– Где мой брат? – спросил великий магистр.

– В покоях на террасе.

Эти комнаты соседствовали с теми, где обычно останавливался дон Фадрике. Проходя мимо своей двери, великий магистр задержался.

– Не могу ли я зайти к себе и немного отдохнуть, прежде чем предстать перед моим братом? – спросил он.

– После того, как ваша светлость встретится с королем, – ответил Мотриль, – вы сможете отдыхать сколько угодно и как угодно…

Тут среди мавров, что шли следом за графом, возникло какое-то замешательство. Великий магистр обернулся.

– Пес, пес… – бормотали мавры.

Действительно, верный Алан вместо того, чтобы вслед за лошадью отправиться на конюшню, пошел за хозяином, словно предчувствуя грозившую ему опасность.

– Пес со мной, – сказал дон Фадрике.

Мавры расступились, больше из страха, чем из уважения, и радостный пес, встав на задние лапы, положил передние на грудь хозяину.

– Да, я тебя понимаю, – сказал дон Фадрике. – Фернан погиб, Аженор далеко, и ты единственный друг, который у меня остался.

– Ваша светлость, неужели среди привилегий великого магистра ордена Святого Иакова есть привилегия входить в покои короля вместе со своим псом? – с ехидной улыбкой осведомился Мотриль.

Дон Фадрике помрачнел от обиды. Мавр стоял рядом; рука великого магистра лежала на рукояти кинжала; мгновенное решение, молниеносный удар – и он отомстит этому насмешливому и наглому рабу.

«Нельзя, – сдержал он себя. – Величие короля лежит и на тех людях, что его окружают: не будем же посягать на величие короля».

Он хладнокровно открыл дверь в свои покои и сделал псу знак идти за ним. Пес послушался.

– Жди меня, Алан, – приказал он.

Пес улегся на львиную шкуру. Великий магистр закрыл дверь. И тут до него донесся голос:

– Брат мой! Ну где же брат мой?

Дон Фадрике узнал голос короля и пошел на него.

Дон Педро, вышедший из ванной и еще бледный после бессонной ночи, сдерживая клокочущий в нем гнев, устремил суровый взгляд на молодого человека, который преклонил перед ним колено.

– Вот и я, мой король и брат мой, – сказал дон Фадрике. – Вы призвали меня, и я перед вами. Я приехал немедленно, чтобы видеть вас и пожелать вам всяческого благополучия.

– Неужели это возможно, великий магистр, и я не должен удивляться тому, что ваши речи полностью расходятся с вашими действиями? – спросил король. – Как, объясните, может быть, что вы желаете мне всяческого блага и сговариваетесь с моими врагами?

– Сеньор, я не понимаю вас, – ответил дон Фадрике, поднимаясь с пола, ибо с того мгновения, как ему предъявили обвинение, он больше ни секунды не хотел оставаться на коленях. – Неужели эти слова адресованы мне?

– Да, вам, великому магистру ордена Святого Иакова.

– Значит, государь, вы считаете меня предателем?

– Почему бы и нет? Вы и есть предатель, – ответил дон Педро.

Молодой человек побледнел, но не утратил самообладания.

– Почему вы обвиняете меня, мой король? – спросил он тоном безграничной кротости. – Я никогда не оскорблял вас, по крайней мере преднамеренно. Совсем наоборот, во многих боях, особенно в войне с маврами, вашими сегодняшними друзьями, я умело владел мечом, который был слишком тяжел для моей еще неокрепшей руки.

– Да, мавры – мои друзья! – вскричал дон Педро. – Мне пришлось выбирать себе друзей среди мавров, потому что в моей семье я нашел только врагов!

По мере того как упреки короля становились все несправедливее и оскорбительнее, дон Фадрике чувствовал в себе все больше гордости и бесстрашия.

– Если вы говорите о моем брате Энрике, – возразил он, – мне нечего вам ответить, меня это не касается. Мой брат Энрике поднял мятеж против вас, мой брат Энрике неправ, потому что вы наш законный сеньор и по возрасту, и по рождению. Мой брат Энрике хочет стать королем Кастилии; верно говорят, что честолюбие затмевает разум. Я же не честолюбив и не претендую ни на что. Я великий магистр ордена Святого Иакова: если вам известен более достойный человек, я готов уступить ему эту должность. Дон Педро молчал.

