– Сделать работу или умереть?

– Не в этом ли суть проблемы? – в свою очередь спросил Финтан.

Джон заставил себя отвести глаза в сторону. Каким тоном этот человек выносит приговор!

– Видишь ли, Джон, – сказал Доэни. – Чума оказывает новое давление. Это явление называется мутацией. Оно наблюдается сейчас у морских млекопитающих – китов, дельфинов, тюленей и у других видов. Невозможно сейчас остановить распространение этого явления.

Джон почувствовал, что его лицо превратилось в застывшую маску. Мутация! Это было то, чего он не мог предположить. Ситуация вышла из-под контроля, и теперь зло будет распространяться со сверхъестественной быстротой.

– Если ты подождешь здесь, – сказал Доэни, – я пойду и дам распоряжения относительно твоего путешествия.

Он вышел в холл. Кевин уже был там, как призрак, беззвучно появившись из примыкающего офиса.

– Ты идиот, Доэни! – грозно прошептал Кевин. – Что если он попытается разрушить нашу работу в Киллалу?

– Тогда вы его убьете, – невозмутимо ответил Финтан. – Они уже выслали отпечатки пальцев и зубные карты?

– Они действуют чрезвычайно осторожно. Для чего они нам нужны? У нас что, есть подозреваемый?

– Было опасно спрашивать, Кевин.

– Просто жить тоже опасно!

– Кевин… если он действительно О'Нейл, то достаточно дать ему правильную мотивацию, и он решит для нас эту проблему.

– Ты ведь твердил ему все время, что лекарство нельзя создать!

– Это его весьма удивило, я знаю. Он был шокирован, потому что никогда не думал об этом раньше. Типичный ученый – стремится к цели, не пытаясь даже представить себе все возможные последствия.

– А что, если ты прав? – спросил Кевин. – Что, если это О'Нейл, и ОН потерпит неудачу.

– Тогда у нас просто уже не будет никакой надежды.

Первая встреча Уильяма Рокермана с пилотом произошла на аэродроме Хагерстауна в Мериленде. На востоке рассвет проложил тонкую трещинку света на горизонте. Было холодно, и в туманной сырости Рокерман чувствовал внутри какую-то нервную пустоту. Он остановился в военном отеле вблизи аэродрома два дня назад, а потом синоптики сообщили, что наступили благоприятные условия для трансатлантического перелета. Эти два дня Рокерман страдал от насморка и головной боли. В нем нарастала уверенность, что это первые симптомы чумы. С чувством безразличия он понял, что стал переносчиком болезни.

Кто-то из вашингтонской правительственной элиты должен был это сделать, и на карту поставлено было очень многое. Небольшая группа политиков Бекетта действительно укрепила позиции. Но они были сумасшедшими, если думали, что смогут контролировать ситуацию сами.

Гренмор Маккрей, пилот, оказался приземистым и довольно плотным парнем с чрезмерно большой головой – настолько несоразмерной, что Рокерман подумал об этом явлении, как о результате гормонального дисбаланса. Маккрей, стоявший внутри самолета, казался деформированным – маленькие голубые глазки, далеко отстоявшие от плоского носа, длинный рот с толстыми губами и массивная челюсть, которая двигалась будто на шарнирах и, казалось, существовала сама по себе.

Машина Маккрея представляла собой небольшой двухместный реактивный самолет неизвестной Рокерману модели. Было похоже, что он сделан по специальному заказу – быстрый, с полированной поверхностью и выступающим носом. Дверца была раскладная и образовывала ступеньки.

Сержант, доставивший Рокермана на аэродром, стоял внизу в развевающемся на влажном ветру пальто, пока Маккрей не закрыл дверцу и не загерметизировался. После того, как сумка Рокермана была прикреплена к пустому сиденью, Маккрей подошел ближе, и начался самый странный допрос из всех, какие только были в жизни Уильяма.

– Скажите мне, доктор Рокерман, – начал Маккрей, – есть ли причина, по которой Чарли Турквуд может хотеть вашей смерти?

Рокерман, сидевший в кабине справа и начинавший пристегивать ремень безопасности, замер от неожиданности и пристально посмотрел на пилота. Что за странный вопрос. Уильям даже засомневался, правильно ли его расслышал.

