Однажды Юлиан Семёнов пригласил меня с Леонидом Каневским к себе. И мы поехали. Это было некое бунгало – то ли квартира, то ли офис: Юлиан был тогда корреспондентом «Литературной газеты». Я Юлиана сразу же назвал Фальстафом – он весь был живой, буйный, бурно проживающий каждую минуту, выпивающий – и все это делающий шумно, громко. Тут же началось какое-то жарение сосисок в камине, появились вино, виски, водка.

А все стены этого бунгало были увешаны картинами. Оказалось, что это рисунки его дочери. И тут он до того разошелся, что стал расхваливать эти картины до такой степени, что нам стало неловко. Он объявил на полном серьезе, что все импрессионисты ни больше ни меньше как последователи его дочери. Но мы уже не обращали на это никакого внимания. А он уже до того вошел в раж, что чуть не упал в камин. А Ленька Каневский решил, что Юлиан много зарабатывает, и попытался «расколоть» его.

– Ой! – вдруг воскликнул он. – Я давно мечтал купить плащ. И тут увидел в витрине одного магазина как раз тот плащ, о котором все время мечтал! К сожалению, у меня всего семьдесят марок, а он стоит значительно дороже…

– Леня! – закричал Юлиан. – Добавь еще семьдесят марок и купи себе этот плащ!

На этом коммерческий разговор и закончился. Но мы все равно замечательно провели время.

Однажды мы ехали с Юлианом Семеновым по одной из крымских дорог и увидели съемочную группу – шла съемка какого-то фильма. Юлиан затормозил, высунулся из дверцы и стал орать:

– Войска! – хотя там никаких войск не было. – Танки вперед! Ура-а!!! Кавалерия! И потом все в корзину!

Захлопнул дверцу и мы поехали дальше. Я обернулся и увидел ошалевшую киногруппу. Впереди, раскинув в недоумении руки, стоял Андрей Миронов. Он не увидел, кто это так орал и, слава Богу, не узнал меня.

Вот такой был Юлиан: ему нужно было всех ошеломить и уехать.

Замечательный случай был с Мишкой Боярским. На съемках фильма «Д`Артаньян и три мушкетера» ему нужно было прыгать с балюстрады, и, конечно, трюк должны были исполнять каскадеры. Они внизу связывали маты, а Мишка появляется наверху и кричит: «Разойдитесь, я прыгаю!» Каскадер снизу ему: «Если сам хочешь делать трюк, ради Бога, я не против, только надо делать по науке». А Мишка, его недослушав, прыгает. Падает на спину, как полагается, вскакивает. Каскадер говорит: «Да ты все неправильно сделал, не сгруппировался…» и так далее. Забирается на балюстраду и кричит, мол, смотри, как я это сделаю. Прыгнул и исчез. Он попал в щель между матами, сломал себе руку и до конца картины ходил загипсованный. Встречая Боярского, он хватался за руку и говорил только одно: «Уйди от меня!»

В Одессе во время съемок все тех же «Трех мушкетеров» я получил необычное звание «Плотный». Оператор решил снимать параллельно короткометражную картину. Собралось много народу поглазеть. И вот две крупные дамы, чтобы все лучше рассмотреть, устроились за его спиной, и когда им что-то не было видно, они ложились на оператора. Он их пытался отогнать: «Дамы, жарко, отступите, мне же неудобно». Так продолжалось несколько раз. Затем одна говорит другой: «Оказывается, Дуров такой маленький!» А другая ей в ответ: «Зато – плотный!» Вот такое звание я получил в Одессе.

Это было время, когда горожане вдруг прониклись любовью к природе и личному овощу и стали организовывать садово-огородные товарищества, объединения и строить на них домики. Не такие, конечно, какие строят нынче «новые русские», напоминающие средневековые крепости. А так, кто из чего мог: из некондиционных досок, дощечек от ящиков, которые тогда валялись у магазинов, рубероида, даже из самана.

