Коннетабль взял свой меч за лезвие и хотел вручить его принцу.

Однако неожиданно прискакал на взмыленном коне дон Педро, чьи сильно помятые доспехи были забрызганы кровью. Он отказался преследовать беглецов, решив атаковать тех, кто еще сопротивлялся.

– В чем дело? – вскричал он, бросаясь к коннетаблю. – Как! Вы даруете жизнь этим людям! Нам никогда не быть властелином Испании, пока они живы. Нет им пощады! Смерть им! Смерть!

– Вот что! Этот человек – дикий зверь, – воскликнул Дюгеклен, – и сдохнет, как дикий зверь!

И когда король кинулся на него, он за лезвие поднял свой меч и нанес железной рукояткой такой сильный удар по голове дона Педро, что тот, сникнув под ударом, который свалил бы и быка, оглушенный, полумертвый, рухнул на круп своего коня.

Дюгеклен снова замахнулся своим грозным оружием. Но, бросившись навстречу принцу, он оставил за собой свободное пространство; сюда проскользнули два англичанина, и, когда Бертран поднял обе руки, один схватил его за шлем, а другой обхватил за пояс. Тот, кто схватил его за шлем, тянул Бертрана назад, а тот, кто обхватил его за пояс, пытался свалить с седла.

– Мессир коннетабль, – кричали они, – плен или смерть!

Бертран поднял голову и, сильный, как дикий бык, вышиб из седла англичанина, который обхватил его за шею; одновременно, проткнув острием шпаги нашейник англичанина, державшего его за пояс, он пронзил ему горло и кровью ответил на этот вызов.

Тогда добрая сотня англичан, каждый из которых был готов обрушить удар на гиганта, бросились к Дюгеклену.

– Посмотрим, – громовым голосом вскричал Черный принц, – посмотрим, какой смельчак посмеет тронуть его хоть одним пальцем!

Самые яростные сразу же отпрянули назад, и Дюгеклен оказался свободен.

– На сегодня хватит, дорогой принц, – сказал он, – я обязан дважды отдать вам мой меч. Вы самый великодушный победитель на свете.

И он отдал меч принцу.

Аженор хотел было протянуть и свой.

– Вы что, спятили? – шепнул ему Бертран. – Под вами добрый свежий конь. Бегите, пробирайтесь во Францию, передайте доброму королю Карлу, что я в плену. А если он не захочет ничего для меня сделать, отправляйтесь к моему брату Оливье. Он все уладит…

– Но ваша милость… – возразил Аженор.

– Никто на вас не смотрит, бегите, это мой приказ.

– Скорей! Скорей! – сказал Мюзарон, который мечтал лишь о том, как бы выбраться на простор. – Воспользуемся тем, что мы люди малые, зато назад вернемся великими.

Пока англичане спорили, кто именно взял в плен Заику Виллана, маршала, главных командиров, Аженор проскользнул между ними, Мюзарон улизнул вслед за хозяином, и оба, пустив коней галопом, умчались под градом стрел, которыми их приветствовали – правда, слишком поздно – Каверлэ и Мотриль.

В тот день было взято огромное количество пленных.

Победители считали и пересчитывали людей, словно мелкую монету.

Вместе с Каверлэ и Смельчаком несколько французских воинов усердствовали в сем похвальном деле, которое сводилось к тому, чтобы обобрать пленного после того, как писарь-монах запишет его фамилию, имена, титулы и воинское звание.

Поэтому каждый победитель получал свою долю пленных. Дюгеклен достался принцу Уэльскому. Охранять его принц поручил сеньору де Бюшу, командиру гасконцев.

Жан де Грейи подошел к Бертрану и, взяв его за руку, стал вежливо стягивать с него железную перчатку, тогда как оруженосцы Жана принялись срывать с коннетабля доспехи. Невозмутимый Бертран не сопротивлялся; никто не учинял над ним никакого насилия; сам он мысленно считал и пересчитывал своих друзей, тяжело вздыхая всякий раз, когда кого-либо из них не оказывалось на этой безмолвной перекличке.

– Храбрый коннетабль, – сказал ему Грейи, – вы взяли меня в плен при Кошереле.[166] Видите, как переменчива фортуна: сегодня вы мой пленник.

