Анна сидела на ступеньках дома на колесах. Она была одета в белую тунику, которую носила на уроках танцев. Анна завязала шнурки на своих розовых туфельках и вдруг, взглянув вверх, увидела нечто необычное. Это были птицы, сотни птиц, может быть, тысячи; они все собирались на холме над деревней. Всю жизнь путешествуя в доме на колесах, Анна точно знала, что птицы никогда не совершают перелет в середине лета, но эти птицы на холме определенно готовились к перелету. Они были очень возбуждены, подняли жуткую суматоху, и вдруг, как если бы кто-то выстрелил, подавая команду к началу гонки, поднялись в воздух и черной тучей улетели прочь. Не осталось ни одной птицы.

Никогда на уроке танцев со своим дедушкой Анна не отвлекалась на посторонние мысли. Эти уроки проходили в самой большой комнате белого домика Жардека. Вдоль одной из стен был сделан поручень, который дедушка сам отполировал. Уроки всегда начинались одинаково. Жардек говорил: «demi pliй, Анна. Двенадцатая, очень хорошо».

В тот день Анна очень старалась об этом не думать, но все равно в голове ее постоянно возникал вопрос: «Почему же улетели птицы?»

После урока она вернулась к дому на колесах, встала на ступеньки и осмотрелась по сторонам. Нигде: ни на земле, ни на деревьях, ни на крышах, ни в воздухе – птиц не было. Вообще ни одной птички.

Для детей маленький домик бабушки и дедушки в Турции был родным домом. Так случилось потому, что это был единственный дом в полном смысле этого слова, в котором они когда-либо жили.

Франческо, старший из детей, однажды сказал бабушке:

– Это очень хорошо, что вы никогда ничего не переставляете. Всегда, когда мы приезжаем, мы знаем, что все будет, как прежде.

Огастес, второй мальчик, которого все звали Гасси, поддержал брата – он всегда был горяч.

– Да, ничего не меняется, абсолютно ничего! Что может быть прекрасней!

Анна была самой младшей. Она мягко добавила:

– Совсем ничего – ничего и никогда.

Дети называли Жардек и Бабка своих дедушку и бабушку, которые были родом из Польши и приехали сюда вместе с их матерью Ольгой.

Дети считались англичанами, потому что их отец родился в Англии, но там они никогда не были. Папа был художником, и звали его Кристофер Докси. Уже в детстве он знал, что станет художником, но его отец не мог с этим смириться и надеялся, что если не замечать таланта ребенка, он сам потихоньку угаснет. Мистер Докси работал в банке и мечтал стать управляющим. Он считал жизнь управляющего банком очень респектабельной и во всех отношениях приятной и хотел, чтобы его сыновья, Сесил и Кристофер, тоже стали управляющими в банке.

Сесил был очень похож на своего отца и тоже считал, что сделать карьеру можно, только работая в банке. Он очень усердно учился в школе, особенно серьезно занимался математикой, которая, как он думал, должна помочь ему стать управляющим банком, и, как только достиг определенного возраста, ушел из школы и пошел работать в банк. Кристофер, который был намного моложе Сесила, почти ничего не делал на уроках, проводя время за рисованием в своих школьных тетрадках, и даже когда надо было делать домашнее задание, он снова брался за рисование.

Учителя в школе, где учился Кристофер, конечно же, знали о его мечте стать художником, и директор сделал все, чтобы договориться с его отцом насчет возможного получения стипендии в художественном колледже.

– У вашего сына талант, мистер Докси, ему нужно, дать шанс. Я уверен, он получит стипендию.

Но мистер Докси и слушать ничего не хотел. Он с негодованием говорил:

– Мой сын – художник! Бред! Никакого будущего!

Однажды, когда Кристоферу исполнилось пятнадцать, он понял, что так больше продолжаться не может. Он должен найти учителя и жить среди художников. Юноша облазил весь дом в поисках вещей, которые можно было бы продать, и купил билет на самолет до Парижа. И на этом все, что касается его мамы и папы, закончилось, поскольку с ними он больше никогда уже не общался. Хотя поначалу пытался. Первые два года после отъезда он посылал домой рождественские открытки с очень смешным изображением самого себя, которое он сам рисовал, но так и не получил ответа, хотя всегда давал обратный адрес.

«Наверное, они все еще дуются на меня за то, что я взял несколько безделушек, чтобы купить билет до Парижа, – жаловался он друзьям. – А зря, ведь это вполне компенсирует то, что отец, может быть, оставил бы мне в завещании».

Кристоферу очень тяжело жилось в Париже, он даже голодал, но все-таки добился своей цели. Он стал не просто художником, а хорошим художником. У него был редкий дар передавать на полотне свет и тепло, которые можно увидеть и ощутить только в жарких странах. Постепенно о нем узнали, и картины его стали покупать.

Чтобы писать те картины, которые хотелось, Кристофер все время путешествовал. Он видел жизнь в вечных странствиях, поэтому купил себе старый цыганский дом на колесах, пегого коня по имени Того и много лет путешествовал по разным местам. Он считал себя самым счастливым человеком на свете. И так продолжалось до тех пор, пока Кристофер не приехал в одну маленькую турецкую деревушку, где он узнал, что такое настоящее счастье.

Это была полуразрушенная деревенька на склоне холма —всего несколько стареньких белых домиков с крышами, которые укреплялись срезанными с деревьев ветками, иначе кровлю срывал бы сильный ветер. Еще там были магазинчик, очень маленькая мечеть и чайный домик. Но что-то заставило Кристофера остановить Того напротив самого маленького из домиков. Это был свет. Кристофер никогда раньше не видел, чтобы свет дрожал и переливался, а дома отражали тепло, как если бы оно было чем-то вещественным. Пока Кристофер любовался этими уникальными явлениями природы, дверь дома, напротив которого остановился его дом на колесах, отворилась, и оттуда вышла девушка. Она показалась ему самой прекрасной на земле. Это была Ольга.

И конечно, увидев Ольгу и этот потрясающий свет над деревней, Кристофер не смог уехать. Он договорился о том, чтобы Того мог пастись на поле вместе с коровами, поставил свой дом на колесах на обочине дороги и решил остаться в деревне до тех пор, пока Ольга не согласится стать его женой. Он понимал, что это не может случиться быстро, потому что вряд ли такая молодая девушка, как Ольга, захочет выйти замуж за человека гораздо старше ее.

Они поженились через полгода. В этот момент, если история рассказывалась при детях, вступали они.

– Через год, в Иране, родился я, – говорил Франческо.

Потом встревал Гасси:

– Я родился дальше. Я родился в Индии.

– Погоди, погоди, – говорила его мама, улыбаясь Кристоферу, – еще день, и ты бы родился в Пакистане, но ты так спешил появиться на свет.

Анна знала, что она счастливица.

– А я, я родилась в Турции, когда мы останавливались у Жардека и Бабки. Так что я единственная, кто не родился в нашем доме на колесах.

Жардек и Бабка родились не в Турции, они бежали туда из Польши во время последней мировой войны. В те дни Жардек работал в подполье, помогая людям выбраться из оккупированной немцами Польши. В конце концов кто-то предал его, и они с Бабкой сами были вынуждены бежать. У них почти не было денег, потому что Жардек всю жизнь преподавал танцы, а во время войны найдется немного желающих учиться танцевать. Поэтому, когда нашелся полуразрушенный домик в турецкой деревне, который почти ничего не стоил, они были благодарны судьбе и расположились там. У Жардека были золотые руки, и он сразу же занялся ремонтом дома снаружи, а Бабка наводила порядок внутри.