29 июня мы узнали радостную весть — освобожден от захватчиков Бобруйск. Пять пехотных дивизий и одна танковая дивизия противника разгромлены. В этой крупной победе есть доля усилий и нашей 96-й гвардейской Иловайской дивизии.

Командующий 28-й армией генерал-лейтенант А. А. Лучинский объявил благодарность нашему соединению и поставил перед ним новую задачу — пробиться к станции Лесная и перерезать железную дорогу Минск — Брест.

В этот день генерал-майор Кузнецов опять напомнил нам славную страничку из военной истории. На месте станции Лесная в начале XVIII века была русская деревушка под тем же названием. Здесь в то время разыгралось сражение между шведской и русской армиями. Карл XII считался непревзойденным полководцем, перед именем которого содрогалась вся Европа. Однако именно здесь, в битве у Лесной, Петр Первый нанес пришельцам удар, за которым потом последовал разгром шведов под Полтавой.

Лесную освобождал от наполеоновских войск М. И. Кутузов, И вот в тех же местах советским воинам выпала доля биться с немецко-фашистскими захватчиками. Много уже осталось километров за спиной. Но каждый новый еще больше поднимал наш дух.

Сергей Николаевич Кузнецов говорил солдатам: «Ты не просто продвинулся вперед, ты шагами измерил силу свою, силу своей армии и силу своей любви к Родине».

Наш полк стоял в лесу. Из разведки вернулся Дубинда. Он сообщил нам, что станция Лесная примыкает к зеленому массиву в трех километрах от наших боевых порядков. Павел Христофорович прошел школу разведки под руководством Виноградова, Гостева и Кораблева. Его информация всегда была точной. И я подумал: «А не накрыть ли гитлеровцев артиллерийским огнем?»

Наши «боги войны» — Овтин, Сигал, Юрченко и Богуславец— ухватились за эту идею. Густой лес позволял незаметно выкатить орудия к просеке, которую можно было использовать для стрельбы с закрытой позиции.

На длинном самодельном столе появились карта и лист чистой бумаги. Павел Дубинда карандашом переносил со своей шпаргалки на белый лист план станции, направление земляной стены с амбразурами, расположение танков и огневые точки противника.

Мы все дружно курили, но комары не очень-то боялись дыма. Приходилось отбиваться от них. Лишь Дубинда не делал ни одного лишнего движения. Он был мокрый и грязный. От него шел пар. На спине гимнастерки проступила соль. Водил Павел Христофорович карандашом так, что линия врезалась в бумагу навеки.

Рядом с ним на сосновых досках светились солнечные пятна, похожие на блины. Видимо, эти «блины» напомнили замполиту Олейнику о том, что разведчика ждет холодный обед. Он распорядился, и через пять минут повар Володя Спиридонов поставил перед Павлом Дубиндой миску с украинским борщом. Но старшина даже не взглянул на еду. Он, оказывается, проник в село и там наелся вдоволь, а главное, узнал от хозяйки некоторые подробности насчет режима и распорядка немецкого гарнизона на станции. Русская женщина носила офицеру молоко, а сама держала связь с местными партизанами. Она сказала, что обер-лейтенант страшно боится партизан и бобруйского «котла».

2-м батальоном теперь уже официально командовал Иван Филипповский. Я приказал ему скрытно подвести роты на опушку леса возле станции и сразу же после артналета окружить гарнизон.

Филипповский нашел в парторге батальона Тальянове хорошего помощника. Они так сдружились, что почти не расставались. Комбат и парторг взяли на себя детальную разработку вывода рот в исходное положение.

А я по схеме, составленной разведчиком, стал уточнять расположение огневых средств противника. Очень важно было прежде всего самому разобраться в обстановке.

— Значит, три танка периодически курсируют по станции? — обратился я к Дубинде и показал на три ромбика со стрелками противоположных направлений. — Как думаешь, чем это вызвано?

Скуластое, небритое лицо Павла Христофоровича медленно повернулось в сторону, откуда мы пришли в лагерь, заброшенный партизанами.

— Помните, на рассвете нас обстреляли автоматчики. — Он кивнул в направлении станции. — Думаю, что они предупредили обер-лейтенанта. Сегодня он отказался от молока…

Меня поразила наблюдательность старшины. Я подумал о том, что он, с его рабочей закалкой, относится к разведке с таким же старанием, как до войны осваивал специальность монтажника.

