Мои неприятности начались после получения наследства от двоюродной бабушки Наташи. Наследство, скажем прямо, не ахти какое ценное. Дальние родственники — им достался её дом и хозяйство, передали небольшой свёрток. Там лежал старый деревянный гребень грязно-серого цвета — таким в старину, наверное, вычесывали коз, и такое же старое, мутное зеркало, величиной с блинчик, с черным пятном посередине. При всём уважении к бабуле, которую я видел полтора раза в жизни, да и то в глубоком детстве: «Зачем мне это барахло?»

Первой мыслью было закинуть эти вещи куда подальше, а второй — продать на Интернет-барахолке. Там еще и не такой мусор и продают, и покупают. Лень и полное отсутствие в характере коммерческой жилки помогли победить первой мысли, я положил гребень и зеркало в ящик, где хранились гаражные инструменты, и забыл о них на три дня.

В пятницу после работы я сидел один дома, скучал и совершенно не знал чем заняться. (И не надо меня жалеть, так я и поверил, что ваши пятницы сплошные приключения). Часов в десять в дверь позвонили. Обрадовавшись, что хоть кто-то обо мне вспомнил и пришел навестить, я побежал открывать, даже не спросив «кто там?». Тип, стоявший на пороге, не понравился мне с первого взгляда. Вертлявый, лысоватый и, несмотря на тёмное время суток, в солнцезащитных очках на крючковатом носу.

— Александр? — спросил незнакомец. — Меня зовут Валентин. Можно просто Валик. Я к вам по объявлению о продаже артефактов.

— Ээ?

— Вы продаете старинные гребень и зеркало? — незваный гость скорчил недовольную мину, намекающую, очевидно, на мою несообразительность.

Растерявшись, я и сам не заметил, как махнул рукой и разрешил Валику пройти на кухню.

— Но я не давал никакого объявления. Только собирался. Кто вас прислал? Дядя Виталик? Тётя Света?

— Какая разница? Так вы продаёте артефакты или нет?

Действительно, если человек сам пришёл и намерен купить ненужный бабушкин хлам (ой, простите — артефакты!), то какая разница, что и откуда он узнал.

— Продаю! — бодро ответил я.

— Отлично! Ваша цена?

— Тысяча долларов!

(А чё мелочиться?)

Валик уважительно покивал головой.

— Ээ? — не поверил я своей удаче (вот оно, счастье лоховское!) и уточнил. — Тысяча… за каждый предмет!

Моего гостя и это не смутило.

— За каждый, так за каждый. Только вот денег у меня нет.

— Зачем тогда пришли? — расстроился я.

— Предложить равноценный обмен.

Дальше началась какая-то ерунда. Я попросил Валентина покинуть мой дом, он стал совать мне в руки обшарпанный деревянный коробок с женским силуэтом на крышке. Уверял, что это тоже очень ценный артефакт конца 19-го века. И этот коробок почему-то должен обязательно мне понравиться, потому что в последнее время я плохо сплю, что, как ни странно, было правдой. В конце концов, я согласился оставить артефакт у себя и подумать над предложением настырного чудика.

Валик меня достал. Благодаря этому человеку одиночество в пятницу вечером стало казаться недостижимой мечтой.

Выставив Валентина из квартиры, я опять заскучал и решил посмотреть, что же такое в коробке. Оказалось, ничего интересного. Там лежали две белые овечки, вырезанные из каменной соли. И всё…

Очень хотелось спать, но как только лёг в постель, сон, как обычно улетучился. Что было терять? Я поставил «артефакт» в ногах на кровати, как посоветовал его владелец. Ничего не произошло. Не заснул. Как глупо было верить в чудо и на что-то надеяться!

Лёжа с закрытыми глазами, я стал вспоминать нелепую старинную традицию — считать перед сном овец. Интересно, хоть кому-нибудь, когда-нибудь это помогло?