– Ой ли! – воскликнул Бертран. – Вы ошибаетесь, сеньор. При Кошереле я сам взял вас в плен, а здесь, при Наваррете, вы лишь охраняете меня. В Кошереле вы были моим пленником, а здесь вы мой стражник.

Жан де Грейи покраснел, но предпочел промолчать, потому что в те времена люди с уважением относились к чужой беде.

Дюгеклен присел на насыпь рва и пригласил Виллана Заику, Андрегэма и других присоединиться к нему, так как принц Уэльский приказал трубить сбор своих солдат.

– Они будут молиться, – сказал коннетабль. – Его светлость – храбрый и очень набожный человек. Давайте помолимся и мы.

– Чтобы возблагодарить Бога за спасение? – спросил Виллан Заика.

– Чтобы вымолить у него возмездие! – возразил Бертран. После того как, опустившись на колени, принц Уэльский поблагодарил Господа за эту великую победу, он позвал дона Педро, который смотрел диким зверем и даже не преклонил колен, поскольку был обуреваем какой-то зловещей думой.

– Вы одержали победу, – сказал Черный принц, – и все-таки вы проиграли великую битву.

– Это почему же? – воскликнул дон Педро.

– Потому что проигрывает тот король, который добивается короны, проливая кровь своих подданных.

– Кровь мятежников! – вскричал дон Педро.

– Пусть так! Но ведь Бог уже наказал их за то, что они вас предали! Государь, бойтесь того, чтобы он не наказал и вас, если вы предадите тех, кого он вверил вашему попечению.

– Сеньор! – поклонившись, прошептал дон Педро. – Вам я обязан своей короной, но умоляю вас, – прибавил он, побледнев от гнева и стыда, – не будьте менее милосердным, чем Всевышний… не терзайте меня, я ведь вам так признателен.

И дон Педро преклонил колено. Принц Эдуард поднял его.

– Благодарите Бога, – сказал он. – Мне вы ничем не обязаны.

Сказав эти слова, принц повернулся и пошел в свою палатку обедать.

– Дети мои! – вскричал дон Педро, наконец-то давая волю своему жестокому желанию. – Грабьте мертвецов: сегодня вся добыча – ваша!

И он первый, пришпорив своего свежего коня, поехал по полю битвы, пристально вглядываясь в каждую гору трупов и стремясь скорее добраться до берега реки, туда, где дон Энрике де Трастамаре бился с командиром гасконцев.

Здесь дон Педро слез с коня, заткнул за пояс свой длинный, острый кинжал и, ступая по лужам крови, молча принялся что-то искать.

– Вы уверены, – спросил он Грейи, – что видели, как он упал?

– Уверен, – ответил Грейи. – Лошадь его пала, сраженная топором, который мой оруженосец метнул с несравненной ловкостью.

– Но что стало с ним? Где он?

– Его закрыла туча стрел. Я видел, что его оружие в крови, а потом целая гора мертвых тел обрушилась на него и погребла под собой.

– Хорошо! Хорошо! Давайте искать, – с дикой радостью ответил дон Педро. – Ага, видите, вон там, золотой гребень шлема!

И с проворством тигра он вскочил на трупы, расшвыривая тела, которые закрывали рыцаря с золотым гребнем.

Вытаращив глаза, он дрожащей рукой поднял забрало шлема.

– Это его оруженосец! – воскликнул он. – Это не он!

– Но оружие принадлежит графу Энрике, – заметил Грейи, – хотя на шлеме и нет короны.

– Ну и хитрец! Хитрец! Этот трус отдал свое оружие оруженосцу, чтобы легче было бежать… Но я все предвидел и приказал оцепить поле битвы, через реку он перебраться не мог… А вот и мои верные мавры ведут сюда кого-то… Он наверняка среди них.

– Ищите среди других трупов, – приказал Грейи солдатам, которые удвоили свое рвение. – Пятьсот пиастров[167] тому, кто найдет его живым!

– И тысяча дукатов[168] тому, кто найдет его мертвым! – прибавил дон Педро. – Мы поедем навстречу людям, которых ведет Мотриль.

Дон Педро снова вскочил на коня и в сопровождении множества всадников – они жаждали быть свидетелями предстоящей сцены – поскакал к краю поля, где был виден отряд мавров в белых одеждах, который гнал перед собой пойманных беглецов.