— Краснов! — обратился он к первому милиционеру. — Почему вы еще не начали составление протокола?

— Я занят. Тебе надо — ты и составляй.

Укоризненно покачав головой, сержант Желтков осмотрелся, немного подумал, заметил виновато-испуганные глаза вахтерши и задал ей вопрос:

— Клавдия Васильевна, расскажите, а чем вы занимались во время нападения на Виктора Тимофеевича? Как на вверенную вам территорию проник человек с ружьем?

— Я… вышивала, — неохотно призналась вахтерша и заплакала.

Милиционер галантно предложил ей жёлтый платок.

— Ну-ну… — ласково сказал он. — Не плачьте. Вы крестиком вышиваете или гладью?

— Крестиком… — всхлипнула она.

— Покажите, — попросил у нее Желтков.

Дрожащими руками Клавдия Васильевна достала из ящика стола большие пяльцы и протянула ему. На них был почти законченный рисунок-вышивка желтых цветов в вазе.

— Это же «Подсолнухи» Ван Гога! — восхитился милиционер. — Какая красота. Вы просто мастерица! ЖЕЛАЮ смотреть и другие ваши работы! Чайком с лимоном не угостите?

Не знаю как вам, но мне стало всё понятно. Ожидаемо скоро появился и милиционер по фамилии Зеленский. До Виктора Тимофеевича он тоже не дошёл.

— Никаких томатов! Такие вещи надо ЗНАТЬ! — строго выговаривал он нашей уборщице тёте Дусе, поспорив с ней по поводу рецепта приготовления зелёного борща со щавелем.

Пришли два молодых стажера из милиции — синеглазые красавцы Голубенко и Синельников. Встречать их высыпал весь незамужний контингент нашей организации. Стажеры отмахнулись от женского внимания, как от назойливой мухи, задали лаконичный вопрос «ГДЕ СИДИТ?..» и поспешили на второй этаж. Понимая, что от «радужных» милиционеров, можно ожидать какого угодно подвоха, я последовал за ними.

Шел и думал: «Пускай куролесят, лишь бы меня не трогали! Но с другой стороны, Виктор Тимофеевич человек хороший и начальник неплохой. А ну как, навредят они ему дурацкими шуточками? Рыжий чуть до инфаркта его не довёл!»

Кабинет Фазана был разгромлен и начальник вместе с Голубенко и Синельниковым устроились в приемной — болтали, смеялись, шутили. Еще идя по коридору, я услышал разговор шефа с незваными гостями. Милиционеры рассказывали Виктору Тимофеевичу, что подумывают уйти из милиции и организовать собственное дело. Какое дело — я так и не понял. То ли шахту открыть, то ли гостиницу, то ли гостиницу в шахте. И вот именно такого человека им не хватает, чтобы всё возглавить. В общем, бред несли, а шеф только головой кивал и поддакивал. Тут меня такое зло взяло: вместо того чтобы заниматься творчеством, я должен тратить время на всякую ерунду!

— Вон отсюда, клоуны! — без лишних сантиментов прикрикнул я на «артефактеров» и указал им на дверь.

— Дома поговорим… — бросили они на прощание и ушли.

— Саша, скажи, что это ты отправил меня в Капищево! Я не виноват! — жалобно хлопая рыжими ресницами, попросил охотник, когда я вернулся домой.

Все милиционеры, кроме Краснова, сидели кружочком за кухонным столом, посредине которого стояло чучело фазана. Эстет Краснов курил на балконе, наблюдая, как солнце тонет в красном океане своего заката. Рыжий охотник стоял наказанный в углу.

— Зачем притащили? — раздраженно кивнул я на чучело.

— Взяли для Рыжика, чтобы знал, какие из себя фазаны, — ухмыляясь, объяснил Желтков, поглаживая блестящие перышки птицы. — Красавец, да? Клавдия Васильевна подарила. Её отец работал при краеведческом музее таксидермистом.

— Что вам от меня нужно? — перебил я «радужного» милиционера.

— Проведай родню в Капищево. Рыжик пообещал, что ты приедешь.

– Ещё чего! Да я их почти не знаю. И на работе работы по горло. Кто меня отпустит?

— Синельников и Голубенко с Фазаном договорятся. Поезжай в Капищево, Саша. Вернешься завтра вечером — нас уже не будет. Или проторчим у тебя до пятницы, пока Валик не придёт. Выбирай!