Внезапно в лицо мне подул свежий ветер, а под окном заиграла пастушья дудка. Под окном?! Я на девятом этаже живу! Открыв глаза и приподняв голову с подушки, я увидел, как мое зелёное шерстяное одеяло в желтую и синюю полоску превратилось в мерцающую изумрудным светом поляну, по которой побежали светящиеся ручейки и золотистые тропки. Вау! Да я же УЖЕ сплю! А как ещё объяснить, что прекрасная крошечная пастушка, похожая на юную Бриджит Бардо, идёт по моей ноге, балансируя при помощи посоха? Из коробки стали выпрыгивать овечки, а я стал их считать. Одна, вторая… третья… десятая…

То субботнее утро было, наверное, самым счастливым в моей жизни. Целый день я ходил и улыбался, и пребывал в таком приподнятом настроении, излучая мир, дружбу и всё такое, что даже чужие люди на улице, не стесняясь, подходили ко мне и спрашивали, не найдется ли чего выпить или покурить. Ночью по моему одеялу бегали отары, пастушка играла чудесные мелодии, Валик не спешил забирать свой артефакт. Всё вроде шло замечательно, но к четвергу на одеяле стали намечаться дырки. Овцы его ели.

Сначала я подумал: «Да не страшно. Жалко, что ли? Все равно оно старое. Пускай себе едят». Однако, в ночь с четверга на пятницу, я проснулся оттого, что кто-то со всей силы бил по лицу так, что щёки вспухли. Пастушка лупила меня посохом и выглядела крайне недовольной.

— Ты чего?! — закричал я. — Что не так?

Противная девчонка затопала ножками. Протерев глаза, я посмотрел на одеяло. Из зелёного оно почему-то стало белым, а ещё пушистым. Оно дышало и мигало множеством красных огоньков. Оказалось, всю кровать заполонили овцы. Их было так много, что некоторые свалились на пол и еле слышно блеяли откуда-то из-под кровати. Остальные стояли молча, таращась из темноты жуткими красными глазёнками.

До рассвета я просидел в ванной комнате, закрывшись на щеколду. Мое тело искусали до синяков. Маленькие ранки очень сильно болели, как посыпанные солью. Заснуть не мог, хотя хотелось страшно. С ужасом понял, что у меня выработалось нечто вроде сна-зависимости от этой инфернальной компании. Днём попытался избавиться от зловредной коробочки: запирал в ящик, выбрасывал в окно, пытался закопать, сжечь. Ничего не помогало. Как только я возвращался к своей кровати — коробок уже стоял на ней. Когда стемнело — ушёл из дома, сел у подъезда на лавочке и стал просто на ней сидеть, обхватив голову руками, совершенно не представляя, что теперь делать. Идти бомжевать?

— Ну, зачем же так сразу, бомжевать? — спросил меня знакомый голос.

Настоящий владелец проклятого артефакта — Валентин, сидел рядом и нахально улыбался.

— Ваши овцы съели моё одеяло! — заорал я, срываясь в позорный девчачий визг.

— Что вы говорите? Зелёное?

— Да!

— А вы не пробовали укрываться одеялом другого цвета?

— Нет. А помогло бы? — поинтересовался я у Валика и вдруг заметил, что мы уже переместились за кухонный стол у меня дома, и мой собеседник тщательно записывает всё, что я рассказываю, в большой органайзер.

— Нельзя пользоваться усыпляющими овцами каждый день. Моя вина, что сразу не объяснил, — вздохнул Валентин. — Хотя с другой стороны, это бы нарушило чистоту эксперимента.

— Вы что надо мной экспериментировали? — возмутился я. — Забирайте свою чертовщину и убирайтесь из моего дома!

— Легко! Отдайте гребень и зеркало вашей бабушки, и я уйду.

Не знаю, с чего вдруг я решил упрямиться и требовать от Валентина, чтобы он всё объяснил. Расхохотавшись, Валик поправил чёрные очки на носу и заявил, что так даже еще лучше. Он забрал с кровати коробок с овцами, взамен оставив на столе обычное треснутое блюдечко с голубой каёмочкой, и пообещал заглянуть ко мне ещё через неделю…

Блюдечко тихо-мирно стояло на столе. Все выходные я до него не дотрагивался, даже не смотрел в ту сторону, в надежде спокойно дотянуть до следующей пятницы. Ведь этот артефакт мог быть ещё опаснее, чем овечки! Опаздывая утром понедельника на работу, я, как обычно, заметался по квартире в поиске ключей. Ага! Вот же они! На блюдечке!