Ганимар бросился следом. На верхнем этаже располагались кабинеты, и оттуда был выход прямо на бульвар.

– Ищи его теперь, – вздохнул Ганимар. – Он далеко!

Но он не был так уж далеко, всего в каких-нибудь двухстах метрах, катил себе в омнибусе «Площадь Мадлен – Бастилия», запряженном бегущей рысцой тройкой лошадей. Вот омнибус пересек площадь Оперы и удалился по бульвару Капуцинов. На площадке беседовали двое высоких парней в котелках. А на империале, вверху лесенки, дремал маленький человечек: Херлок Шолмс.

Голова его покачивалась из стороны в сторону, и, убаюканный мерным движением экипажа, он вел сам с собой разговор:

– Если б только славный Вильсон мог сейчас меня видеть, как бы он гордился своим коллегой… Ба!.. Едва раздался свист, сразу стало ясно, что партия проиграна. Оставалось лишь последить за выходами из ресторана. Нет, правда, когда имеешь дело с этим чертовым Люпеном, жизнь становится такой интересной!

На конечной остановке Херлок выглянул в окошко и увидел, как Арсен Люпен выходит в сопровождении своих телохранителей. Он даже услышал, как тот шепнул: «На площадь Звезды».

«На площадь Звезды, чудесно, там и встретимся. Уж я-то не опоздаю. Пусть себе садится в фиакр, а я в экипаже поеду за этими двумя».

Эти двое пешком направились на площадь Звезды и позвонили у дверей домика под номером сорок по улице Шальгрен. Уличка была пустынной, извилистой, и Шолмсу удалось спрятаться в углублении между домами.

Отворилось одно из двух окон первого этажа; человек в котелке захлопнул ставни. Над ними тотчас же осветилась фрамуга.

Спустя минут десять в ту же дверь позвонил еще один человек, а за ним – следующий. И наконец, возле дома остановился наемный автомобиль. Шолмс увидел, как из него вышли двое: Арсен Люпен и дама в густой вуали, закутанная в манто.

«Конечно, Белокурая дама», – подумал Шолмс в то время, как автомобиль отъезжал.

Он подождал еще немного, затем приблизился к дому, залез на край оконной рамы и, встав на цыпочки, сквозь фрамугу поглядел в комнату.

Облокотившись о камин, Арсен Люпен оживленно о чем-то говорил. Все остальные внимательно слушали, окружив его. Среди них Шолмс сразу узнал господина в рединготе и ресторанного метрдотеля. Что же до Белокурой дамы, она сидела в кресле к нему спиной.

«Держат совет, – решил он. – Их взволновали события сегодняшнего вечера, и теперь надо высказаться. Эх, взять бы их всех сразу!»

Кто-то из сообщников повернулся к окну – он быстро спрыгнул вниз и отбежал в тень. Из дома вышли господин в рединготе и метрдотель. В тот же момент осветились окна второго этажа, потом кто-то закрыл ставни. И наверху, как и внизу, стало совсем темно.

«Он с ней остался внизу. А двое сообщников живут на втором этаже».

Почти всю ночь он, не шелохнувшись, простоял на страже, опасаясь, что если уйдет, Арсен Люпен снова может исчезнуть. В четыре утра, заметив в конце улицы двух полицейских, он объяснил им, в чем дело, и велел дальше следить за домом.

А сам отправился к Ганимару домой на улицу Перголез и разбудил его.

– Он опять у меня под колпаком.

– Арсен Люпен?

– Да.

– Если под таким же колпаком, как и вечером, лучше мне лечь обратно в постель. Ладно, пошли в комиссариат.

Они дошли до улицы Месниль, а оттуда отправились домой к комиссару господину Декуантру. Затем в сопровождении полдюжины агентов вернулись на улицу Шальгрен.

– Что нового? – обратился Шолмс к полицейским, несущим вахту.

– Ничего.

Рассветное небо уже посветлело, когда, отдав все распоряжения, комиссар позвонил в дверь и направился к будке консьержки. Напуганная его вторжением, вся дрожа, женщина ответила, что на первом этаже не было никаких жильцов.

– Как это никаких жильцов? – воскликнул Ганимар.

– Ну да, это жильцы со второго этажа, господа Леру… Они поставили внизу мебель для родственников из провинции…

– Одного господина и дамы?

– Да.

– Ведь они пришли все вместе вчера вечером?

