Я слушал его вполуха, думая о другом. Вот я вернулся в родной мир Подлунья. Что дальше? Даже если дед признает меня своим внуком, мой статус не остановит моих преследователей. И ничто не остановит. Не остановило же нож жреца Ионта то, что мой брат считался его сыном, крон-принцем. "Ты мне не сын, Райтэ. Раб".

Десяти лет оказалось мало, чтобы обо мне забыли.

Вот и хорошо, — ухмыльнулся я. Все равно пришлось бы напомнить. Моя война против Гончаров началась в тот момент, когда умер брат в святилище под ножом жреца-императора. Когда я бежал, обезумев от страха. Когда Тьма Лабиринта спасла меня, но выпила сердце.

Мне надо срочно взрослеть и учиться выигрывать безнадежные схватки.

В свои далеко за пятьдесят Верховный Гончар Сьент выглядел лет на двадцать пять, не более: жрецы Эйне, вкушавшие от даров бога Сущего, старели медленно и жили куда дольше отмеренного простым людям.

Был он высок, строен и мускулист — физическими упражнениями и фехтованием Верховный не пренебрегал. К его выправке более подошел бы военный камзол, нежели жреческий балахон. Золотистого цвета волосы обрамляли его бледное худощавое лицо с прямым носом и бескровными тонкими губами. Аристократическую внешность портили болезненные землистые тени на щеках — память о том, как близко он когда-то, еще в юности, подошел к смерти.

Впрочем, именно это соприкосновение с изнанкой живого мира и помогло ему стать тем, кем он стал. И эта смертная тень иногда заполняла пронзительные голубые глаза Сьента, заставляя бледнеть сильнейших из иерархов Сферикала от его властного взгляда. Верховными жрецами просто так не становятся, одних интриг тут мало.

Но если бы и бессонница была так же боязлива, как обленившиеся иерархи!

Сьенту в эту ночь решительно не спалось. Уже вторые сутки. Его сердце снедало смутное беспокойство, но причин он не мог понять.

Казалось, тревожиться не о чем: все шло по плану. Войска князя Энеарелли при поддержке Гончаров из восточного Сферикала, точнее, их волшебных рабов, довольно быстро продвигаются к Нертаилю, выигрывая битву за битвой. Самозванному королю Стигану не помогут ни амулеты, ни молитвы паттеров Единого, пытавшихся нейтрализовать силу дарэйли и уравнять шансы простых людей, сведя войну к простой силе человеческих рук и меткости лучников.

Еще пара недель, и войска князя осадят Нертаиль. А там уже можно задуматься и о восстановлении Ардонской Империи в прежних границах. Хотя, зачем? Главное — снова взять Лабиринт под контроль Гончаров и сделать то, что не успел десять лет назад: вскрыть, наконец, третий, самый глубокий ярус.

Если там спрятаны Врата в иномирье, — а Сьент не сомневался, что так и есть, причем, именно в Лунный мир, иначе бы слуги Единого давно бы туда сунулись, — то восточный Сферикал получит преимущество перед западным и, в конце-концов, подчинит его. Не будет больше этого дурацкого разделения на Сферикалы. Мир един, и Гончарный круг Эйне должен быть один.

А потом можно и опять уйти в тень, и оттуда незримо дергать Подлунье за ниточки, собирая его разрозненные и враждующие части в единое целое. В один кулак. С фигурой из трех пальцев, которую он, Сьент, покажет двум высшим мирам.

Мечты, мечты…

Нет, уснуть решительно не удавалось. То ли от духоты, то ли от душившей Сьента непонятной тревоги.

Из-за жары полог походного шатра был откинут — на радость мошкаре и комарью. Их радость была недолгой: Гончара окружала созданная его рабами мерцающая завеса из тончайших огненных нитей, и в шаге от походного ложа образовался кружок серого пепла и обугленных трупиков.

Поначалу жрец выметал мусор мановением руки, но ему быстро надоело — отвлекало. Страдать, так страдать. Кроме насекомых-самоубийц, в шатер проникало нечто поназойливей: запах лошадиного пота и давно немытых солдатских тел, вонь отходов жизнедеятельности прожорливого княжеского войска.

И никуда не деться, надо терпеть. Сам же и затеял эту хлопотную, но такую нужную его планам военную операцию, жаловаться не на кого.

