— Сегодня она отреклась от своего мужа, — сказал он. — Завтра она узнает своего властелина.

Кэб ждал у дверей, когда мисс Гуильт подошла к лечебнице. Бэшуд вышел её встретить, она взяла его под руку и отвела на несколько шагов, так, чтобы не слышал извозчик.

— Думайте обо мне, что хотите, — сказала она, не поднимая с лица густой чёрной вуали, — но не говорите со мною сегодня. Поезжайте назад в вашу гостиницу, действуйте так, как будто не случилось ничего. Встречайте, по обыкновению, поезд завтра, а потом приезжайте ко мне в лечебницу. Поезжайте, не говоря ни слова, и я поверю, что на свете есть один человек, который истинно любит меня. Если же вы останетесь и будете задавать вопросы, я прощусь с вами тотчас и навсегда.

Она указала на кэб. Ещё через минуту кэб отъехал от лечебницы и повёз Бэшуда в гостиницу. Она открыла железную калитку и медленно подошла к двери дома. Дрожь пробежала по её телу, когда она позвонила в колокольчик. Мисс Гуильт горько засмеялась.

— Опять дрожу! — сказала она себе. — Кто подумал бы, что во мне осталось так много чувства?

Раз в жизни лицо доктора сказало правду, когда в одиннадцатом часу вечера отворилась дверь и мисс Гуильт вошла в комнату.

— Господи помилуй! — воскликнул он с изумлённым видом. — Что это значит?

— Это значит, — отвечала она, — что я решила сегодня вместо того, чтобы решить завтра. Вы, так хорошо знающие женщин, должны понимать, что они действуют по внутреннему побуждению. Меня привело сюда внутреннее убеждение. Примите меня или бросьте на произвол судьбы, как хотите.

— Принять вас или бросить… — повторил доктор, к которому вернулось присутствие духа. — Какие вы ужасные употребляете выражения! Ваше комната сейчас будет готова. Где ваша поклажа? Вы мне позволите послать за нею? Нет? Вы можете обойтись без вашей поклажи сегодня? Какая удивительная твёрдость! Вы сами пойдёте за нею сегодня? Какая необыкновенная независимость! Снимите вашу шляпку. Присядьте к огню! Что могу я вам предложить?

— Предложите мне самое сильное снотворное средство, какое вам случалось составлять в своей практике, — отвечала она, — и оставьте меня в покое до тех пор, пока наступит время его принять. Я серьёзно хочу быть вашей пациенткой! — прибавила она, когда доктор пробовал возражать. — Я буду самой бешеной из бешеных, если вы будете раздражать меня сегодня!

Хозяин лечебницы тотчас же стал серьёзным и спокойным, как врач.

— Сядьте в этот тёмный угол, — сказал он. — Вас не потревожит никто. Через полчаса ваша комната будет готова и снотворное лекарство на столе.

«Это было для неё более тяжёлой борьбой, чем я ожидал, — думал он, выходя из комнаты и направляясь к своей аптеке, находившейся в противоположной стороне передней. — Великий Боже! Какое ей дело до своей совести после такой жизни, какую вела она!»

Аптека была заполнена всеми последними изобретениями по медицинской части. Но одна из четырех стен не была занята полками, и это пустое пространство было заставлено красивым старинным шкапом из резного дерева, странно не согласовывавшимся с простой, практичной меблировкой этой комнаты вообще. С каждой стороны шкапа две трубы были вделаны в стену, сообщаясь с верхними этажами дома и с табличками. На одной трубе — «К дежурному аптекарю», а на другой — «К главной сиделке». Доктор, когда вошёл в комнату, сказал несколько слов во вторую трубу — появилась пожилая женщина, получила приказание приготовить спальню миссис Армадэль, поклонилась и ушла.

