— Вам придется ехать в темноте, тут уж ничего не поделаешь, — добавил он. — Но мы остановимся дорогой, чтобы выпить по кружечке пива, и тогда вы подышите свежим воздухом. Устраивайтесь-ка поудобнее. Глядите, вот два кресла словно вас поджидают.

Кресла, покрытые чехлами, были зажаты между шкафом и пианино, и мальчики едва успели усесться, как оказались в полной темноте. Люк поспешно зажег свой фонарик.

Машину качнуло, мотор загудел…

— Поехали! — воскликнул Манюэль. — Ой, как здорово ехать вместе с мебелью! Какие удобные кресла, будто сидишь в гостиной… Ну, скажи, если бы я не нашел этого фургона, ты бы меня здесь бросил? Когда я увидел, как внимательно ты изучаешь карту, я подумал, что ты как раз собираешься это сделать.

Что мог Люк ответить своему настырному попутчику? Он промолчал и, осветив фонариком стоящую в фургоне мебель, в конце концов погасил его, решив поспать, поскольку все равно нечем заняться. Но трудно заснуть вот так по команде, да еще в три часа пополудни, если к тому же рядом с тобой кто-то болтает не закрывая рта. Манюэль и в самом деле трещал без умолку, то и дело перебивая самого себя тревожным вопросом: «Ты все еще здесь?» — «Словно я могу куда-то улететь, — подумал Люк. — Эх, если бы я в самом деле мог улететь… Какие красоты я пропускаю, сидя здесь в темноте…»

Фургон резко затормозил, дверь открылась, и показалось добродушное лицо толстяка.

— Бофор. Вылезайте, ребята. Небольшая остановка. Пойдем в кафе.

Люк зажмурился, ослепленный светом. Горная речка, дома, луг на склоне горы, а вдалеке… вдалеке…

— Это Монблан? — спросил он.

— Его вершина, — ответил толстяк. — Но не будем изображать туристов. Пошли выпьем чего-нибудь.

И Люку пришлось, хочешь не хочешь, зайти в кафе, где худой уже сидел за кружкой пива.

— Еще три кружки, да поживее! — крикнул толстяк хозяину. — А это что еще за птицы?

У стойки стояли взмокшие от жары юноша и девушка и пили лимонный сок. Волосы девушки прилипли ко лбу, а юноша никак не мог отдышаться. Толстяк глядел на них с отеческой улыбкой.

— Что, решили прохладиться? Да, в такую жару пить хочется, никуда не денешься! Далеко путь держите?

— В Флюме, — сказал юноша.

— Флюме мы проезжаем, так что если хотите воспользоваться нашим транспортом, не стесняйтесь.

— Нет, тебя не переделаешь! — проворчал худой.

— А что? Места у нас хватит, а они едва стоят на ногах, сам видишь. Мой Феликс выглядел не лучше, когда вернулся из своего кемпинга: он еле двигался и был такой грязный, что мы испугались. Ты скажешь, что никто не заставляет их так жить. Но раз им нравится шагать по дорогам… Залезайте, птенчики. Девчонка пусть сядет в это кресло, а пареньку придется устроиться на каком-нибудь стуле. Выбор у него большой.

Так они и сделали. Дверь захлопнулась, и Люк снова зажег фонарик.

— Здесь жутко душно, — сказал юноша.

— Но зато мы сидим, — возразила девушка. — Ой, как у меня ноют ноги. Я и не знала, что приходится столько ходить, когда путешествуешь автостопом. Но Кристоф ни за что не хочет останавливать машины, он считает это унизительным.

— Какая глупость! — воскликнул Манюэль. — Наоборот, в этом весь смысл, и когда я увидел мебельный фургон… Верно, Люк?..

— Верно, верно, — ответил Люк. — Но от твоей болтовни у меня голова болит. Я гашу фонарь.

Двадцать минут спустя дверь снова отворилась, и к ним влезли еще трое автостопников.

— Теперь вас семеро, — радостно завопил толстяк. — Почти как в тот день, когда Фабиан привел ко мне девятерых мальчишек из школы, чтобы я их немножко покатал.

Ребята кое-как разместились и рассказали, что младший из них, Эдмонд, прыгая со скалы, вывихнул себе ногу.

— Никто не хотел нас брать, потому что нас трое, — объяснил Эдмонд. — Я нарочно прихрамывал, даже сильнее, чем надо, чтобы меня пожалели. К счастью, этот толстяк…

— Ты, наверно, напомнил ему его младшего сына, Ги, Жака или там Поля, — засмеялся Манюэль. — А куда вы направляетесь?

