— Господин президент, — взял слово Плетнев, — может мне взять оставшиеся корабли с паровыми двигателями и подняться на север, вдруг англичане отправили часть кораблей в Новоархангельску, да даже одного хватит, что бы его сжечь.

— Конечно, действуйте, Иван Петрович, всё верно.

Затем я повернулся к Текумсе и спросил его:

— Теперь вы видите, почему было правильно отправлять сюда моего сына и его мать?

— Да, теперь я вижу.

— Хорошо, и у меня к вам вопрос, Ваши воины присоединятся ко мне, когда мы найдем англичан и выступим им на встречу? И вам надо решить это сейчас, ведь если вы скажете да, то я буду ждать от вас начала войны и на Великих озерах.

Текумсе встал, оглядел собравшихся и смотря мне в глаза, сказал только одно слово:

— Да!

Двадцать шестое мая тысяча восемьсот восьмого года. Столица Калифорнийской республики и её окрестности.

Едва занялся рассвет, как мы приступили к поиску выживших англичан. На каждом из уничтоженных нами линейных кораблей должен был быть экипаж из семи с половиной сотен матросов, офицеров и морских пехотинцев. То есть, на семи кораблях находилось больше пяти тысяч человек. Наверняка кто-то из них уцелел, поэтому мы приступили к поиску.

На самом деле, это было страшно, за несколько часов погибло население целого города. Но мы их сюда не звали, так что можно сказать, что они сами выбрали свою судьбу. С другой стороны, что матросы, что солдаты сейчас люди подневольные. В Англии так вообще на кораблях могли служить люди, к самой Англии-то отношения, не имеющие или попавшие на флот насильно.

Так, хватит заниматься самокопанием, помнится, я за это раскритиковал Плетнева, а сам такой же.

За ночь англичане благополучно догорели и утонили, на поверхности моря остались только многочисленные обломки, которые прибой начал приносить к берегу. Пока не окончательно не рассвело, хорошо вооруженные конные команды прочесывали берег, а потом уже и наши куттеры под прикрытием пушек фрегата «Святая Луиза», а то мало ли что, вдруг английская эскадра вернется, вышли в море, на поиск выживших. Второй фрегат, «Стелла Марис» сегодня уйдёт на север, в Новоархангельск, а «Сан Хуан» давно ушел в Азию за сырьем.

Выживших англичан было не очень много, до конца дня мы подобрали в море и на берегу не более пяти сотен пленных, многие из которых были в той или иной степени ранены. Скорее всего, было ошибкой начинать спасательную операцию днем, а не ночью, но я не хотел рисковать.

Всех спасенных англичан, если это позволяло их состояние, мы отвозили на Алькатрас. Постоянный лагерь для военнопленных мы там не собирались устраивать, там англичане будут дожидаться нашего решения, что с ними делать. А вот какое будет это решение пока большой вопрос.

— Господин президент, вы уже решили, что вы будете с пленными? — как это ни странно, но этот день начался для меня с Ортеги.

Именно наш министр природных ресурсов, пожалуй как-то так будет звучать его должность, первым появился у меня в кабинете, после того как оттуда вышли мои военные и отправились организовывать поиски остатков экипажей английских кораблей.

— Пока нет, мистер Ортега, а вы, судя по тому, что вы здесь уже что-то придумали?

— Конечно. Использовать труд пленных на Аляске нет необходимости, на тамошних угольных приисках трудятся пленные роялисты и больше рабочих рук там не требуется. Англичан можно использовать для добычи угля здесь у нас, в заливе, а можно для ускоренного строительства дороги на юг, в Мексику.

— Это логично, пожалуй, так и сделаем. Но только когда военная угроза будет нейтрализована.

— Вы думаете, что британцы попробуют взять реванш?

— Не знаю, мистер Ортега, с одной стороны, они потеряли семь линейных кораблей, это жуткие потери, просто катастрофические, я сразу и не скажу, нес ли английский флот хоть когда-нибудь такие потери. Может быть, что и нет. По-хорошему, англичанам надо сейчас думать не о том, как захватить республику, а о том, как домой вернуться.

— А с другой стороны золото?

