– Я крестилась кровью человека Церкви, не означает ли это, что я теперь тоже к ней принадлежу?

Беспокойство в глазах чародея сразу сменилось добродушным весельем. Антриг зачерпнул в горсть воды и плеснул ей в лицо.

– Боюсь, – протянул он с деланным сожалением, – что ты, красавица моя, все равно пока остаешься некрещеной! Впрочем, признаюсь: может, у них там и крестятся кровью жертв! А на тебе два трупа – но до епископа ты пока что не дотягиваешь!

– Ах, ничего! – ее голос показался слабым даже ей самой. Как будто после бани!

С берега раздался голос Кериса:

– Давайте быстрее! Нельзя терять ни минуты!

Виндроуз дружески потрепал девушку по голове, но довольно тревожно взглянул ей в лицо. Джоанна почувствовала, что ей хочется разрыдаться – переживания и потрясения только начинали сказываться. Но Керис был прав – времени терять нельзя, выстрелы и так уже переполошили всю округу. И потому девушка, собрав все силы, просто поблагодарила Виндроуза за заботу. Теперь нужно было отправляться в путь.

Отставной кудесник выбрался на берег и подал руку Джоанне. Керис тоже не терял времени даром – он успел перезарядить оба пистолета и засунуть их за пояс, очистить от крови поверженного врага меч и убрать его в ножны. Он был спокоен и уравновешен, казалось, что схватка на него никак не подействовала.

Только глубокой ночью, когда они расположились на ночлег после особенно утомительного дня, полного бегства от дозоров, которые были теперь повсюду, Джоанна по-настоящему осознала, что же сегодня произошло. Заночевали они на сеновале одной фермы. Джоанна долго лежала на пахучем сене с открытыми глазами, мысленно прокручивая, словно видеокассету, события прошедшего дня. Лежать было особенно приятно – по крыше барабанил дождь, негромко давал о себе знать гром.

Было приятно наслаждаться теплом и запахом душистого сена. Ее запястья все ныли – железная хватка убитого гвардейца еще давала о себе знать. Но это были пустяки по сравнению с брызгами крови на лице. Раньше ей приходилось часто наблюдать убийства по телевизору. Таких сцен она видела тысячи, без преувеличения. Но они ее совершенно не трогали. Зато происшедшее сегодня было просто кошмаром.

"Да, я и вправду убила сегодня человека!" – подумала девушка и повторила эту простую фразу несколько раз, пытаясь вдуматься в ее смысл. Вдруг ее обожгло: не одного, а двоих она сегодня лишила жизни.

Она знала, чувствовала, что Антриг уже давно спит. Девушка едва удержалась от соблазна разбудить его – частично потому, что знала, как этот человек устал сегодня. Но только частично… А еще почему – она не могла сказать точно.

Возможно, что ей захотелось поделиться горем с этим разумным человеком – ведь по природе она была неимоверно замкнутой, никогда ни с кем не делилась переживаниями, как бы ей ни было больно. Но теперь в ней вдруг возникла такая потребность. Не спал Керис, но это было уже не то, и девушка постаралась подавить рвущиеся из груди рыдания.

Вдруг некоторое время спустя голос парня спросил из кромешной тьмы:

– Джоанна?

После этого сразу послышался хруст сена, как будто кто-то приминал его тяжестью своего тела. К плечу Джоанны прикоснулась теплая рука послушника.

– С тобой все в порядке?

Удивительно, что Керис тоже был не чужд подобных чувств! Джоанна сглотнула подступивший к горлу комок и, надеясь, что ее слезы никак не повлияют на тембр голоса, вымолвила:

– Ты, наверное, подумаешь, что все это невероятно глупо. Но… скажи, сколько тебе было лет, когда ты… когда ты в первый раз убил человека?

Установилась глубокая тишина, которую нарушал только монотонный негромкий стук дождя по крыше. И, казалось, сено тоже вдруг запахло чуть сильнее.

– Пятнадцать, – сказал наконец Керис, – но вообще-то на тренировках начинают не с этого! Вот потом, когда отработаны приемы владения оружием, уже можно и убить кого-нибудь! Поначалу ты убиваешь связанного преступника. Только после третьего года обучения можно сражаться с осужденными на смерть преступником, который действует как твой полноправный противник. Но все равно – лезвие меча должно с самого начала знать вкус крови!

