщины! Женщины! — сказал доктор, опять возвратившись к прежнему расположению духа. — Такая восхитительная впечатлительность! Какая очаровательная небрежность в том, что они говорят или как они говорят! О! Как женщины нерешительны, застенчивы и как им трудно угодить! Прощайте.

Мисс Гуильт встала и презрительно посмотрела ему вслед из окна, когда дверь на улицу затворилась и он вышел из дома.

— Сам Армадэль принудил к этому в первый раз, — сказала она. — Мануэль принудил меня к этому второй раз. Неужели я позволю тебе, трусливому злодею, принудить меня к этому и в последний раз.

Она отошла от окна и задумчиво посмотрела в зеркало на свой вдовий траур.

День прошёл, а она не решила ничего. Настала ночь, а она ещё колебалась. Настало новое утро, а страшный вопрос ещё остался без ответа. С ранней почтой получила она письмо: это было обычное донесение Бэшуда. Опять он поджидал приезда Аллэна и опять напрасно.

— Я хочу иметь больше времени! — запальчиво воскликнула она. — Ни один человек на свете не заставит меня решиться скорее, чем я сама решу!

За завтраком в это утро (девятого декабря) доктор был застигнут в своём кабинете визитом мисс Гуильт.

— Мне нужен ещё день, — сказала она, как только слуга затворил за нею дверь.

Доктор посмотрел на мисс Гуильт, прежде чем ответил, и понял, по выражению её лица, как в эту минуту опасно доводить её до крайности.

— Время уходит, — возразил он спокойным тоном. — Почём мы знаем, может быть, мистер Армадэль будет здесь сегодня.

— Мне нужен ещё день! — повторила она громко и горячо.

— Согласен, — сказал доктор, с тревогой смотря на дверь. — Не говорите слишком громко: слуги могут услышать вас. Помните, — прибавил он, — я полагаюсь на вашу честь, надеюсь, что вы не станете принуждать меня к дальнейшей отсрочке.

— Вы лучше положитесь на моё отчаяние, — сказала она и оставила его.

Доктор очистил скорлупу на яйце и тихо засмеялся.

«Совершенно справедливо, моя милая! — подумал он. — Я помню, куда отчаяние привело тебя в прошлый раз, и, мне кажется, я могу предположить, что оно приведёт тебя туда же и теперь».

Без четверти восемь Бэшуд занял свой наблюдательный пост, как обыкновенно, на платформе станции железной дороги у Лондонского моста.

Поезда ожидали в этот вечер в восемь часов. В пять минут девятого раздался свисток. Ещё через пять минут пассажиры уже выходили на платформу.

Следуя полученным инструкциям, Бэшуд пробрался сквозь толпу к дверям вагонов и, не заметив знакомого лица при этом первом осмотре, присоединился к пассажирам, чтобы посмотреть на них во второй раз в приёмной комнате таможни. Он огляделся по сторонам комнаты и удостоверился, что все люди, находившиеся там, незнакомы ему, когда вдруг услышал позади себя голос, воскликнувший:

— Неужели это мистер Бэшуд?

Он обернулся в нетерпеливом ожидании и очутился лицом к лицу с последним человеком на свете, которого он желал увидеть.

Этим человеком был Мидуинтер.

Заметив замешательство Бэшуда (одного брошенного взгляда было достаточно, чтобы обнаружить перемену в его наружности), Мидуинтер заговорил первый.

— Я вижу, что удивил вас, — сказал он. — Вы, верно, отыскивали кого-нибудь другого? Получили вы известие от Аллэна? Возвращается он домой?

Вопрос об Аллэне, хотя он естественно пришёл бы в голову всякому в положении Мидуинтера, в эту минуту увеличил замешательство Бэшуда. Не зная, как выпутаться из критического положения, в которое он был поставлен, Бэшуд прибегнул к простому отрицанию.

— Я ничего не знаю о мистере Армадэле, — отвечал он с ненужной торопливостью. — Добро пожаловать обратно в Англию, сэр, — продолжал он, меняя тему разговора со своим обычным смятением в голосе. — Я не знал, что вы были за границей… Как давно мы не имели удовольствия… Я не имел удовольствия… Веселились вы, сэр, за границей? Такие отличные обычаи от наших! Долго вы останетесь в Англии теперь, когда вернулись?