– Закрепите ремень получше, – посоветовал Маккрей. – Отсюда мы можем попасть прямо в ад.

– Вы полагаете, что Чарли Турквуд может хотеть моей смерти? – спросил Рокерман, защелкивая замок ремня безопасности.

– Это общая идея. – Маккрей надел наушники и отрегулировал положение микрофона у своих губ, а затем нажал большим пальцем переключатель на руле управления. – Это Ровер Бой, – сказал он. – К вылету готов.

– Вылет разрешаем, Ровер Бой. – Металлический голос раздался из верхнего динамика как из глубокого колодца. Рокерман посмотрел на решетку.

– Я не имею ни малейшего представления о том, о чем вы говорите, – ответил он и подумал: во что мог втянуть его Джим Сэддлер, чтобы кто-то был заинтересован в его смерти! Рокерман продолжал размышлять об этом, когда Маккрей миновал взлетно-посадочную полосу, вырулил на стартовую позицию и направил самолет по длинному летному полю.

После этого пилот взглянул на Рокермана.

– Надеюсь, что вы говорите правду.

Он защелкал тумблерами. Самолет набрал скорость, сначала медленно, затем вдавливая Рокермана в мягкое кресло. Подъем был плавным, с последующим быстрым взлетом над низкой пеленой облаков. Рокерман щурился от яркого солнца, отражавшегося от кудрявого облачного слоя.

– Примерное время полета – около шести с половиной часов, – сказал Маккрей.

– Почему, черт возьми, вы задали этот вопрос относительно Турквуда? – поинтересовался Рокерман.

– Я работал на ЦРУ, и у меня до сих пор осталось там несколько приятелей, сообщающих мне кое-какие новости. Я кое-что разнюхал, понимаешь? Могу я называть вас просто Билл? Я слышал, что вас так зовут ваши друзья.

Рокерман жестко произнес:

– Называйте меня, как хотите, только объясните это… это…

– Что ж, Билл, мои друзья говорят, что Турки всегда приносит плохие новости. Я тут кое-что разузнал. Мне хотелось узнать, есть ли несколько джокеров в этой колоде карт… или другая причина для нашего маленького путешествия.

– Какая еще может быть причина? – Рокерман посмотрел на пелену облаков, меняющийся ландшафт и воздержался от комментариев. Он даже подумал, что ему просто подсунули сумасшедшего пилота.

– Ты действительно думаешь, что у ирландцев есть Безумец О'Нейл? – спросил Маккрей. – Меня попросили разузнать об этом сразу после того, как я тебя сброшу.

– Не могу этого сказать с уверенностью, – сказал Рокерман.

– Я знаю того сержанта, который привез тебя на аэродром, – продолжил Маккрей. – Странная у этого парня работа. О чем вы разговаривали, когда ехали сюда?

– Он спрашивал, кто рекомендовал меня для выполнения этого задания. Я… я сказал ему, что думаю, это идея самого президента.

– Боже мой! – воскликнул Маккрей.

– Может, объяснишь мне, что все это значит?

– Понимаешь, Билл, – начал пилот, – мы сейчас находимся на высоте тридцать две тысячи, и здесь все выглядит просто, препятствий никаких быть не должно. Я хочу поставить эту птичку на автопилот, а сам вернусь и осмотрю машину. Ты сиди смирно и ничего не трогай. Дашь мне знать, если увидишь другой самолет, – пропоешь что-нибудь. Хорошо?

– Осмотреть машину? Зачем?

– У меня такое чувство, что я об этом полете знаю побольше. Я был уверен, что мы не упаковали ничего, способного наделать шуму.

– Бомба? – Рокерман почувствовал, как у него засосало под ложечкой.

Маккрей расстегнул свои «доспехи» и выскользнул из них. Он стоял пригнувшись, глядя через плечо на Рокермана.

– Это, может быть, моя врожденная осторожность. – Пилот повернулся и вышел из кабины, но его голос все еще был слышен Рокерману. – Черт побери! Нужно было самому проинспектировать эту птичку еще на земле!