— Ну, а как твой автостоп? Проблем не было? — спросил Симон с обезоруживающей улыбкой.

— Никаких, — ответил Люк суше, чем ему хотелось бы. — Пересаживался с машины на машину, все шло как по маслу.

— Что ж, тем лучше, тем лучше! — воскликнул Симон, приступая к телятине. — Давай поговорим о другом. Какое впечатление на тебя произвел Пьер?

— Отличный парень. Он мне предложил переночевать у них, но я отказался.

— О, значит, ты сумел расположить его к себе, он не со всеми так. Но куда ж ты пойдешь ночевать?.. У тебя есть еще деньги? Отец прислал мне триста франков, и я могу…

— Спасибо, старик, я подумаю.

— Тогда назначаю тебе свидание в час дня завтра перед этой гостиницей… Конечно, в том случае, если мне удастся удрать. Ну, а теперь мне надо поскорей заплатить по счету и отправиться к своему Аттиле. Постарайся найти себе теплый уголок на эту ночь, потому что на рассвете здесь бывает жутко холодно.

Люку не пришлось долго искать этот теплый уголок, так как официантка, едва взглянув на него, тут же повела его по лестнице в мансарду. Эта мансарда была похожа на кладовую мамаши Жоливет, и Люку вспомнились и бакалейная лавчонка, и дворик, и его друг Карим. «Ну ладно, хватит воспоминаний, — сказал он себе. — Я в Шамони, и у меня осталось шестьдесят франков. Если я хочу без особых трудностей добраться до Парижа, то, пожалуй, стоит воспользоваться предложением Симона. Ух, до чего же я устал».

Он проснулся в восемь утра, быстро оделся, вышел из мансарды и сразу же наткнулся на официантку, которая шепнула ему заговорщицким тоном:

— Ну, все в порядке? Умойтесь у колонки во дворе, а я вам принесу завтрак.

Сунув руку в карман своего рюкзака, чтобы вытащить мыло и зубную щетку, Люк наткнулся на какой-то бумажный шарик. Он его машинально расправил и увидел несколько строчек, написанных крупным детским почерком:

А! Сцена у калитки!.. Интереса не представляет… Он выкинул бумажку, умылся и пошел завтракать.

Завтрак стоил шесть франков. Это пробило еще одну брешь в его бюджете, но что поделаешь, тем более что соблазн был велик: кофе с молоком, масло, мед, варенье и сдобные булочки, которые, кстати, он съел до последней крошки. Затем Люк выбежал из гостиницы. Да, Монблан был в шапке, как говорил вчера Пьер, облака обложили его вершину. Но небо по-прежнему сияло, и погода была отличная. Интересно, где находится Море льда? Ладно, он спросит у Пьера. И вообще, уже пора подыматься к их домику. Только бы найти ту тропинку, по которой надо идти.

Поблуждав немного, он все-таки отыскал ее и весело зашагал вверх.

— Привет!

Перед ним стоял сам Пьер. Брюки его были залатаны на коленках, а в расстегнутом вороте рубашки темнела его крепкая загорелая шея.

— Ты точен. Опоздал всего на минуту. Это мне по душе, тем более что утром у меня всегда дел невпроворот, — сказал Пьер, улыбаясь. — Отец на рассвете ушел в горы, и мама места себе не находит. Она всегда волнуется, когда отца нет, натура такая, она только и думает что о несчастных случаях, и, по правде говоря, все эти маленькие облака… Даже отец колебался, стоит ли выходить сегодня, но клиент попался дурной, вроде вашего Фредерика, он и слышать ничего не хотел. Ну, будь что будет… Я думал пойти с тобой после обеда прогуляться, но мама посылает меня на альпийские луга отнести еду старому дяде Эжену. Если хочешь, пойдем со мной. Выйти нам нужно ровно в половине второго.

Люк принял это предложение с восторгом.

— Симон ждет меня в час перед гостиницей, где я ночевал, — сказал он. — С ним я не задержусь, а заодно возьму свой рюкзак.

— Что за гостиница?

— Маленькая, рядом с большой.

— А, у Бонеи! Роскошно живешь.

— Да нет, я спал в мансарде бесплатно. Мой рюкзак…

— Оставь его там, хватит и моего. Навьючим груз на мула.

— У вас есть мул?

— Да, Кокотт. Я его еще не вывел из конюшни, но задал побольше сена, чтобы ему легче было брать подъем.