— Именно так, я исхожу из того что командование англичан приблизительно знает, сколько у нас было золота во время первого визита Горна и Рэйнбоу в Калифорнию, а было у нас больше десяти тонн. За эти деньги можно не то что семь, а семьдесят семь линейных кораблей построить и команды набрать. Так что, никуда они не уйдут, а постараются взять нас на суше. Вот увидите.

— Как думаете, какие у англичан силы?

— А что тут думать, когда у нас будут пленные, тогда и узнаем.

Кают-компания линейного корабля HMS «York» флагмана адмирала Кокрейна. Тридцать миль к западу от залива Сан-Франциско. Собрание старших офицеров эскадры и экспедиционных сил.

— Господа, вчера мы потерпели сокрушительное поражение, которому нет оправданий, — голос адмирала Кокрейна был тверд, но сам адмирал до сих пор пребывал в ужасе.

То, что он видел вчера, не укладывалась в его привычную картину мира. Сейчас точность корабельной артиллерии была такая, что приходилось подходить буквально на пистолетный выстрел к врагу. А тут его корабли безнаказанно расстреливались с запредельных, абсолютно невозможных дистанций в несколько миль. И что самое ужасное, сделать с этим вчера ничего было нельзя, пока линейные корабли разворачивались бы, их точно так же расстреляли бы.

Этот Гамильтон, или кто там у него командует этими фортами, подготовил хитроумную смертельную ловушку, в которую и угодила его эскадра.

— Да, вчера нас буквально разгромили, я несу за это полную ответственность и готов по возвращению эскадры в Канаду понести за это наказание. Ночью я много думал о том, что случилось, и принял решение немедленно уходить отсюда, мы возвращаемся обратно. Эскадра пойдет на юг вдоль берега, мы пристанем к берегу, пополним запасы воды и уйдем.

— Кокрейн, обезумели за ночь? — перебил адмирала генерал Батлер, — как можно уходить отсюда? Нам нужно высаживаться и с суши захватить этот чертов город. Если флот опозорился, то это не значит, что армия не справится со своей задачей.

— Генерал, а вы что, не видели, что вчера происходило? Вы не видели, с какой дистанции нас били?

— Видел, адмирал, я все прекрасно видел.

— Тогда вы должны понимать, что с вашими солдатами может произойти то же самое что и с моими кораблями вчера. Что вы будете делать в таком случае?

— Маневрировать, я буду маневрировать. У этого Гамильтона не может быть слишком много этих новых пушек, или из чего они там уничтожали ваши корабли вчера, неважно.

— Таких пушек вообще не должно существовать в природе, генерал. Но они есть, и будут безнаказанно уничтожать ваших солдат, что бы вы мне не говорили. Вам людей не жалко?

— У меня нет людей, у меня солдаты, адмирал. И учитывая то, что случилось вчера, мы просто обязаны захватить этот город. Не только потому, что там лежит целая гора золота, которая нужна и короне и всем здесь присутствующим. Нет, английской короне нужны эти пушки. Флоридские винтовки у нас уже есть, добавьте к этому калифорнийские пушки, и Британия сломает хребет этому корсиканскому выскочке и будет править миром!

Закончив свою речь на этой, весьма высокой ноте, Батлер налил себе вина и жадно его выпил. Адмирал смотрел на то, как двигается кадык генерала и думал:

«Чёрт, а ведь мы так и не сообщили офицерам эскадры, зачем отправились в Калифорнию, о золоте толком никто не знал. И решение не сообщать было принято на совещании, на котором присутствовал и Батлер. Он помнил об этом, но сказал о золоте сейчас, зачем?»

Если бы адмирал Кокрейн знал о долговых обязательствах на семьдесят тысяч фунтов, лежащих в сейфе генерала, то он бы не задавал глупых вопросов. Проблема Батлера заключалась в том что его сын, Джеймс Батлер младший, мало того что слишком сильно увлекался опиумом, этой заразой привезенной из Индии, но еще и скачками, картами и рулеткой. Генерал давно бы отказался бы от сына, пусть тот сам решает свои проблемы. Но сделать он этого просто не мог, тот знал слишком много компрометирующих фактов об отце.