Вздохнув, Гончар вытащил из-под подушки книжицу в роскошном золоченом переплете, скрывавшем уже потрепанные страницы, и углубился в чтение.

Свечу можно было не зажигать: завеса давала достаточно света, да и записи в дневнике покойного императора Сьент помнил наизусть. Но Верховному доставляло удовольствие видеть, как менялся почерк его ненавистного врага: поначалу стремительный, ровный и властный, как ряды атакующих солдат, к концу записей он стал дрожащим и слабым, строчки съезжали вниз, слова зачастую не дописывались, словно их выводила рука смертельно больного или перепуганного человека.

"Власть похожа на плотину, меняющую русла рек, — писал Ионт. — Но плотина должна быть такой, чтобы выдержать давление вод Подлунного мира. Они каждый миг ищут твою слабину, ждут твоей ошибки. А найдут — размоют и самую малую трещину и унесут все твои завоевания вместе с жизнью. Если бы я хотел только власти, то обескровил бы реки, чтобы они стали безобидными ручейками. И надо было обескровить, но я оказался слаб. Я хотел еще и величия. Ибо власть ради власти — это плотина, поставленная в пустыне".

— Ты лгал даже наедине с собой, Ионт, — презрительно прошептал Верховный.

Уж кто-кто, а Сьент отлично знал, что император лукавил. Величия Ионт достиг: ему поклонились страны и народы, а его Империя, созданная из малого зерна — крошечного предгорного королевства с гордым именем Ардония — в годы расцвета простиралась на пол-материка: от северных вод реки Нуарты до южного моря Гент, от Золотых гор на востоке до западного океана. Очертаниями на карте она напоминала прыгнувшего льва, и ее основателя назвали Ардонский Лев.

Нет, слабостью Ионта Завоевателя была не жажда величия и славы в веках, а красивые женщины. Но ни одна из них не принесла ему ни наследника, ни хотя бы бастарда.

А фатальной ошибкой императора стала четвертая жена, прекраснейшая из девушек королевства Тысячи островов в западном океане. Не каждый монарх мог позволить себе брак по любви. Завоеватель мог. Так ему казалось до первой брачной ночи.

"Понял ли ты, что разделил ложе с нелюдью? С ненасытной темной дарэйли, с рабыней, побывавшей под всеми иерархами западного Сферикала?" — усмехнулся про себя Сьент, перелистывая пожелтевшие страницы дневника.

Закат Ионта был стремительным и мучительным. Уже через год от могучего мужчины, способного свалить ударом быка, осталась блеклая тень. Власть ускользнула из его рук в руки тестя его прекрасной жены — западного Гончара, как прекрасно знали восточные, — а необъятная Империя стала сырьевым придатком островного королевства.

И тогда в игру вступил Сьент, следивший за ненавистным императором из глубин пещеры в Золотых горах. Тогда он еще не был Верховным жрецом Эйне, бога Сущего, но весь план по превращению хищного Ардонского Льва в покорного ягненка целиком принадлежал ему.

Посланники Восточного Сферикала договорились, наконец, с Ионтом, напуганным и стремительной старостью, и женщиной, пившей его жизненные силы на супружеском ложе. Предложение, которое десятки лет отвергал гордый монарх, было принято: он принес кровную клятву верности восточным Гончарам и стал неофитом культа Эйне.

На следующий же день юную императрицу во время охоты растерзал чудовищный зверь. Вместе с ее западным хозяином. И вся Империя легла под восточный Сферикал. Тогда казалось — надолго легла, и весь мир вслед за ней ляжет. Отличная была операция. Терпеливые восточные жрецы утерли нос западным, выхватив из их жадных лап созревший плод. Оказалось — на жалких восемь лет.

Надо же быть таким идиотом, как Ионт, чтобы все испортить в последний момент неудачным ритуалом!

Вспоминая, Сьент опять испытал прилив ярости и досады. Двадцать с лишним лет тончайшей кропотливой работы Сферикала — псу под хвост! Дождаться, когда тонко направляемый Ионт завоюет для них страны и народы, напугать до полусмерти стремительной старостью, а для этого заставить действовать Западный Сферикал, соблазнив легкой добычей роскошного плода, якобы не интересующего Восток, ушедший в постижение высших материй. Обойти извечных островных соперников и, явившись императору в роли спасителя, сорвать плод самим — и все, все напрасно!