Рассвет застал беглецов на середине реки. Суденышко легко скользило по волнам, подгоняемое попутным ветром. Дядька Терентий бодрствовал, слегка ворочая румпелем и всматриваясь в подернутую туманной дымкой, розовато-золотистую гладь реки. Нарышкин разлепил глаза и полной грудью вдохнул привольный волжский воздух. К речной свежести примешивался стойкий запах рыбы.

— Однако! Как тут провоняло все, — поморщился «Гроза морей».

— Это еще, сударь, райские яблочки! А вот у нас, бывало, особливо когда солонина в трюме протухнет, вот это, я вам доложу, такой запах, что не хуже иного анбре. Случалось, что и до слез прошибало, — улыбнулся старый моряк.

Катерина безмятежно спала в тесной каюте на рундуке, подложив под голову дорожный мешок. На носу вповалку дрыхли Аскольд и Степан. Под банками ворочался и стонал связанный герр Заубер.

— Надо бы немчуру ослобонить, как бы не окочурился! — предложил Терентий.

— И то верно, — Сергей полез освобождать пленника.

Немец долго приходил в себя, разминал затекшие конечности, прикладывал к ссадине на лбу медную монету. Затем, слегка оправившись, он потребовал от Нарышкина разъяснений.

Вольный ли волжский воздух был тому виной сказать трудно, но Сергей выложил Зауберу историю с кладом подчистую. Немец, вначале сидевший нахохлившись, по мере рассказа стал проявлять все большую заинтересованность. Глаза его под треснувшим пенсне заблестели.

— Это есть невероятно! — вскрикивал он время от времени. — Почему вы не говориль мне раньше?

Нарышкин поведал все без утайки. И про то, как карта с кладовой записью попали к нему в руки, и про черную карету и про то, как сокровище действительно уплыло из-под носа и оказалось у негодяя Левушки.

Заубер был потрясен. Некоторое время он сидел, глядя на бегущую мимо бортов воду, тер пальцами виски, а затем, неожиданно встрепенувшись, заявил:

— Я буду ехать с вами, помогать искать книги царя! Не перебивайте! Дома меня ждет только неприятность. Меня схватят жандарм и будут пытать. Мой сердце это не выносить!

Нарышкин просиял. В глубине души он надеялся упросить немца плыть с ними. Заубер мог быть очень полезным. Его достаточно обширные познания в истории и археологии, без сомнения, пригодились бы в поисках сокровища.

— А как же фрау Заубер? — улыбнувшись, спросил Сергей.

На лицо немца набежала тучка.

— Она…как это…сможет переживать! Я посылать ей письмо… — герр Заубер поправил сползшее на нос пенсне. — Марта есть хороший супруг, но… как бы это сказать… она такая… мигер…

— Мегера! — догадался «Гроза морей».

— Да, именно мегера! — Заубер улыбнулся, и лицо его сразу помолодело.

— Но пиво она варит преотличное! — сказал Нарышкин, чтобы как-то смягчить ситуацию. — Ну что, по рукам, Иоганн?

— По рукам, герр Сергей!

Шлюп, поймав попутный ветер, стремительно бежал вперед, рассекая грудью синюю волжскую воду и гоня впереди себя белопенный вал. После обеда миновали Макарьев, оставив город и монастырь слева по борту. По Волге сновало множество судов, и Терентию пришлось глядеть в оба. Несколько раз он вскакивал, перекладывал гик и шлюп; лавируя, уходил в сторону от встречных пароходов, капитаны которых, по-видимому, предпочитали не замечать маленький парусник.

За Макарьевым река стала еще шире. Пообедали чем бог послал, и Терентий, закрепив румпель, прочел короткую, но доходчивую лекцию об обращении с парусами. Управляться с ними оказалось не трудно, так как все парусное вооружение шлюпа состояло из грота и стакселя.

Нести следующую вахту Нарышкин решил сам. Сергей не без удовольствия отметил, что суденышко в его руках довольно послушно держало курс и ходко бежало вперед под туго обтянутыми ветром парусами. Однако Терентий, прищурившись, оглядел проплывающие вдалеке берега и остался недоволен…

— Миль десять делаем. Маловато будет. Так ни в жисть не догоним. Вот ежели парусов набавить… — он покопался в трюме и вернулся оттуда с нестерпимо смердящими рыбой кусками старой парусины и бухтой такелажного троса.