Я представил себя живущим в одной квартире с пятью стрёмными мужиками и малолетним маньяком. Брр… Хватит с меня студенческой общаги! Стажеры позвонили Виктору Тимофеевичу и тот, без проблем, согласился дать ещё отгул, а Краснов проводил меня на остановку и проследил, чтобы я сел в маршрутку (чтоб уж, наверняка!).

Сначала автобус шел полупустым, но на городской окраине, на остановке у завода в него набилась куча народа. Рядом со мной плюхнулась грузная тетка с баулами, придавив меня к окну.

— До Красносерповки едешь, красавец? — весело поинтересовалась она.

— Нет. Какая такая Красносерповка? Впервые слышу, — немного напрягся я, подумав, что возможно «артефактер» Краснов ошибся, а может и специально, со злым умыслом, засунул меня не в ту маршрутку.

— Не путай парня! — хитро улыбаясь, подмигнул тетке нависший над нами мужчина, чья спортивная сумка била меня по голове. — В Овечкино он едет.

— Какое ещё Овечкино?! — задавленно пискнул я.

— Которое теперь Капищево, — успокоил сидевший напротив дедок и пояснил загадки местной топонимики.

Выходило так, что село Капищево переименовывали трижды. Впервые изменил название с Капищево на Овечкино владелец усадьбы и соляной шахты помещик Овечкин ещё в конце ХІХ века. После деревеньку в соответствии с революционными веяниями переименовали в Красносерповку, а в 90-е годы снова в Капищево.

— Ох, и времечко было, — сокрушался дедок. — Правду говорят — «лихие 90-е», будь они неладны! Организовали лесное хозяйство — вырубили под корень весь лес. Затеяли рыбный кооператив — загнулось озеро Зеркальное. От дворянской усадьбы один фундамент остался, остальное разобрали по кирпичику. Шахту соляную закрыли, сказали нерентабельная. Теперь чужую соль за три девять земель покупают. Эх, вот такие дела у нас в Капищево! А раньше слава про нашу соль гремела во всех краях! Знаменитая столетняя марка «Две овечки». Может, слышали?

— Была у меня старая коробка с двумя овечками из соли, — признался я, не вдаваясь в подробности.

— Вот-вот! — обрадовался старичок. — На шахте умельцы вырезали когда-то сувениры — фигурки овечек из каменной соли.

Родственники, пожилая чета пенсионеров — дядя Виталик и тётя Света, не удивились почти ночному визиту. И даже, можно сказать, обрадовались. Особенно дядя, которому срочно нужен был железный повод, чтобы выпить.

Сначала я категорически отказывался, но он предложил помянуть бабушку Наташу. Достал из комода фотоальбом, а из него — свадебную фотографию и положил передо мной. Я глянул и сам попросил налить, да побольше, потому что со старой черно-белой фотографии, кроме моей покойной родственницы, на меня смотрел и ныне здравствующий колдун Валентин. Выглядел он на фото точно так же, как в минувший субботний вечер. Только без тёмных очков.

— Кто это?! — ткнул я в него дрожащим пальцем.

— Валентин Овечкин, — скривился дядя, то ли от водки, то ли от воспоминаний. — Хмырь редкостный. Скользкий, странный… Колдун!

Мои зубы клацнули о край стакана.

— В смысле?

— Да натуральный колдун, можешь мне поверить!

В свете последних событий, я легко мог поверить дяде Виталику, но хотелось бы подробностей.

— Из-за этого паразита я «Битлз» разлюбил! — ошарашил меня родственник.

Тут дядя поведал короткую, но захватывающую даже по сравнению с моими приключениями, историю.

В молодости дядя Виталик увлекался иностранной эстрадой. Его коллекции пластинок с песнями легендарных битлов позавидовали бы и столичные стиляги. Любил Виталий эти пластинки самозабвенно, как родных детей, до того самого дня, когда познакомился с Валиком Овечкиным, городским парнем, приезжавшим отдыхать на турбазу озера Зеркальное. В честь укрепления отношений между городом и деревней Валик подарил Виталию новенький альбом «Битлз» с желтой субмариной на обложке. Виталик уже записал Валентина в лучшие друзья, но не тут то было.

Во время проигрывания самой первой на пластинке песни, после слов «Sky of blue and sea of green іn our yellow submarine», дядя услышал в своей голове чужой голос, гнусаво, почти по слогам, произносящий: «Небо голубое, море зелёное в нашей желтой субмарине». Испугался до смерти! «We all live in a yellow submarine» пели битлы, «Мы… все… живём… в желтой… подводной… лодке» дотошно повторял за ними голос.