Дерябин смягчил мое падение, шумно выдохнув, когда ударился боком о лестницу. Едва понимая, что происходит, я выбросил ногу, целясь стрелку в пах, но вместо этого попал по оружию. Пистолет упал на бетонный пол и провалился в проем между лестничными маршами. Мужчина выругался, попытался закрыть дверь, но моя нога не дала ему этого сделать. Он пнул по ней, я заорал от боли — ощущение было такое, что он мне кость сломал!

Федор, матерясь, пытался столкнуть меня. «Любовник» Гущевой еще раз пнул по ноге. Я взвыл, откатываясь назад, и давая долгожданную свободу Дерябину. Безопасник из партера бросился в атаку. Сцепился с «альфонсом» и они, как два дворовых кота, покатились по узкому коридору квартиры, собирая на себя половики, сбивая мелочовку с тумбочки, и щедра отвешивая друг другу удары.

Я поднялся. Охнул, когда голень взорвалась болью. Перенес вес на левую ногу. Прихрамывая вошел в квартиру. О том, чтобы сразу лезть в драку, даже не подумал. Сейчас, по моему глубокому убеждению, я эсбэшнику мог только помешать.

Из коридора мне стало видно больше. Я заметил в одной из комнат женщину. Глаза расширены от страха, руки зажимают рот. Одета в домашний халат, довольно короткий, чуть выше середины бедра. В таком перед мужем ходят, если свадьба недавно была, либо и правда, перед любовником. Какого хрена, тогда, спрашивается, этот придурок стрелял?

Сделав еще шаг вперед, я оказался совсем рядом с дерущимися мужчинами. Долгую секунду наблюдал за тем, как они душат друг друга, потом примерился, и одним выверенным пинком в голову закончил поединок. Боец, я может, и не бог весть какой, но в утихомиривании задержанных опыт имел не слабый.

Дерябин еще несколько мгновений продолжал сдавливать горло противника. Потом сообразил, что тот уже обмяк, и разжал ладони.

— Что. Так. Долго.

От короткой потасовки его дыхание сбилось, и всю фразу за один заход он не осилил.

— Нога болела. У тебя наручники есть?

— Да. Щас.

Он завозился, встал на колени, и принялся упаковывать бессознательное тело своего противника. Я обратил внимание, что вместо штатных металлических браслетов, которые обычно используют полицейские, он использовал тонкие пластиковые стяжки.

Гущева так и продолжала стоять без движения, глядя на возню безопасника над телом «любовника». Я решил, что сейчас очень удачное время ковать железо, и рявкнул.

— Гражданка Гущева!

Ее перепуганный взгляд переместился на мое лицо. Она медленно отняла руки ото рта, выдохнула.

— Д-да?

— Кто этот человек?

— Охранник…

Нормальный такой охранник! Только дверь открыл, сразу стрелять! Это же какая такая организация подобных «специалистов» в аренду сдает? Впрочем, я понимал, кого он тут представляет. Точнее, догадывался — любое другое объяснение не укладывалось в рамки сложившейся версии.

— Его прислала Мухина?

Непонимающее выражение на лице. Я про себя выругался.

— Жрица Лада?

— Да.

— Зачем?

Тут до парализованного вторжением, пальбой и дракой сознания женщины, стало что-то доходить. Она выпрямилась, гневно сверкнула глазами.

— По какому праву вы ко мне врываетесь?

Закончивший с охранником Федор, поднялся, ткнул ей в нос раскрытое удостоверение, и буркнул.

— Дура. Это твой палач, а не охранник.

Нижняя губа Альбины сразу же задрожала. Она еще пыталась держаться, но, видимо, уже и сама догадалась, зачем глава секты приставила к ней человека.

— Вы не имеете права… — в голосе, впрочем, решимости уже не было.

— Два варианта, Альбина. — Федор приблизился к ней, говоря негромко и участливо. — Первый — ты сотрудничаешь, и мы тебя защитим. Второй — мы уходим, и ты сама разбираешься со своими проблемами.

