История сильно развлекла Гарри, который просил рассказать ее в подробностях, потом Дезире решила дать отдых памяти и волю воображению. И ее импровизация была не хуже самой истории.

Мы закончили ужин еще засветло. До сна оставалось три часа. Так как больше делать было нечего, я позвал проводника и попросил рассказать о скалах, серых и твердых, которые неясно вырисовывались справа от нас.

Он, как обычно, с безразличием кивнул, и через пятнадцать минут мы отправились в путь. Проводник шел впереди, за ним Гарри, потом Дезире, я замыкал шествие.

Трижды я пытался заговорить с ней, но каждый раз она трясла головой и не поворачивалась. Ее поведение и слова часом раньше были для меня загадкой; была ли это очередная выходка Ле Мир или…

Мне было интересно разгадывать эту загадку; но я выбросил ее из головы, решив, что получу ответ позже, и стал разглядывать то, что было вокруг.

Мы проходили через расщелину между двумя валунами длиной триста или четыреста метров. Впереди, в конце прохода, был такой же валун.

Наши шаги отдавались эхом от стены к стене; ветер выл, и этот звук достигал наших ушей, доводя до дурноты. Кругом были довольно большие щели, в них могла бы пройти лошадь, края валунов осыпались.

Я думал, помнится, что эта порода была известняком, — то тут, то там виднелись слои кварца. Вдруг я услышал крик Гарри.

Я подошел. Гарри с Дезире и Филип, наш проводник, остановились и смотрели на скалу, в которой был проход. Проследив взглядом, куда они смотрели, я увидел линии, выдолбленные на стене, — явно грубую попытку изобразить животное.

Они были в двенадцати метрах над нами, и видеть рисунок было трудно.

— Это лама, — сказал Гарри, а я отступил в сторону.

— Мой мальчик, — отозвалась Дезире, — не думаешь ли ты, что я не могу отличить лошадь от ламы?

— Когда это действительно лошадь, конечно, — саркастически заметил Гарри. — Но где вы видели лошадь с такой шеей?

Мне было очень интересно, и я повернулся к проводнику за разъяснениями.

— Да, сеньор, — сказал Филип, — это кабалло.

— Но кто выбил его?

Филип пожал плечами.

— Он новый — испанский?

Снова пожатие плечами. Мне стало невтерпеж.

— У вас что, нет языка? — вопрошал я. — Говорите! Если вы не знаете автора, так и скажите.

— Я знаю, сеньор.

— Знаете?

— Да, сеньор.

— В таком случае, ради бога, скажите нам.

— Его историю? — Он указал на фигуру на скале.

— Да, идиот!

Безо всякого интереса Филип дважды обернулся вокруг себя, нашел удобный валун, сел, скатал сигарету, закурил и начал рассказывать. Он говорил на испанском диалекте, я попытаюсь передать стиль, насколько позволит перевод.

Много-много лет назад, сеньор, Атахуальпа, инка, сын Хуфина-Капаки, был взят в плен в Каджамарко. Это было четыре-пять столетий назад. Великим Писарро. А в Кузко было золото, на юге, и Атахуальпа приказал, чтобы золото принесли Писарро как выкуп. Гонцы как ветер несли приказ, так быстро, что через пять дней священники солнца несли свое золото из храмов, чтобы спасти жизнь Атахуальпы. — Филип остановился, дымя своей сигаретой, посмотрел на своих слушателей и продолжил: — Там были храмы, и золото, и священники, и солдаты. Но когда воины инков увидели лошадей испанцев и услышали выстрелы, они испугались и убежали, как маленькие дети, вместе со своим золотом. Раньше они никогда не видели белых людей, и оружие, и лошадей. С ними ушло много священников и женщин, все они ушли в снега гор. И после многих дней мытарств они пришли к пещере, там они пропали, и никто их больше не видел, а Эрнандо Писарро и двадцать его всадников не смогли найти их, чтобы достать свое золото. А перед тем как исчезнуть в пещере, они выдолбили над ней изображение лошади, чтобы предупредить своих братьев инков об опасных испанцах, которые выгнали их из Хуануко. Вот и вся история.

— Кто это все вам рассказал, Филип?

Проводник пожал плечами и стал оглядываться, как бы говоря: «Идея носилась в воздухе».

— Но пещера?! — закричала Дезире. — Где же пещера?

— Вот там, сеньора. — Филип показал на проход справа от нас.

Дезире захотела увидеть пещеру. Проводник сказал ей, что туда трудно пройти, но она презрительно отвергла все его аргументы и скомандовала вести нас к пещере.

Гарри, конечно, пошел с ней, а я, как-то нехотя, поплелся сзади: хоть история Филипа была очень подробной, я смотрел на нее как на традиционный рассказ горцев.

Он был прав — тропа к пещере оказалась не из легких. То там, то тут были глубокие расщелины, и мы сильно рисковали, обходя их над кручей.

Наконец мы пришли к небольшой площадке, которая была больше всего похожа на дно огромного колодца, а в центре одной из крутых стен был десятиметровый проход, черный и неровный, приводящий в ужас.

Это был вход в пещеру.

Тут Филип остановился:

— Вот, сеньор. Сюда вошли инки из Хуануко со своим золотом.

Его пробрала дрожь, и лицо побелело.

— Посмотрим, что там! — закричала Дезире, рванувшись вперед.

— Нет, сеньора! — Проводник весь трясся. — Нет!

Сеньор, не разрешайте ей идти внутрь! Много людей отправлялись туда в поисках золота, в их числе и американцы, и они никогда не возвращались. Это пещера дьявола, сеньор. Он прячется в темноте, и никто, кто туда вошел, не может избежать его.

Дезире весело смеялась.

Тогда я пойду навещу дьявола! — воскликнула она, и не успели мы с Гарри дойти до нее, как она забежала в пещеру и исчезла внутри.

Мы бросились за ней, а Филип орал как резаный нам вслед.

— Дезире! — кричал Гарри. — Вернитесь, Дезире!

Ответа не было, но до нас доносилось эхо шагов.

Что это была за глупость! Я думал, она хотела напугать бедного Филипа, а теперь…

— Дезире! — снова звал Гарри, он кричал изо всех сил. — Дезире!

Снова ответа не было. И мы вместе вошли в пещеру. Я помню, заходя, видел бледное как смерть лицо Филипа и его расширенные от ужаса глаза.

Пройдя тридцать метров, мы очутились в полной темноте. Я пробормотал: «Это глупо; нам нужен свет» — и попытался увести Гарри назад. Но он оттолкнул меня и закричал:

— Дезире! Вернитесь, Дезире!

Что я мог сделать? Я шел за ним.