— Они жулики! — давясь фишками, заорал инспектор. — Хватайте их!
От соседнего стола отделились два амбала и с интересом уставились на разоблаченного Нарышкина.
— Дывись, Петро! Сдается мене, что ето той мусью, ше на Арбузной гавани пузырь запущать собирался! — густым басом сказал один из них, и в казино сразу стало тихо.
— Чтоб мене! Господин воздухоплаватель! — отозвался второй. — Он, как видно, решил за то, шоб поиграть в наши кровью заработанные ассигнации! Видать, не придумал ничего интереснее, чем просто навсегда зажмуриться.
— А вон и Моньчик тут! Ступай Моня до нас!
Оба детины, раздвигая толпу, двинулись к горе-игрокам, но тут Нарышкин, затрубив, как раненый африканский слон, ухватился за игральный стол и, понатужившись, опрокинул его. Бывшие на зеленом сукне фишки, деньги и даже драгоценности — все это полетело под ноги зрителей. Толпа вокруг стола тут же смешалась. Кто-то кинулся подбирать монеты, кто-то бросился за фишками, остальной доселе мирно глазеющий на игру народ принялся воинственно вопить и с удовольствием бить друг дружку по физиономии. С пышным звоном на паркет посыпалось большое зеркало, в которое кто-то метнул фикусом. Мимо уха Нарышкина просвистел пущенный, будто копье, биллиардный кий и врезался в домовину настенных часов, насмерть убив кукушку или того, кто вместо нее там обитал…
— Ливеруемся! — завопил Моня, оставляя в покое недодушенного, насмерть перепуганного Жоржика и поспешно суя за пазуху разлетевшиеся, словно листья, ассигнации.
Пользуясь суматохой, раздавая направо-налево пинки и зуботычины, Нарышкин с Моней выползли из общей свалки и под жизнерадостную трель полицейской дудки рванули из казино вон.
— Сюдой! — Моня дернул Нарышкина за рукав.
Они кинулись в лабиринт одесских двориков, пахнущих помоями и таранью, мокрым бельем и пыльными каштанами.
— Хорошо поиграли, — хмуро заметил на бегу Моня. — Аж гай шумит!
Нарышкин, шумно сопя и не прекращая ходу, навесил Брейману хорошую затрещину, отчего тот еле удержался на ногах.
— Вот тебе твой «хороший гешефт», скотина! — запыхавшись, выдавил он.
Глава пятая
НЕ ПОМИНАЙТЕ ЛИХОМ!
«Тотчас дым, стремившийся подняться, но, не могущий проникнуть сквозь металл, стал толкать сосуды вверх и таким образом поднял с ними и человека»
Двор ланжероновой мызы был окружен народом. Окрестные обыватели, грузчики с гавани, торговки рыбой и всякая мелкая босота норовили заглянуть в щели забора, повиснуть на покосившихся воротах, забраться на деревья. Предметом общего любопытства и острых споров была похожая на огромный кабачок, раздувшаяся до неприличия оболочка дирижабля, повисшего над разобранной крышей мастерской.
— Почикайте, бабоньки, якой справный ливер! К ему б ищщо пару пузырев — и совсем как той антон!
— Да ты уж, поди, и забыла який он бывет!
Нарышкин и Моня еле пробились во двор инженеровой хаты, по пути затеяв ссору с компанией каких-то портовых огольцов.
— Ша, босота! — вполне по-одесски огрызнулся на них Нарышкин, тяжело дышавший от долгого бега.
Прорвавшись во двор и кое-как затворив за собой калитку, Сергей первым делом кинулся к Зауберу.
— Плохи наши дела, Иоганн! Мой грех, послушал этого пейсатого краснобая да и полез за длинным рублем!
— Что случаться? — с тревогой поинтересовался немец.
— Случаться то, что с минуты на минуту сюда могут явиться либо полиция, либо наши приятели — кредиторы! — шумно дыша, объявил Гроза морей.
Убираться нам надо отсюда подобру-поздорову!
Он хлопнул по плечу подошедшего инженера:
— Как, Яков Аркадьевич, все ли готово к полету?
— Катенарная подвеска меня беспокоит! — Ланжерон озабоченно поскреб козырек фуражки. — Может и не выдержать!
— Выдержит! — уверенно произнес Сергей и тихо бросил Зауберу:
— Грузите наши вещи, Иоганн. Будем отсюда выбираться!
— Как! Дирижабль надо испытывайт, — удивился Иоганн Карлович. — Он не готов к перелет.