— Я сам не знаю, — отвечал Мидуинтер. — Я был вынужден изменить свои планы и неожиданно приехать в Англию. — Он был в нерешительности, голос его изменился, и Мидуинтер добавил очень тихо:

— Серьёзное беспокойство заставило меня возвратиться. Я не могу сказать, какими будут мои планы до тех пор, пока это беспокойство не пройдёт.

Свет от фонаря падал на его лицо, и Бэшуд заметил, что он очень переменился и похудел.

— Мне жаль, сэр, право, мне очень жаль. Не могу ли я быть вам полезен? — спросил Бэшуд, говоря под влиянием отчасти своей обычной вежливости, отчасти своих воспоминаний о том, что Мидуинтер сделал для него в Торп-Эмброзе в прошлом.

Мидуинтер поблагодарил его и грустно ответил:

— Я боюсь, что вы не сможете быть полезны, мистер Бэшуд. Тем не менее я очень благодарен за ваше предложение.

Он остановился и соображал некоторое время.

— Что если она не больна? Что если случилось какое-нибудь несчастье? — продолжал он, говоря сам с собой и опять повернувшись к управителю. — Если она оставила свою мать, может быть, её следы найдутся, если поспрашивать в Торп-Эмброзе?

Любопытство Бэшуда было тотчас возбуждено. Его теперь интересовали все женщины ради мисс Гуильт.

— Вы отыскиваете какую-нибудь даму, сэр? — спросил он.

— Я отыскиваю, — сказал Мидуинтер просто, — мою жену.

— Вы женились, сэр? — воскликнул Бэшуд. — Вы женились после того, как я имел удовольствие видеть вас? Могу я осмелиться спросить…

Глаза Мидуинтера тревожно смотрели в землю.

— Вы знали эту особу, — сказал он. — Я женился на мисс Гуильт.

Управитель отскочил назад, как отскочил бы от заряженного пистолета, приставленного к его голове. Глаза его сверкнули, как будто он вдруг лишился рассудка, и нервный озноб, которому он был подвержен, охватил его с головы до ног.

— Что такое с вами? — спросил Мидуинтер.

Ответа не последовало.

— Что же такого удивительного в том, что мисс Гуильт моя жена? — продолжал он немного нетерпеливо.

— Ваша жена? — повторил Бэшуд с отчаянием, — Миссис Армадэль…

Он сдержался с отчаянным усилием и не сказал ничего более. Изумление, овладевшее управителем, тотчас же отразилось на лице Мидуинтера. Имя, под которым он втайне обвенчался со своей женой, сорвалось с губ последнего человека на свете, которому он думал оказать доверие! Он взял под руку Бэшуда и отвёл его к более малолюдной стороне платформы, чем та, где они до сих пор говорили друг с другом.

— Вы говорили о моей жене и вместе с тем о миссис Армадэль, — сказал он. — Что вы хотели этим сказать?

Опять ответа не было. Будучи совершенно не способен понять что-нибудь, кроме того, что он впутался в какое-то серьёзное дело, совершенно для него непонятное, Бэшуд старался высвободиться от руки, удержавшей его, и старался напрасно. Мидуинтер сурово повторил вопрос:

— Я спрашиваю вас опять: что вы хотели этим сказать?

— Ничего… сэр! Даю вам честное слово, что я не хотел сказать ничего!

Он чувствовал, как рука Мидуинтера все крепче сжимала его руку, он видел даже в темноте отдалённого угла, в котором они стояли, что Мидуинтер охвачен гневом и что с ним нельзя было шутить. Степень его опасности внушила ему единственную возможность, которую имеет робкий человек, когда его принуждает сила стать лицом к лицу с непредвиденным обстоятельством — возможность солгать.

— Я только хотел сказать, сэр, — сказал он с отчаянным усилием, пытаясь смотреть и говорить с уверенностью, — что мистер Армадэль удивится…

— Вы сказали миссис Армадэль.

— Нет, сэр… Честное слово, вы ошибаетесь… Право, ошибаетесь! Я сказал мистер Армадэль… Как мог я сказать что-нибудь другое? Пожалуйста, отпустите меня, мне некогда. Уверяю вас, что мне страшно некогда.

Мидуинтер ещё с минуту удерживал его и в эту минуту решил, что ему делать.