– Я отвоевал Коимбру у мавров и сижу там как в моем владении. Никто не имеет права на мой город. Хотите, мой брат, я отдам вам Коимбру, это хороший порт.

Дон Педро и на сей раз промолчал.

– У меня есть небольшая армия, – продолжал дон Фадрике, – но я набрал ее с вашего позволения. Хотите, я отдам вам моих солдат, чтобы они сражались против ваших врагов.

Дон Педро продолжал хранить молчание.

– В моих руках лишь собственность, что принадлежит моей матери Элеоноре де Гусман, и богатства, которые я отнял у мавров. Брат мой, хотите я отдам вам свои деньги?

– Мне не нужны ни твоя должность, ни твой город, ни твои солдаты, ни твое богатство! – вспылил дон Педро, не в силах больше сдерживаться, видя спокойствие молодого человека. – Мне нужна твоя голова.

– Моя жизнь, как и все, что я имею, принадлежит вам, мой король, и я не намерен держаться ни за нее, ни за свои богатства. Но зачем вам моя голова, если мое сердце невинно?

– Невинно?! – закричал дон Педро. – А тебе известна француженка по имени Бланка Бурбонская?[72]

– Я знаю француженку, которую зовут Бланкой Бурбонской, и почитаю ее как мою королеву и мою сестру.

– Прекрасно! Так вот, я хотел тебе сказать, что та, которую ты считаешь твоей королевой и твоей сестрой, – враг твоего брата и твоего короля.

– Сир, если вы называете врагом человека, которого вы оскорбили и который хранит в сердце воспоминание об этом оскорблении, – возразил великий магистр, – то особа, о коей вы говорите, может быть, и является вашим врагом. Но, право слово, это все равно, как если бы вы считали своим врагом раненную вашей стрелой газель, что убегает от вас.

– Я называю моим врагом всякого, кто восстанавливает против меня мои города, а эта женщина подняла против меня Толедо. Я называю моим врагом всякого, кто вооружает моих братьев против меня, а эта женщина вооружила против меня моего брата, но не Энрике – честолюбца, как ты его сейчас назвал, а моего брата дона Фадрике, лицемера и кровосмесителя.

– Брат мой, клянусь вам…

– Не клянись, ты нарушишь клятву.

– Брат мой…

– А это тебе известно? – спросил дон Педро, доставая из охотничьей сумки Фернана письмо великого магистра.

Увидев это письмо, подтверждавшее, что Фернан был убит, это попавшее в руки короля доказательство его любви, великий магистр почувствовал, как его оставляют последние силы. Он преклонил колено перед доном Педро и стоял так некоторое время, склонив голову под тяжестью несчастий, которые он предвидел. Шепот пробежал по группе изумленных придворных, находившихся на другом конце галереи; Фадрике, на коленях перед братом, явно умолял о чем-то своего короля; если он упрашивал короля – значит, он виновен; придворные даже помыслить не могли, что дон Фадрике мог бы просить за другого человека.

– Сеньор, призываю в свидетели Бога, – сказал дон Фадрике, – что я не виновен в том, в чем вы обвиняете меня.

– Скоро ты сам скажешь Богу об этом, – ответил король, – потому что я тебе не верю.

– Моя смерть смоет пятно позора, – сказал великий магистр. – И тогда выяснится, что я не замешан в преступлении.

– Не замешан?! – взревел дон Педро. – Ну а что ты на это скажешь?

И в порыве ярости король наотмашь ударил по лицу брата письмом, которое дон Фадрике написал Бланке Бурбонской.

– Хорошо, – отпрянул назад дон Фадрике. – Убейте меня, но не оскорбляйте! Мне давно известно, что мужчины превращаются в трусов, живя в окружении льстецов и рабов!.. Ты трус, король! Ведь ты посмел оскорбить пленника!

– Ко мне! – вскричал дон Педро. – Стража, ко мне! Взять его и казнить!

– Не спеши, – перебил его дон Фадрике, величественно вытянув руку и останавливая брата. – Твою ярость сдержит то, что я тебе скажу. Ты заподозрил невинную женщину и оскорбил короля Франции своим подозрением, но оскорбить Бога не в твоей власти. Поэтому перед тем, как ты казнишь меня, я хочу помолиться, мне нужен час для беседы с небесным Повелителем. Я ведь не мавр какой-нибудь!