— К черту! — взвился Сергей. — Или летим сей же час, или уже никогда!
— Но как быть с ветер? Нам нужен попутный, в сторону Истанбуль!
Нарышкин послюнявил палец и поднял его вверх.
— Ветер есть. Приятный, легкий бриз… и, может быть, даже в сторону турецкого берега. Вот и славно! Грузитесь, Иоганн Карлыч, или нам с Вами не видать константинопольских реликвий, как своих ушей!
Узнав о предстоящем отлете, Ланжерон вскричал на всю арбузную гавань:
— Не допущу!!!
Инженер заметался по мастерской и, брызжа слюной, принялся что-то доказывать, однако слушать его Нарышкин не стал. Он кивнул Терентию, вдвоем они повалили непокорного строителя дирижабля на диван и спеленали его полотенцами, не забыв и про кляп.
— Послушайте, милый Яков Аркадьевич, — быстро заговорил Сергей. — Не обессудьте, обстоятельства сложились так, что мы вынуждены лететь. Ваше изобретение попадет в газеты, пусть даже и в скандальную хронику, за это я Вам ручаюсь! Мы сами опробуем Ваш аппарат… Считайте, что Вы ненадолго сдали его нам в аренду!
Он порылся в карманах и извлек оттуда жидковатую стопку оставшихся ассигнаций. Отсчитал часть и сунул их инженеру за пазуху.
— Вот. Здесь около тысячи рублей. На первое время Вам хватит… Простите, все, что могу!
Он повернулся, чтобы выйти из хаты.
— И еще… Советую Вам какое-то время не развязываться. Так, по крайней мере, вы обеспечите себе алиби. Понимаете меня?
Инженер поднял на Сергея красное заплаканное лицо и энергично кивнул.
— Вот и хорошо. Не поминайте лихом! — бросил Нарышкин и вышел из комнаты.
— У нас есть готовность! — отрапортовал Заубер, с тревогой глядя на собравшееся у гондолы товарищество.
— Ну и с Богом! — кивнул Сергей. — Полезайте в корзину!
Все, кроме Катерины, поспешили исполнить его приказание.
— Ни в жисть не полезу! — заартачилась она. — Хошь обеими руками перекрестите, а я туда не ногой!
— Надо, Катя! — пытался увещевать Нарышкин. — Другого выхода нет.
— Сердце мое непереносчиво подобных страстев! Где это видано, чтобы в этакой малипусенькой кошелке люди по небу летали?!
— Полезай, Катя, прошу тебя! — прикрикнул Сергей. — Нам тут не до твоих белоснежностей! Лезь, или я тебя силой туда засуну!
— А Вы на меня ор-то не подымайте! Вы мне не муж еще! Вот кабы женились, тогда и горло драли бы!
«Ишь, ощетинилась, не хуже той пантеры, — подумал Сергей. — Того и гляди вцепится!»
Со стороны гавани уже явственно слышались переливы полицейских дудок.
— Катя я прошу тебя, — сказал Нарышкин, стараясь сохранять спокойствие.
— Так что, женитесь? — с вызовом бросила девушка.
— Ну, хорошо… Бог с тобой, пожалуй, что и женюсь!
— Жаловать опосля будете! Говорите сей же час, мучитель души моей, женитесь иль нет?
— Хорошо, я согласен! — негромко ответил Сергей.
— Ну, вот и славно! — крикнул из гондолы Степан. — Смотрите же сударь, чтоб без коварства! Слово не воробей. Пообещались — стало быть, и молодец!
— Молодец в лавке при прилавке! — хмуро буркнул Сергей, помогая сразу ставшей покорной Катерине влезть в корзину.
— Дывись, бабоньки: и девка с ими, — ахнули за воротами. — Совсем страмоту потеряла!
— А что ж, видать без женского полу не один огурец кверху не подымется!
— Ты хоть знаешь, как этой штукой управляют? — спросил Нарышкин у немца, задирая голову и с сомнением глядя на огромную, нависшую над двором оболочку.
— Я немного понимайт, — пожал плечами Заубер, перелезая через борт гондолы.
— О, майн гот! — добавил он и, несмотря на то, что был лютеранином, перекрестил себя православным троеперстием.
Немец запустил двигатель, работающий на светильном газе, открыл какие-то клапаны, и дирижабль, еще пуще раздувшись, на добрую сажень оторвался от земли. Зрители восхищенно ахнули.