– Ох! – только и смогла сказать Джоанна.

Она догадалась, что именно это Керис и хотел ей сказать. Неудивительно, что ее переживания наверняка показались бы привыкшему ко всему внуку архимага детским лепетом, достойным осмеяния. Но когда Керис вдруг заговорил снова, она поняла, что длинная пауза возникла потому, что послушник подбирал слова, чтобы озвучить свои мысли, ему не хотелось ненароком обидеть девушку. Потому-то он и говорил небыстро, словно взвешивая каждое сказанное слово.

– Но мне никогда еще не приходилось убивать человека в настоящем бою! – продолжал Керис. – В таком бою, в котором я не знал бы, что точно останусь в живых. Это был первый серьезный бой в моей жизни. Вообще-то нас основательно тренируют, готовят к сражениям… Но они происходят нечасто! – Снова повисла тишина. А затем Керис сказал: – Знаешь, что Инквизиция сделала бы со мной и с Антригом… да и с тобой, как с нашей соучастницей?

Джоанна лишь покачала в темноте головой – она могла только догадываться.

И тогда Керис пустился в обстоятельное разъяснение, тщательно описывая каждую деталь возможной расплаты.

– Вот так и получается, – сказал Керис тихо, – ты ведь сделала это не нарочно, так сложились обстоятельства. Ты не отняла две жизни, ты спасла две, нет, три! А может быть, и больше! А мне вот, похоже, предстоит доставить Антрига живым к регенту, но я сделаю это не как сообщник Виндроуза, в чем меня беспрестанно обвиняет Инквизиция, а по своей воле. Как того требует справедливость! Иногда нельзя позволять себе думать чересчур много! Нужно делать и то, что делать не хочешь, но вынужден!

Странным образом эти слова успокоили Джоанну, и она не проронила больше ни слова.

Наутро Кериса разбудило мычание коровы. Прошедшей ночью дождь остудил воздух, и потому спалось им, уставшим за прошедший день от крови и беспокойства, очень хорошо. Но пробуждение было для Кериса не слишком приятным – окончательно высохшая за ночь одежда и чулки прилипли к телу, вызывая ощущение неудобства.

Слегка привстав, послушник несколько мгновений рассматривал своих товарищей.

Он никак не ожидал от Джоанны, что она будет с ними все эти четыре дня, не покинет их. То, что он видел в ее мире, и то, что она рассказала им с Антригом по пути из Кимила, дало внуку архимага повод усомниться, что девушка сможет вынести все трудности путешествия. Сам Керис воспитывался, как и положено воину – в суровой простоте, без излишеств. А в мире Джоанны, насколько он понял, абсолютно всю работу выполняли машины – обрабатывали поля, строили дороги и мосты, перевозили грузы, даже воевали. Словом, все делали за человека. Человеку оставалось только думать. Следовательно, люди из ее мира, размышлял послушник, должны быть невероятно умны, но немощны телом. Сама же Джоанна была невероятно стеснительна – Керис даже подозревал, что она больше общается с компьютерами, нежели с людьми. Но вчера, как ни странно, она сработала на удивление чисто.

Даже не растерялась в такой обстановке! Если бы Керису заранее сказали, что возникнет такая ситуация, он мог смело спорить на что угодно, что у девушки не хватит смелости нажать на курок.

Хорошо еще, что он ни с кем не заключал такого пари – иначе бы просто проиграл его.

Сейчас, свернувшись калачиком на сене, девушка казалась даже миниатюрнее, изящнее, чем обычно. Ее перепачканную кровью крестьянскую одежду они утопили в озерке по пути, и теперь девушка снова была в привычных ей джинсах и рубашке.

Сухие травинки усеивали ее светлые вьющиеся волосы. Руки и плечи Джоанны, коричневые от загара, были почти сплошь покрыты царапинами и пятнышками – следами укусов насекомых. Уже ставшая привычной настороженность даже во сне не сходила с ее лица, отчего она выглядела старше своих лет. Она, кажется, сказала, что ей двадцать шесть. Но на вид… Впрочем, возраст – вещь не слишком существенная, даже для женщины. А еще… Еще она именно сейчас казалась невероятно одинокой.