Мы приняли все меры, чтобы враг не обнаружил нас, и за пятнадцать минут, после артобстрела, пленили гарнизон. Внезапность принесла нам скорую победу. Филипповский сообщил по рации о количестве пленных, о трофеях. Я не сомневался, что немецкое командование не смирится с потерей очень важной позиции, и приказал комбату как можно прочнее закрепиться на станции.

Две контратаки пехоты, поддержанной танками и артиллерией, не принесли противнику успеха. 2-й батальон отстоял станцию, но понес большие потери. Тяжелые снаряды неприятельского бронепоезда пробивали толстые кирпичные стены, и каждый из них приносил жертвы.

Зато и враг изведал русского свинца. Иванов установил своего «максима» на пригорке и оттуда косил фашистскую пехоту. Но особенно отличились братья Кругловы. На запасном пути еле дышал паровоз с тремя порожними вагонами. Миша восстановил путь с помощью саперов, а Павел развел в топке огонь, разогнал локомотив и пустил его по железнодорожной ветке, на которой за поворотом стоял бронепоезд. Неизвестно, что там произошло, только тяжелые снаряды перестали рваться на станции Лесная.

Сплошная линия укреплений осталась позади. Теперь перед нами были разрозненные очаги сопротивления.

Мы часто сталкивались с неприятелем неожиданно. Однажды он расстрелял в упор полковую батарею 45-мм орудий на конной тяге. В эту засаду попал и генерал-майор Кузнецов. Ему пришлось врукопашную схватиться с немецким солдатом.

Когда выходили в район Подбожья, вдруг услышали впереди сильную стрельбу. В чем дело? Кто опередил нас? Ускорили движение. Навстречу нам выскочили солдаты 295-го полка нашей дивизии. Они рассказали, что батальон попал в засаду и комбат никак не может связаться по радио с командиром части.

Мы с ходу развернулись и внезапной атакой помогли соседям выйти из тяжелого положения.

Но и враг нередко попадался в ловушки, подвергался внезапным ударам с тыла, блудил в непроходимых дебрях. Были случаи, когда небольшая группа наших воинов брала в плен целые воинские части.

Однажды в районе Косово разведчики проникли в расположение противника и нос к носу натолкнулись на большую группу венгерских кавалеристов. В предутреннем тумане они приняли гвардейцев за своих. Мадьяры продолжали сидеть на поляне возле костра. Начальник разведки капитан А. И. Бурехин не растерялся: часть взвода он оставил в засаде, а со старшиной П. X. Дубиндой решительно подошел к вражеским конникам. Больше жестами, чем словами, Бурехин объявил венграм, что они окружены. В подтверждение этого по сигналу капитана из кустов донеслась русская речь. «Окруженные» даже не пытались сопротивляться. Их офицер, понимая по-русски, заверил Бурехина, что они охотно сложат оружие, и дал соответствующую команду.

А вскоре в тех же лесах нам удалось пленить мадьярскую кавалерийскую бригаду. Ею командовал полковник Солтус, невысокого роста, лет сорока пяти. Он неплохо объяснялся по-русски и заявил, что его соотечественники не хотят умирать за фашистов…

В ходе беседы выяснилось, что венгры не верят в победу фюрера, что многие из них дезертируют и охотно сдаются в плен. Полковник Солтус предупредил нас, что эсэсовцы до сих пор держат своих солдат в страхе и немцы будут оказывать упорное сопротивление.

И он оказался прав. Несмотря на то что германская военная машина летом 1944 года стала работать с перебоями, а в психологии немецкого солдата происходил надлом, населенные пункты мы, как правило, брали только с боем. Даже покушение на Гитлера нисколько не облегчило нам продвижение вперед. Фашистские нацисты, а их было немало, по-прежнему задавали тон на фронте.

Мне довелось быть свидетелем допроса гитлеровского полковника, бывшего командира полка. Его заносчивый вид, обозленный взгляд говорили нам: как волка ни корми «котлами», он все равно на Гитлера молится. По лесам и болотам он пробирался на запад. Его схватили разведчики в районе Василевичей. Полковник отказался от еды и медицинской помощи. Он нес в себе тот заряд ненависти и бесноватого фанатизма, который и сейчас воодушевляет недобитых нацистов действовать во имя фашизма.