Я бы такому не поверил. Уверен, даже Кэйтлин, при всем ее пиетете перед органами госбезопасности, послала бы Дерябина так далеко, как могла. Но Гущева была типичным обывателем, к тому же, основательно напуганным. Плюс, до нее только что дошло, в какую игру ввязалась. Она нащупала рукой позади себя кресло, неловко опустилась в него, пытаясь как-то прикрыть ноги коротеньким халатом, и мелко закивала. Ухоженное женское лицо поплыло жидким тестом.

— Не уходите!

[1] Лолька — в данном случае, производное от Лолиты. По ряду не зависящих от автора причин, на Земле-4 Набоков не написал своего известного произведения.

Альбина стала последовательницей Трояна сразу, как вышла из загибающейся секты родовичей — еще одного славянского учения, которое уже перестало быть на слуху у столичной, мистически настроенной тусовки. Нельзя сказать, что она так уж прониклась новыми идеями, по правде сказать, ее и старые не особенно цепляли. Просто учение Трояна, как это часто бывает в Москве, этом Вавилоне наций и рас, внезапно стало модным. А женщина была вынуждена следить за модой — от этого зависело ее благосостояние.

Взлет новой секты значил для нее, что скоро в нее вольются денежные бездельники, рядом с которыми можно жить, не заботясь о средствах. Если повезет, полгода, может даже год. Гущева как-то прожила в подмосковном особняке, принадлежащем очень богатому поклоннику африканских шаманских практик, четыре месяца! Полный пансион, оплата расходов на одежду и развлечения — она очень желала повторить подобный опыт. Неудачники-родовичи, для сравнения, продержались на пике популярности всего два с половиной месяца.

Среди новых адептов троянцев оказалось довольно много старых знакомых. Что было не удивительно — многие, подобно ей, порхали от одной секты к другой, не особенно задумываясь о том, чем все может кончится. Одна из них, теперь она представилась Альбине, как Лучезара, хотя раньше носила имена Замба, Стелла и даже Койко, рассказала об истинном возрасте верховной жрицы Трояна — Ладе. Почти шестьдесят лет, а выглядит максимум на тридцать!

«Может быть, — говорила подруга, — они и правда кое-что умеют?»

Но Альбина была уверена, что любые сектанты, под каким бы знаменем они не собрались, умели только пить, жрать, трахаться друг с другом и тянуть деньги из спонсоров. А секрет вечной молодости, если и существовал, объяснялся просто: дорогая эльфская косметика, магические сеансы у целителей и неброская пластическая хирургия.

Но! Внешность жрицы Лады говорила, что деньги у нее явно водились. Как и у ближнего круга верховной. Для Гущевой это окончательно подтвердило правильность сделанного выбора. А еще, впервые за три года порхания по столичным сектам, возбудило желание влезть в этот самый ближний круг.

По первости, конечно, она совершила ошибку. Решила показать себя лидеру, пойдя путем рядового адепта — верность, любознательность, истовое служение и беспрекословное выполнение обязанностей по обслуживанию стариков из домов престарелых, над которыми секта держала шефство. Она даже переспала с одним из них — дедуля явно был не из простых.

Но никто не спешил замечать красивого, улыбчивого и ревностного волонтера. День за днем, неделю за неделей, Альбина ходила за пожилыми людьми, занималась с ними дыхательными практиками, гуляла, читала, даже спать укладывала, но от жрицы Лады никто не приходил, чтобы позвать заниматься более важными делами.

Когда умер одна из ее подшефных, она даже не расстроилась.

Старики умирают. Это нормально. И в смерти старушки, которой исполнилось уже семьдесят восемь лет, не было ничего странного. Обширный инфаркт — обычное дело. Более того, Альбина, знавшая бабулю уже четыре недели, видела, что она слабеет день ото дня. Закономерность. В тот же вечер, встречаясь с другими адептами, Гущева услышала от них десятки таких историй. Старики умирают.

Но не все. Некоторые — в ее группе таких не было — наоборот, словно возвращались к жизни. Розовели лицом, больше двигались, проявляли активный, несвойственный возрасту интерес к противоположному полу. Таких было немного. И естественно, по закону жизни, все они были богатыми или очень состоятельными пожилыми людьми. Даже влиятельными, несмотря на то, что активничать уже давно перестали. Все они передали власть с деньгами своим детям и внукам. Нечему удивляться, в общем. Богатые люди всегда умели устроиться.