Оставшись один в аптеке, доктор открыл среднее отделение шкапа, внутри находилась коллекция бутылок, содержащих различные яды, используемые в медицине. Вынув опиум, необходимый для усыпительного приёма, и поставив склянку на прилавок, доктор вернулся к шкапу, заглянул в него, с сомнением покачал головой и подошёл к открытым полкам на противоположной стороне комнаты. Там, немного подумав, он вынул из ряда больших склянок, стоявших перед ним, одну с жёлтой жидкостью. Поставив эту склянку на стол, он вернулся к шкапику, открыл боковое отделение, где стояла стеклянная посуда. Он выбрал красивый пурпуровый флакон, высокий и узкий по форме, со стеклянной же пробкой, и наполнил её жёлтой жидкостью, оставив только небольшое количество на дне банки, и опять поставил, а затем запер флакон там, откуда его взял. Потом поставил бутылку на прежнее место, наполнив её водою из цистерны, находившейся в аптеке, смешанной с химическими жидкостями в небольшом количестве, что сделало эту склянку (по цвету) совершенно такой, какой она была, когда он снял её с полки. Завершив все эти таинственные комбинации, доктор тихо засмеялся и вернулся к своим трубам вызвать провизора.

Провизор пришёл в длинном белом переднике от пояса до самых ступнёй ног. Доктор торжественно написал рецепт успокоительного питья и подал его провизору.

— Нужно немедленно, Бенджамин, — сказал он тихим и меланхолическим голосом. — Больная дама — миссис Армадэль, номер комнаты I, на втором этаже. Ах, Боже мой, Боже мой! — печально произнёс доктор. — Болезнь серьёзная, Бенджамин, болезнь серьёзная.

Он раскрыл совершенно новую регистрационную книгу своего заведения и записал историю болезни подробно, а также выписанный рецепт.

— Вы отлили лавдан? Поставьте его на место, заприте шкап и отдайте мне ключ. Готово лекарство? Надпишите на сигнатурке: «Принять перед сном» — и отдайте сиделке, Бенджамин, отдайте сиделке.

Пока губы доктора отдавали эти приказания, его руки были заняты отпиранием ящика под конторкой, на которой лежала регистрационная книга. Он вынул из ящика красиво напечатанные билеты для посещения лечебницы, от 2 до 4 часов пополудни, и вписал число следующего дня — ю декабря. Когда двенадцать этих билетов были завёрнуты в двенадцать пригласительных писем и вложены в двенадцать отпечатанных литографским способом конвертов, он внимательно просмотрел список семейств, живших в окрестностях, и надписал их адреса на конвертах, сверяясь со списком. Позвонив в колокольчик он отдал явившемуся слуге письма и велел разнести их на следующее утро.

— Кажется, этого довольно, — сказал доктор, расхаживая по аптеке, когда слуга вышел. — Я думаю, что этого довольно.

Пока он был погружён в свои размышления, сиделка пришла доложить, что комната дамы готова, и доктор на минутку вернулся в кабинет сообщить эти сведения мисс Гуильт.

Она не пошевелилась с тех пор, как он её оставил. Она встала из своего тёмного угла, когда он сообщил ей, что всё готово, и, не говоря ни слова, не поднимая вуали, выскользнула из комнаты как призрак.

Через некоторое время сиделка опять спустилась вниз, чтобы сказать несколько слов своему хозяину наедине.

— Дама приказала разбудить её завтра в семь часов, сэр, — сказала она. — Она намерена сама поехать за своей поклажей и хочет, чтобы её ждал у дверей кэб, как только она оденется. Что мне делать?

— Делайте то, что дама вам приказала, — сказал доктор. — На неё можно положиться, она вернётся в лечебницу.

В лечебнице завтракали в половине девятого. К этому времени мисс Гуильт все сделала в своей квартире и вернулась в лечебницу со своей поклажей. Доктора изумила поспешность его пациентки.

— Зачем тратить понапрасну столько энергии? — спросил он, когда они встретились за завтраком. — Зачем так торопиться, когда в вашем распоряжении все утро?

— Просто нетерпение! — сказала она коротко. — Чем дольше я живу, тем нетерпеливее я становлюсь.

Доктор заметил, прежде чем она заговорила, что лицо её кажется в это утро страшно бледным и постаревшим, что когда она отвечала ему, то выражение её лица — от природы подвижное необыкновенно — ничуть не изменилось. На губах её не было обычной улыбки, в глазах обычного блеска. Он никогда не видел её такой непроницаемой и холодно спокойной, какой была она теперь.

«Она наконец решилась, — подумал он. — Я могу сказать ей сегодня то, чего не мог сказать вчера».