Старый моряк принялся орудовать большой иглой, сшивая остатки старых парусов, затем с обезьяньей ловкостью вскарабкался на мачту, закрепил трос, спустился, снова взобрался наверх, и вот уже рядом со стакселем заполоскал, надулся ветром еще один косой парус.

— Ну вот, — удовлетворенно крякнул Терентий, осматривая работу. — Кливер готов. Теперь все шустрее побежим. А вот, ежели еще бизань на корме изловчимся поставить, то, пожалуй что, можем и нагнать!

Остаток дня до вечера прошел почти без происшествий, вплоть до того момента, когда встречный пароход, громоздкий, двухтрубный «американец», с которым едва разошлись, взбил изрядную волну. Шлюп, казавшийся рядом с пароходом совсем крохотным, так качнуло, что сидевший у левого борта Степан кувыркнулся через голову, прочертив в воздухе босыми пятками дугу и через секунду оказался в воде за кормой.

— Он не умеет плавать! — всплеснула руками Катерина.

— Полундра! — закричал Терентий. — Человек за бортом! Табань!

Дядька, не раздеваясь, прыгнул в воду и в несколько гребков оказался рядом со Степаном, который, молотя во все стороны руками, хрипя и отплевываясь, уверенно шел ко дну.

Положение могло стать критическим, так как шлюп бежал себе вперед и «табанить», как видно, не собирался. Его неопытный экипаж не успел ничего предпринять. Все сидели, как завороженные. Только Катерина, раскачивая суденышко, металась от борта к борту.

— Сергей Валерьянович…Сережа! Сделайте же, что-нибудь! — взмолилась она, цепляясь за снасти и пытаясь разглядеть среди солнечных бликов, пляшущих на волнах, голову тонущего отца.

Нарышкин вскочил и, распустив бухту троса, обмотал его вокруг пустого бочонка из-под солонины. Закрепив за мачту конец бухты, «Гроза морей» метнул бочонок за корму.

«„Сережа“, — подумал он. — Это что-то новое!».

Вдохновленные его поступком, остальные члены экипажа тоже кинулись на подмогу. На борту шлюпа возникла сутолока и неразбериха. Кто-то с силой дернул за снасти, и кливер, сшитый из старой парусины, оборвался, грязной ветошью повиснув на рубке. При этом навалились на румпель и едва не сломали его. Шлюп тут же рыскнул в сторону и лег на другой галс. Паруса заполоскали на ветру. В довершении всего, движимый желанием помочь Аскольд сбросил за борт тяжелый ржавый якорь. А поскольку якорный канат закрепить он не озаботился, тот вместе с якорем в мгновение ока бесследно канул на дно Волги.

И все-таки Терентий, поддерживая одной рукой на плаву мертвой хваткой вцепившегося в него Степана, смог подгрести к бочонку и ухватиться за него. Подтянуть обоих «купальщиков» к шлюпу, рыскающему на речных волнах из стороны в сторону, оказалось тоже делом непростым. Однако тут экипаж суденышка проявил больше слаженности, и через несколько минут Терентий и Степан были снова водворены на борт.

— Спасибо вам, — тихо сказала Катерина Нарышкину. — Век, сударь, не забуду!

— Не за что, — Нарышкин пожал плечами.

«Только что называла меня „Сережа“, а теперь опять — „сударь“! Вот и пойми этих женщин!», — раздраженно подумал он.

К вечеру ветер переменился. Задул с берега. Стало прохладно. Терентий, снова взявшийся за румпель, вынужден был постоянно менять галс, чтобы продолжать двигаться прежним курсом. К ночи ветер стих совсем, и от поверхности воды, нагретой за день, стал ползти густой туман. Паруса захлопали и безжизненно повисли. Теперь шлюп дрейфовал лишь по воле течения реки. Вскоре прямо по курсу возник из тумана силуэт поросшего лесом острова с длинной песчаной косой.

— Надо приставать! — озабоченно высказался Терентий. — В этаком молоке ни единой зги не увидать!