Мой старый дружбан по двору Толян построил свою «фазенду», как он ее называл, из обрезков досок. И чтобы она долго стояла, под первую доску (под фундамент!) заложил бутылку водки. «Примета такая», – сказали ему. На новоселье Толян пригласил всех, кто добывал ему доски и шифер, кто помогал по выходным возводить это чудо архитектуры, и просто друзей. Гости были в восторге: это ж надо – своими руками, из ничего! Не хоромы, конечно, но и не собачья конура. Вспомнили старую русскую мудрость: человек в своей жизни должен родить ребенка, поставить дом и посадить дерево. И не было человека счастливее Толяна: у него уже росли два мальчугана, он посадил несколько яблонь на участке и вот теперь – дом! Исполнено последнее жизненное предназначение! Толяну завидовали, всего обслюнявили и смочили пьяными слезами радости. Он и сам крепился из последних сил, чтобы не разрыдаться в голос. Терпел.

И вот уже за полночь (гости решили заночевать на лоне природы) вдруг прошел страшный слух: водка кончилась! Не рассчитали! Перетрясли все заначки, багажники в машинах – пусто! Это было равносильно тому, как если бы ты намылился под горячим душем, разомлел – и тут выключили воду. Тогда магазины ночью не работали. Знать бы, кто варит в округе самогон, но Толян с местным народом еще не сдружился. Он чуть было не упал духом, как вспомнил: господи, да ведь он сам заложил в фундамент бутылку, чтоб дом дольше стоял!

– Мужики! Есть! – крикнул он, подхватил у порога топор и выскочил за дверь.

Мужики бросились за ним, но и жены поняли, что здесь что-то светит, и выскочили за порог. «Фазенда» опустела. Вооружились все – кто ломом, кто гвоздодером, кто саперной лопаткой. Всем, что попало под руку. Толян уже забыл, где искать, и жилище взяли в кольцо. Вокруг все скрежетало и скрипело. И наконец раздался долгожданный крик:

– Наше-ел!

И в этот момент «фазенда», как в замедленной съемке, стала медленно опускаться, потом с треском рухнула и покрыла всех мягкой теплой пылью.

Жертв не было. Гости, как и договорились заранее, ночевали на лоне природы. Впрочем, как и хозяева.

В этой истории винить некого, кроме самих хозяев: сами построили, сами разрушили. Руки есть – опять построят.

А как быть с теми «подарками», которые делают новоселам так называемые профессиональные строители? Расскажу лишь о нескольких случаях.

Один из моих приятелей, которого звали Ерик Маленький (потому что был еще Ерик Большой), получил однокомнатную квартиру в новом доме и пригласил друзей на новоселье. Мы к нему пришли, и тут выяснилось, что балконы после окончания строительства оказались в аварийном состоянии, поэтому их просто отрезали автогеном, а балконные двери завинтили огромными шурупами, предупредив жильцов, что балконов нет, а двери являются продолжением стены и трогать их нельзя.

А надо сказать, что стояла жуткая жара – июль в разгаре. Мы все были молодые, горячие – что нам! Мы развинтили эту дверь и открыли – все же знали, что балкона нет и выходить нельзя.

И в самый разгар торжеств раздался звонок в квартиру. Хозяин пошел открывать, и мы услышали радостные возгласы:

– Щегула! Щегула пришел!

Это был переводчик с семи языков. Очень высокий красивый парень в роскошном по тем временам блестящем капроновом костюме.

– Что же вы, сволочи, не предупредили? Зажилить праздник хотели?

Все с ним пообнимались, перецеловались, он поздравил хозяина с новосельем и буквально через несколько секунд подошел к открытой настежь балконной двери.

– Ну-ну! И какой же вид мы здесь имеем?

И никто не успел рта открыть, как гость сделал с балкона шаг и внизу раздался неприятный шмякающий звук. Все замерли. Хозяин сразу сказал:

– Нет, я вниз не пойду…

И каждый счел своим долгом тоже сказать:

– И я не пойду… И я….

Я понял, что миссия с упавшим телом предназначена для меня. Подошел обреченно к двери, и в это время раздался звонок. Я открыл дверь – передо мной стоял Щегула, морщась и потирая коленку.