— В Межев.

— В Межев?.. Как мы.

С этим надо было покончить раз и навсегда. Люк решил поставить точки над «i».

— Не как мы, а как ты один, — заявил он, отчеканивая каждое слово. — Повторяю тебе в сотый раз, что твои кузены меня решительно не интересуют. Кажется, ясно?

— А ты… А ты говорил, что ты мой товарищ… — в отчаянии пробормотал Манюэль.

— Да, я тебе это говорил, и мы провели немало времени вместе, но это не может длиться вечно… Да, кстати, насчет тех ста франков, которые ты мне одолжил… Дай мне твой адрес в Межеве, я пошлю тебе перевод и напишу письмецо, как только вернусь в Париж.

— Месье Валькур… Межев… Но… но… Послушай…

Сколько Манюэль ни настаивал и ни просил, Люк был непреклонен. Фургон остановился в Флюме, где вышли Кристоф и девушка, а потом они поехали прямо до Межева, и товарищи помогли Эдмонду вылезти из машины. Люк схватил Манюэля и подтолкнул его.

— Смотри не отставай от них! Желаю тебе приятных каникул, старик!

Люк напоследок услышал еще раз слова «мой товарищ», а потом дверь захлопнулась, и фургон покатил дальше. Люк откинулся в кресле, сердце у него почему-то сжалось, и, чтобы прогнать печаль, он старался думать о белых вершинах, которые вскоре увидит. Когда же они наконец доберутся до места? Когда?.. Долго ждать ему не пришлось. Дорога начала петлять, заскрипели тормоза, фургон покатил медленнее… И вдруг дверь снова распахнулась.

— А вот мы и приехали, — загудел голос толстяка.

Люк выпрыгнул из фургона и облегченно вздохнул.

— Как приятно снова оказаться на свежем воздухе! А где Монблан?

— Наберись терпения, — ответил толстяк. — Эти холмы закрывают здесь всю панораму гор. Как только их обойдешь, ты увидишь свой Монблан, не волнуйся! Счастливо, парень!

Люк потоптался на месте, не зная, куда идти. Ему было почему-то грустно, и он машинально поискал взглядом Манюэля. Так куда же ему повернуть? Направо? Налево?.. Он решил двинуться налево, но не успел пройти и двадцати метров, как на плечо ему легла чья-то рука.

— Это ты?.. Вот чудеса!

Симон… Люк так и застыл на месте.

— Значит, не поехал смотреть нимские арены? — продолжал Симон, явно радуясь встрече. — Очень хорошо сделал, потому что лучше Шамони ничего на свете нет. Что ты на меня так смотришь?

— Я не ожидал тебя здесь встретить, — пробормотал Люк.

— Раз ты сюда приехал, то, надо думать, именно для того, чтобы повстречать меня. Но вот как тебя встретит Фредерик, не знаю… Он и без того в дурном настроении… Ни о каком восхождении пока и речи нету, мы теперь отправляемся в Талефрский Сад, и наш поход назначен на послезавтра. Но Пьер — он здешний — стал хохотать, когда увидел наше снаряжение. Он говорит, что в этом походе нам не нужны ни веревки, ни крюки, но советует его отложить, потому что погода явно портится. Фредерик ругает его на чем свет стоит, а ведь Пьер во всем этом разбирается как бог, его отец профессиональный альпинист. Короче говоря, бесконечные разговоры и уговоры с утра до вечера, и в конце концов Фредерик отправил меня в Сен-Жерве, чтобы я закупил чертову прорву чернослива и лимонов, а сам он с Бертраном тем временем займется подготовкой восхождения, — тут Симон иронически улыбнулся. — Вот мы с тобой трепемся, а время-то идет. Нам надо поспеть на поезд в Уж, он не так набит, как автобус, и отходит ровно в девятнадцать часов. Бежим скорее, а то опоздаем.

Люк не двинулся с места. Против всякого ожидания, он был рад, что теперь не одинок, ему было приятно вновь встретить этого трепача, который так жестоко обошелся с ним в Фонтенбло, и сказать ему, что прекрасно путешествовал без него. Им только надо объясниться, и тогда Люк готов забыть дурацкую сцену, которая разыгралась между ними там, на обочине дороги. Да, конечно… Но пойти сейчас с веселым и беззаботным Симоном — значило оказаться вскоре в обществе Фредерика, а ведь Люк дал себе зарок никогда больше не встречаться с этим воображалой… «Кто его знает, — подумал Люк, — быть может, это случай выяснить наконец и с ним отношения. И если этот пижон позволит себе говорить свысока, то я ему врежу как следует».