Разговаривая, мальчики незаметно дошли до дома Пьера. Это было крепкое строение, сложенное до половины из камня, а дальше — из деревянных брусков, с нависающей крышей и утопленными в стенах окнами. Справа находился сарай, который мог служить и мастерской, слева — небольшой огород и конюшня. Тут же был родник, вода его текла по выдолбленному бревну. Розовощекая девочка с ведром в руке сбежала к роднику.

— Тебя мама зовет! — крикнула она Пьеру. — Она затопила плиту, чтобы испечь хлеб для дяди, но ей не хватает дров. Так что тебе придется, хочешь не хочешь, напилить дровишек. А это твой друг из кемпинга? Вас зовут Люк? — весело спросила она. — Привет, Люк! Вы нас застаете за работой, но у нас так всегда, а особенно сегодня, когда надо идти к дяде Эжену.

— Это моя сестричка Мариэтта, — сказал Пьер Люку. — Она у нас как мотор, вся в отца… Договорились, сейчас займусь дровами.

— А мне что делать? — спросил Люк.

— Тебе?.. Тебе?.. Прежде всего пойдем, познакомишься с мамой.

На кухне было невероятно жарко, плита занимала там главное место, а на столе, обсыпанном мукой, лежало уже разделанное тесто. Женщина в сером платье с усталым лицом месила в миске последний хлеб. Она и в самом деле была заметно встревожена и с озабоченным видом бормотала себе что-то под нос.

— Дрова, скорее дрова! — крикнула она Пьеру. — Беда-то какая… Будет гроза! У меня ломит поясницу, это верный признак. Отец не должен был идти в горы. У меня кровь в жилах стынет, когда подумаю, в какую он может попасть переделку. Но ему что говори, что не говори — как горох об стену! А когда случится несчастье, будет поздно… Пожалуй, поход в альпийские луга тоже лучше отложить на завтра, мой мальчик. Эти проклятые облака… Сутки дядя обойдется без хлеба.

— Да брось, мама, опять тебя мучают всякие страхи, — сказал Пьер. — Я подымусь на луга, это уж точно. А твоя поясница не барометр, и папа знает, что делает. Не мучь себя понапрасну, я сейчас принесу дров, а Мариэтта уже притащила воды, слышишь?

Мариэтта вошла в кухню, что-то напевая. Она поставила полное ведро воды на пол.

— Люк будет с нами завтракать? — спросила она. — У нас яичница с копченой ветчиной. Подойдет?

— Конечно, подойдет, — заверил ее Пьер прежде, чем Люк успел ответить. — А теперь айда пилить дрова.

Любо-дорого было глядеть, как Пьер орудовал пилой. За десять минут он напилил не меньше дюжины поленьев, которые Люк перетащил на кухню. Мадам Сандос, несколько успокоившись, поставила хлеба в духовку. Мариэтта вымыла губкой стол, а Пьер, вернувшись со двора, стал раскладывать по мешкам продукты, которые надо было отнести дяде Эжену.

— Сыру! Не забудь положить ему сыр, — напомнила мать. — Он в погребе. Ах, господи, какая беда, вдруг погода не разгуляется.

— Мама, ты не на небо гляди, а на хлебы, вдруг подгорят! Может, пора вынимать? — говорил Пьер, чтобы отвлечь ее от тревожных мыслей.

Если бы не веселая болтовня Мариэтты, которая, уплетая яичницу с ветчиной, все время рассказывала разные смешные истории, завтрак прошел бы уныло. Планкетта ей сказала, что… ха, ха, ха… Она встретила сына Митраля… ха, ха, ха… Ее подруга Лина будет ужинать у тетки Леонтины по случаю своего дня рождения… ха, ха, ха…

— Лина хочет отнести корзинку малины своей тете, — добавила она. — Можно, я помогу ей собирать малину, мама?

— Иди, иди, — пробормотала мать, не отрывая глаз от вершины Монблана, которая была видна сквозь открытую дверь. — Простыни я сама повешу…

— Да, вчера к нам приезжал кукольный театр, представляете? — весело продолжала Мариэтта. — Ужас, столько народу собралось! Нам еще повезло, что рыжий парень нашел для нас с Линой одно место в конце зала, а вообще, там просто яблоку негде было упасть. Правда, пьеса была какая-то дурацкая, ха, ха, ха… Зеленые человечки размахивают руками, а ими командует странный тип, который произносит чудные слова, причем басом. Он вроде бы спустился к нам с Марса, представляете?