– Может быть… я ведь спала… И все же как-то не верится, вот ключ… они его не попросили…

Этим самым ключом комиссар отворил дверь с противоположной стороны вестибюля. На первом этаже было только две комнаты: обе они пустовали.

– Невозможно! – взревел Шолмс. – Я их видел, и его и ее.

– Не сомневаюсь, – хихикнул комиссар, – да только их нет.

– Пошли на второй этаж. Они, должно быть, там.

– На втором этаже живут господа Леру.

– Вот и допросим этих господ Леру.

Все вместе поднялись по лестнице. Комиссар позвонил. Со второго звонка дверь открыл свирепого вида человек в рубашке без пиджака. Это был не кто иной, как один из телохранителей.

– Да в чем дело? Что за грохот? Чего людей будите?

Но вдруг осекся:

– Боже милостивый… Я не сплю? Господин Декуантр! И вы, господин Ганимар? Чем могу служить?

Послышался оглушительный взрыв хохота. Ганимар, согнувшись пополам, затрясся в приступе неудержимого смеха.

– Это вы, Леру, – твердил он. – Ой, как смешно! Леру, сообщник Арсена Люпена… Ой, умру! А ваш брат, Леру, он тоже здесь?

– Эдмон, где ты? К нам пришел господин Ганимар…

Показался второй мужчина, при виде его на Ганимара напал новый приступ веселья.

– Возможно ли это? А я и не думал… Ах, друзья, оба вы попали в дрянную историю… Кто бы мог подумать! К счастью, есть на свете старина Ганимар, а у него – верные друзья и помощники… приехавшие издалека!

И, обернувшись к Шолмсу, представил обоих:

– Виктор Леру, инспектор Сюртэ, один из лучших в железной бригаде. Эдмон Леру, главный специалист антропометрической службы…

Херлок Шолмс остался невозмутимым. Возражать? Обвинять этих двоих? Бесполезно. У него не было никаких доказательств, и даже если бы, пожертвовав своим временем, он собрал их, никто бы не поверил.

Напрягшись, сжав до боли кулаки, он думал только о том, как бы не показать торжествующему Ганимару свою злость, не дать почувствовать снедавшую его горечь разочарования. Он почтительно поклонился этим оплотам общества, братьям Леру, и пошел прочь.

В вестибюле Шолмс завернул к низенькой дверце, ведущей в подвал, нагнулся и подобрал какой-то красный камушек. Это был гранат.

На улице, подойдя к фасаду, около номера сорок он прочитал: «Архитектор Люсьен Дестанж, 1877».

Такая же надпись стояла и на доме 42.

«Так, значит, опять двойной выход. Дома 40 и 42 сообщаются между собой. Как я об этом не подумал! Надо было остаться на ночь вместе с полицейскими».

И обратился к ним:

– Из этой двери после моего ухода кто-нибудь выходил? – указал Шолмс на парадное соседнего дома.

– Да, какой-то господин с дамой.

Херлок взял под руку главного инспектора и отвел его в сторонку:

– Господин Ганимар, вы от души повеселились и, должно быть, не сердитесь на меня за доставленное беспокойство…

– Да нисколько!

– Правда? Однако потехе час, а теперь пора перейти к серьезным вещам.

– Я тоже так считаю.

– Сегодня седьмой день. Через три дня мне необходимо вернуться в Лондон.

– Ай-ай-ай!

– Так и будет, месье, и попросил бы вас быть наготове в ночь со вторника на среду.

– Ожидается вылазка в том же духе? – издевался Ганимар.

– Да, месье, в том же духе.

– А чем она закончится?

– Захватом Люпена.

– Вы так думаете?

– Клянусь честью.

Шолмс откланялся и пошел в ближайшую гостиницу отдохнуть, после чего, вновь полный бодрости, поверив в себя, вернулся на улицу Шальгрен, сунул в руку консьержке два луидора, убедился, что братьев Леру нет дома, узнал, что строение принадлежит господину Арменжа и, вооружившись свечой, спустился в подвал через маленькую дверь, возле которой нашел утром гранат.

Внизу лестницы лежал точно такой же.

«Если не ошибаюсь, – думал он, – переход начинается здесь. Посмотрим, подойдет ли мой ключ к погребам жильцов первого этажа? Да… отлично… Осмотрим винные погреба… Ага! Вот здесь кто-то стер пыль… а на земле виднеются следы…»